Читаем без скачивания Ускоренный мир 8: Двойная звезда судьбы - Рэки Кавахара

— Да, я в порядке, спасибо. Ты меня словно Инкарнацией исцелила, Синомия, — поблагодарил он её, и та подобающе засмущалась.

Порозовев и опустив голову, она принялась быстро набирать:

«UI> Хорошо, что ничего серьёзного не случилось. Не беспокойся слишком по поводу влияния Брони. Было бы удивительно, если бы Усиливающее Снаряжение с такой силой и историей не вызывало Оверфлоу. Но она не может воздействовать на тебя постоянно, если ты не надеваешь её в Ускоренном Мире. И главное, как только мы выберемся сегодня из Замка, я сразу же начну очищение.»

— Угу, точно, — ответил Харуюки после небольшой паузы.

На мгновение ему показалось неприятным, что и спасение Ардор Мейден, и их сегодняшний побег из замка преследовали одну лишь цель — его очищение.

Но разве это ощущение было уместным? Если Харуюки не сможет избавиться от Брони Бедствия, через три дня, на Конференции Семи Королей Сильвер Кроу объявят преступником и назначат награду за его голову. Ему нужно было во что бы то ни стало избежать этого.

К счастью, Утай не заметила этой паузы и продолжила молниеносно печатать:

«UI> Ну что же, тогда приступим к комитетской работе. Уверена, Хоу уже проголодался.»

Она взмахнула рукой, убирая клавиатуру, и подняла лежащую неподалёку сумку. Затем Утай, даже не оборачиваясь, направилась к северо-западному углу школы, где находилась клетка для животных. Харуюки поспешил догнать её.

Африканская зорька по кличке «Хоу» переехала из Мацуноги в Умесато всего два дня назад.

Но, судя по виду дремавшей на ветке искусственного дерева птице, она уже успела привыкнуть к своему новому дому. На приблизившегося к клетке Харуюки Хоу не обратил никакого внимания, но стоило ему услышать звуки шагов Утай, как он резко открыл глаза и расправил крылья.

— М-да, знает ведь, кто его кормит… — пробормотал Харуюки с улыбкой и открыл дверь.

Проскользнув внутрь, он забрал испачкавшуюся бумагу и тазик с водой, передав их Утай. Та в ответ подала ему высохшую со вчерашнего дня бумагу. Затем Харуюки проверил датчики веса и температуры, убедившись, что с Хоу всё в порядке.

Харуюки вышел из клетки и направился мыть бумагу, по пути бросив взгляд на выглядывающий из сумки Утай белый холодильный контейнер.

Там была еда Хоу. Вчера он узнал, что Хоу ел мясо, но Утай сказала, что не всегда кормила его цыплятиной, свининой или говядиной. Кроме того, Утай собиралась показать ему сегодня процесс приготовления еды, правда, заметила, что ему нужно приготовиться к возможному психологическом шоку. Харуюки всё гадал, что значили её слова и, домыв бумагу, потянул к контейнеру руку…

«UI> Я думаю, тебе это блюдо не понравится, Арита-сан.»

Завидев этот текст в окне чата, он тут же остановился. Обернувшись, он увидел хитро улыбающуюся Утай, выходящую из клетки.

— А, нет, я вовсе не собирался его есть. Мне уже четырнадцать, я всякую дрянь не ем уже, — сказал он, уже забыв про баклажанный спор между ним и Тиюри вчера вечером.

Харуюки развесил бумагу сушиться, вытер руки и повернулся к Утай.

Четвероклассница на мгновение нерешительно задумалась, но затем кивнула.

«UI> Хорошо, начинаю готовить обед Хоу.»

Переставив сумку поближе к крану с водой, она достала из неё контейнер, по очереди открыла замки с каждой стороны и сняла крышку. Любопытствующий Харуюки тут же заглянул внутрь. Через две секунды у него спёрло дыхание.

Внутри лежал хладагент и ряд пятисантиметровых розовых животных… судя по всему, мышат, ещё не успевших обрасти мехом. Естественно, они мертвы, и Харуюки судил лишь по форме. Их было четыре. Утай взяла одну тушку и положила её на крышку контейнера, которую поставила в умывальник. Второй рукой она набрала:

«UI> А на обед у него «замороженные мышата». Домашние совы едят в основном мышей и цыплят, ещё некоторых можно кормить сверчками и некоторыми личинками. Но целые мышата для них великоваты, приходится разделывать.»

Затем она вновь запустила руку в сумку и вытащила нечто ещё более удивительное.

Небольшой ножик с блестящей деревянной ручкой и чехлом. Утай сняла его, обнажив голубоватое лезвие примерно шестисантиметровой длины. Богатство отделки и наличие чехла сообщали, что этот нож был вовсе не кухонным.

«UI> Естественно, разрешение на его ношение у меня тоже есть. Правда, на улице мне его доставать нельзя — арестуют моментально.»

