Читаем без скачивания Обретая любовь - Элоиза Джеймс

– Он всегда имеет подобный вид? – вполголоса поинтересовался Хауэлл.

Сэр Гриффин между тем не отрывал пристального взгляда от подсудимого. Секретарь только что зачитал обвинение против некоего Чарли Фоллика, уличенного в приобретение во Франции трех с половиной бочек спирта по тринадцать шиллингов за штуку и доставке их в Англию с целью перепродажи по четыре фунта за каждую.

– Что вы можете сказать в свое оправдание? – спросил секретарь.

– Язву тебе в глотку! – огрызнулся Чарли.

Подсудимый производил впечатление человека невоздержанного во многих отношениях. У него были огромный живот, пышные усы и тот блеск в глазах, который выдавал непомерное пристрастие к алкоголю.

После непродолжительной паузы сэр Гриффин подался вперед и поинтересовался:

– Недостающие полбочонка ты выдул до или после продажи?

– Я никогда не употребляю то, что можно продать, – ответил Чарли, как видно, успев понять, что этому судье дерзить не стоит.

– Следовательно, ты действительно собирался все это перепродать, – сделал вывод Гриффин. – Это довод в пользу обвинения.

Секретарь заскрипел пером.

– Любопытно узнать, Чарли, – продолжил судья, буравя обвиняемого взглядом. – А как ты попал во Францию?

– Во Францию? – переспросил Чарли и, не удержавшись, рыгнул. – Никогда там не был. И не собираюсь. Я всю ночь пропьянствовал и не годился для путешествий.

– Вы обязаны отвечать на вопросы, заданные его честью, – строго сказал секретарь.

Чарли устремил затуманенный взор в сторону судейской кафедры.

– Я не отправлюсь во Францию ни за какие деньги.

Секретарь был явно удручен проявлением непочтительности к суду, но самого судью происходящее, похоже, забавляло. В конце концов, когда уже казалось, что Чарли одерживает верх, сэр Гриффин поднялся и сошел вниз, на ходу подворачивая широкие рукава своей бархатной мантии.

Секретарь уже не пытался повлиять на Чарли, который, повесив голову, бормотал что-то себе под нос.

– Эй, ты! – окликнул судья, приблизившись к подсудимому.

Чарли вскочил. В голосе сэра Гриффина было нечто такое, что быстро вывело его из транса.

– А?.. Что?..

– Может, желаешь, чтобы я отправил тебя в нокаут до самого понедельника?

– Нет-нет, – поспешил отказаться Чарли.

– Тогда отвечай, черт возьми, почему ты оказался в суде по ложному обвинению!

Чарли уткнулся взглядом в пол.

– Я должен был охранять те бочонки, – пробормотал он. – За восемь шиллингов в ночь.

Сэр Гриффин вернулся в свое кресло.

– Итак, – произнес он. – Подсудимый меняет показания. Имел место тайный сговор, и он невиновен в контрабанде. Кто же тебя впутал в это дело, Чарли?

Последовала пауза. Секретарь быстро приблизился к подсудимому и толкнул его в спину.

Чарли пребывал в замешательстве.

Сэр Гриффин подался вперед, и на его лице отразилось неподдельное раздражение.

– Фоллик, ты уже в одиннадцатый раз предстаешь здесь передо мной за последние четыре года.

– Так много?.. Не может быть, – усомнился Чарли, выглядящий довольно напуганным.

– Моя жена родила вчера ребенка. Быть может, ты думаешь, мне очень хочется торчать здесь и дышать перегаром, которым прет у тебя изо рта?

Чарли помотал головой.

– Дети плачут ночи напролет, – задумчиво проговорил судья. – Фоллик, я знаю, как было дело. Твои дружки уговорили тебя взять всю вину на себя, поскольку, охраняя бочонки, ты напился и позволил себя сцапать.

– Я сделал лишь пару глотков, – возразил Чарли.

– И ты согласился, потому что в тюрьме чувствуешь себя вполне вольготно, ведь так? Я слышал, жена надсмотрщика делает неплохую выпечку.

– Что верно, то верно, – подтвердил Чарли.

– Итак… – Судья стукнул по столу молотком. – Подсудимый приговаривается к четырем дням исправительных работ, но не за контрабанду алкоголя, чего он не совершал, а за то, что отнимал у меня время ради перспективы полакомиться пирожками. Эти четыре дня он проведет в приюте для найденышей, где сделает основательную приборку, после чего будет качать детей. Весь день. И бо́льшую часть ночи. Ну а спать он сможет в кладовке.

Чарли взглянул на судью с трагическим выражением лица.

– Ваша честь, не наказывайте меня так! – взмолился он.

Секретарь слегка ткнул его своей тростью.

– Давай иди, Фоллик. Ты же знаешь, его честь никогда не меняет принятого решения.

– Почему твои ночи должны быть спокойнее, чем мои? – проговорил судья. После чего снял мантию, отдал ее секретарю и без лишних церемоний покинул зал.

– Это какой-то абсурд, – пробормотал начинающий адвокат Эдвин Хауэлл. – Вопиющее нарушение надлежащей процедуры. Он угрожал подсудимому. И приговорил его к исправительным работам, хотя тот невиновен… или, по крайней мере, виновен частично. Да и сами исправительные работы… Я никогда о таком не слышал. Кладовка в качестве тюремной камеры!

– Да уж, – проговорил Калвин Флориан. – Однако насколько я знаю, жена надсмотрщика поставляет свою выпечку и на постоялый двор, где мы остановились, поэтому предлагаю удалиться отсюда и уже там продолжить обсуждение всех тонкостей отправления английского правосудия на местах.

Тем временем на улице Гриффин с некоторым напряжением забирался в свою карету. В последние дни поврежденная нога начинала ныть только тогда, когда он был очень уставшим. А сейчас он пребывал именно в таком состоянии.

При рождении их маленький Фред приветствовал этот мир громким криком и с того момента продолжал кричать практически беспрестанно.

Когда Гриффин приехал домой, к Фреду присоединилась и его сестра Софи, которая тоже плакала. Не спали также и Аластер с Колином. Спокойно посапывала лишь Маргарет. Заглянув в детскую, Гриффин обнаружил там свою несчастную жену, имевшую вид человека, нуждающегося в срочном спасении.

Он взял Фреда на руки, уложил его в колыбель и, как ни странно, тот почти сразу же уснул. Нянюшка приняла на себя заботу о Софи, Аластер вместе с Лидди ушел на кухню пить молоко, а Гриффин обнял измотанную жену и повел ее вниз по склону к реке.

Там они просидели около часа, просто глядя на воду и не обращая внимания на доносящийся из дома шум. Висящая в небе луна превратила водную гладь в мерцающее серебряное блюдо.

Гриффин думал, что, возможно, в мире нет ничего приятнее, чем держать на коленях собственную жену, уткнувшись подбородком в ее волосы и ощущая грудью ее дыхание.

Затем к ним прибежал Колин, прихватив с собой новорожденного братца, закутанного в розовое одеяльце.

Фиби поднялась, взяла у него вновь расплакавшегося Фреда и, устроившись с ним в другом кресле, стала кормить младенца грудью. Судя по аппетиту, тот намеревался стать великаном.