Читаем без скачивания База-500: Ягдкоманда - Алекс Берн

— Да, разумеется. Но там сейчас заправляют англичане, — заметил Рудаков. — И на хрена им там евреи, если они давно уже договорились с местными арабами?

Рудаков был прав. Прав на сто процентов: проклятые англичане не захотели переселения европейских евреев ни в Палестину, ни даже на принадлежавший французам экзотический остров Мадагаскар. И наш фюрер, скованный жесткими условиями военного времени, был вынужден принять решение об уничтожении евреев — не как конкретного народа, но как главного дестабилизирующего Европу фактора. Рудаков этого не знал, но я, как командир подразделения айнзатцгруппы, читал секретный протокол выступления Гейдриха на весенней конференции СД и СС в Ванзее. Странно: Гейдриха уже нет, но его рецепт «окончательного решения еврейского вопроса» живет живее всех живых!

— Никто не хочет выделить евреям кусок земли! — заключил я. — Они никому не нужны, но никто не хочет взять ответственность за окончательное и всех устраивающее решение еврейского вопроса. Лишь революционный дух национал-социализма способен сдвинуть с места этот залежалый камень. И нам не оставили выбора. Уничтожение! Мы не звери, но у нас просто нет иного выхода! И почему проклятые англичане не оставили нам выбора, не пожелав переселения европейских евреев не только на их историческую родину Палестину, но хотя бы на французский Мадагаскар, уступленный ставшими очень сговорчивыми после 1940 года французами?! Почему англичане не хотят, чтобы евреи с присущим им трудолюбием и упорством превратили бы никому не нужный остров в африканский очаг европейской культуры? Все потому, что Британия — это современная тупая и спесивая собака на сене! Не люблю англичан!

— Да, действия англичан весьма нелогичны, — согласился Рудаков. — Решительно поддержав Финляндию в войне с Советами, они проявляют неразумное и самоубийственное упорство в противостоянии с европейской Германии, да еще к тому же ради сохранения этого противостояния вступив в абсурдный и самоубийственный союз с преступным режимом Сталина! Ну не идиотизм ли это?!

— Англичане очень странные люди, — абсолютно искренне высказался я. — Им наплевать на будущее Европы! Они не считают себя континентальной державой. Более того: любая континентальная держава для них в принципе является врагом. Поэтому им ближе их бывшая колония США, которую они готовы признать мировым лидером, — лишь бы не континентальная страна!

— А какое наше место? — напомнил Рудаков. — Как оно представляется фюреру?

— Не знаю насчет фюрера, но рейхсфюрер четко обозначил нам цель, к которой надо стремиться. Великая наднациональная общность СС! — с пафосом воскликнул я. — Новый орден меченосцев на новой границе Европы! Разве это не лучший выбор для тех народов, которым выпала честь германизироваться?

— Честно говоря, нет! — признался Рудаков.

— Ты слишком много выпил, — заключил я. — И скажи спасибо, что нас не слышит гестапо. Иначе мы оба сидели бы сейчас в одной камере, не взирая на то, что я — ариец, а ты — пока еще не германизированный унтерменш-славянин. Впрочем, я так понял, что у нас скоро будет свое гестапо.

— В смысле? — воззрился на меня Рудаков.

— Ну, нам же дали нового начальника штаба… Вахмана! Он же из гестапо, не так ли?

— Нет, он из СД, — возразил Рудаков. — И по возрасту он должен быть в одном с тобой чине или выше… Видно, в тылах все время ошивался. Но не из гестапо. Судя по всему, старый кадр Гейдриха, который вдруг оказался не у дел.

— Ну а твое личное впечатление? — продолжал расспрашивать я.

— Да что сказать? — пожал плечами Рудаков. — Такой… серый педант. Но дело свое хорошо знает: на всех собирает информацию. Веришь ли: побеседовал со всем личным составом батальона! И все пишет в свою книжечку, пишет… Но материальное снабжение организовать сумел! Воплощенный орднунг, короче!

— Это хорошо! — одобрил я. — Ну а куда он педантично пишет доносы, это я выясню и тогда определю степень его опасности.

— Ты надеешься его приручить? — усмехнулся Рудаков.

— Приручить? Не знаю… Но контрмеры я для него легко придумаю, уж поверь мне! — заверил я.

Я действительно так думал.