Этот комментарий она написала отнюдь неспроста. К 2047 году ношение любого холодного оружия, вне зависимости от длины клинка, было под запретом. При наличии рабочей необходимости соответствующее разрешение можно получить в комитете по социальной безопасности (естественно, разрешение выдавалось лишь на переноску), но Харуюки слышал, что выдавали их далеко не всем.

— Н… ничего себе, какие у тебя разрешения есть, — рефлекторно пробормотал Харуюки.

Утай слегка улыбнулась, но ничего не ответила. Вместо этого она ухватила левой рукой лежащего на крышке мышонка, а правой поднесла к нему острие ножа.

Она плавно провела ножом, разделив тушку точно пополам. Удивительно, но крышку она при этом не поцарапала вовсе. Ещё пара движений ножа и мышонок превратился в те самые ломтики мяса, которые вчера с таким аппетитом ел Хоу. Тушки, судя по всему, были предварительно выпотрошены, так что Утай оставалось лишь смыть кровь с крышки и вымыть нож.

Работая, Утай концентрировалась так сильно, что казалась практически другим человеком, и поэтому Харуюки не отвлекал её. Кроме того, вызываться помочь ему тем более не хотелось. Разделка мышей заняла у неё всего пару минут, и вскоре мыши в контейнере уже выглядели так же, как вчерашняя еда.

Закончив работу, Утай вымыла нож, затем достала хлопковый платок, вытерла лезвие и убрала нож обратно в чехол. Платок она обернула вокруг рукояти, а затем убрала инструмент в сумку. После этого она поднялась и, не глядя на Харуюки, напечатала:

«UI> Обычно их разделывают ножницами. Ими проще.»

— Тогда… почему ты используешь нож? — спросил он её.

Утай какое-то время стояла, задумчиво склонив голову. Затем она ответила:

«UI> Сама себе я говорю, что это для того, чтобы не лишать их остатков достоинства, но, возможно, мне просто нравится орудовать им в своё удовольствие. Ну, пошли кормить Хоу.»

С контейнером в одной руке и кожаной рукавицей в другой, Утай направилась к клетке. Харуюки шёл за ней и смотрел в чат на последнее сообщение. Оба объяснения казались ему странными.

Когда они дошли до клетки, зорька уже нетерпеливо махала крыльями на насесте. Стоило Утай протянуть одетую в рукавицу руку, как та тут же перелетела на неё.

Действовали они как вчера: Харуюки держал контейнер, Утай доставала ломтики мяса и скармливала их Хоу. Харуюки тем временем подумал, что мышатина оказалась довольно закономерным ответом. Во многих историях совы поедали мышей. Да и откуда у дикой совы взялась бы свинина или говядина?

Всё это время он смотрел на то, как Хоу поедает мясо, и в очередной раз дивился ощущению жизни, исходившему от него.

Да, эта птица не водилась в Японии, и здесь таких как она продавали только в качестве питомцев, но это живая птица — не сделанная из искусственных белков и не виртуальная. Она жила в этой клетке четыре на четыре метра, ела, спала и, скорее всего, о чём-то думала. О чём-то, чего Харуюки себе, наверное, и представить не мог…

Харуюки слегка прикусил губу, и Утай, заметив это, недоуменно наклонила голову. Харуюки тут же замотал головой и тихо ответил:

— А, п-прости. Ничего не случилось, я просто вспомнил, как вчера смотрел на то, как он плещется в тазике. Тогда я сказал ему: «вижу, тебе весело», а теперь мне кажется, что я перед ним извиниться должен… — тут Харуюки понял, как именно Утай может воспринять эту фразу и поспешил поправить себя, — А, э-э, я-я не пытаюсь сказать, что ты о нём плохо заботишься, Синомия. В этом он совершенно счастлив, да даже я сам был бы рад, если… а-а, нет-нет, я вовсе не это имел в виду. Э-э…

Харуюки захотелось бросить всё и убежать, но он не мог позволить себе сбежать с контейнером. Поэтому ему приходилось старательно выдавливать из себя всё новые слова:

— Э-э, то есть, Хоу ведь наверняка родился в искусственной среде и всю жизнь прожил в клетке… но он ведь птица. Его, наверное, тянет в небеса… а, то есть, я не прошу тебя отпустить его. И не пытаюсь сказать, что он здесь несчастлив. Я просто подумал, что нехорошо определять всё за него и не задумываться о его собственных чувствах…

Тут уже сам Харуюки понял, что чем дальше он говорит, тем бессвязнее становятся его слова, поэтому он решил замолкнуть.

Но, похоже, что смысл его речей Утай все же уловила. Она кивнула и продолжила кормить Хоу с задумчивым видом. Когда последний ломтик мышатины скрылся в клюве, она напоследок погладила его голову. Довольная зорька расправила крылья и взлетела. Напоследок она сделала неспешный круг по клетке.