Глава 9

Сергей Рудаков (портрет)

Летом 1937 года капитан ВВС РККА Сергей Рудаков отметил свое тридцатилетие необычным способом: он перелетел на своем боевом истребителе в Латвию. Практически сразу он попал в поле зрения гестапо и уже через две недели оказался в Берлине. Там в гестапо долго и тщательно выясняло причины его бегства из СССР. Все оказалось банально просто.

Мать Рудакова по социальному происхождению значилась как «совслужащая», что означало: она работала в одном из правительственных учреждений. В столь важном для коммунистов пункте анкеты «социальное происхождение» она указывала: из семьи сапожника. На самом деле ее отец владел пошивочной мастерской, но поскольку он умер еще до захвата власти большевиками и гражданской войны, то матери Рудакова удалось сохранить это в тайне.

В отношении отца Рудакова сам юный Сергей писал в различных анкетах, что отца он никогда не знал, поскольку тот оставил семью вскоре после рождения ребенка. Мать утверждала, что отец происходил из крестьян Витебской губернии. Призванный на фронт, он погиб в 1916 году.

Очевидно, что происхождение ни матери Рудакова, ни тем более погибшего на Великой войне (или как было принято называть ту войну в большевистской России, — «империалистической») ни у кого не вызывало сомнений. Сергей Рудаков беспрепятственно вступил в комсомол, получил в фабрично-заводском училище рабочую специальность слесаря и по комсомольской путевке был отправлен в летное училище. Способный парень быстро обратил на себя внимание и начал быстро делать карьеру в авиацию. Скорее всего, к войне он дослужился бы до высоких должностей, если бы не тот солнечный день, когда КПП военного городка вдруг появилась мать. Сергей сразу понял: произошло нечто экстраординарное. Мать, плача, принялась рассказывать, что у нее на квартире три дня назад появился человек, который сказал, что привез весточку от отца. И действительно, он передал письмо от отца, которого считали погибшим.

Надо сказать, что Рудаков к тому моменту, как отец ушел на фронт, был достаточно большим, чтобы знать: он из семьи потомственного дворянина, кадрового офицера Императорской армии. И он вовсе не погиб на фронте, а вернулся в начале 1918 года в Москву. Ему хватило ума не проходить объявленную большевиками регистрацию офицеров (подавляющее большинство из прошедших регистрацию незамедлительно расстреляли), а сразу отправиться на Дон, где казачий атаман Каледин собирал армию для борьбы с большевиками.

Штабс-капитан Владимир Рудаков прошел долгий путь беспощадной борьбы с большевиками: от Ледяного похода генерала Корнилова до Крымской катастрофы, когда расчетливые англичане решили договориться с большевиками и не только сами предали Белую армию, но и вынудили своих французских союзников оставить барона Врангеля без поддержки. Полковник марковского офицерского полка прибыл в Германию: после бесстыдного предательства бывших союзников униженные немцы оказались русскому офицеру ближе.

Оказавшись в Риге по делам офицерского союза генерала фон Лампе, Рудаков воспользовался случаем, чтобы через возвращающегося в Советскую Россию эмигранта передать весточку семье. Он не учел только того, что вернувшегося эмигранта НКВД будет держать под неусыпным контролем.

Эмигранта арестовали сразу, как только он покинул квартиру Анны Рудаковой. Его схватили на улице, дав пройти два квартала. Вышедшая следом за ним из подъезда Анна увидела, как двое офицеров в форме НКВД ловко запихивают в черную машину ее гостя. Она все поняла. Она поняла, какая опасность грозит ее сыну. Она тут же отправилась на витебский вокзал и купила билет на первый же поезд до Смоленска.

Выслушав плачущую мать, Рудаков повел ее в город и устроил на частную квартиру к знакомым. План родился мгновенно: проникнуть на аэродром и улететь вместе с матерью на связном самолете, который всегда был в готовности. Он знает, как проникнуть на аэродром незаметно. А там немного везения — и они уже в Латвии, у отца. Сергей оставил мать на полчаса: пошел за мотоциклом. А когда он вернулся, она уже умерла: инсульт.

Рудаков уже на следующий день похоронил мать. Стоя перед гробом, он сжимал в кармане письмо отца. Он хотел сжечь письмо и это было бы самым правильным решением. Но он помнил, с каким трепетом мать перечитывала строчки на этом листке бумаги. Для нее это была связующая нить с дорогим ей человеком. И Рудаков не смог сжечь письмо. Когда могильщики собирались накрыть гроб крышкой, он жестом остановил их и положил сложенный вчетверо листок под заледеневшие ладони матери. Это было ошибкой, роковой ошибкой, — но он не мог поступить иначе.