Читаем без скачивания Безмолвный убийца - Джон Сэндфорд

Он вошел через парадную дверь, быстро спустился в подвал и повалился в кресло, сидя в котором он обычно читал.

«Дэвенпорт в городе». На мгновение Беккера охватил страх, и он вернулся назад, на судебное заседание, где коп давал показания и не сводил с него глаз, бросая ему вызов… Во время разбирательства в голове Беккера царил хаос, и лишь иногда в мыслях возникали ослепительные вспышки… Застонав, он вернулся в реальность.

Что? На коленях у него лежит какой-то предмет. Он озадаченно посмотрел на него, сбросил на пол. Книга. Он совсем забыл. «Последние разрезы: пытки на протяжении веков». В книге имелось множество иллюстраций: решетки, столбы, виселицы, «железные девы». Беккера они не интересовали. Пытки для уродов, извращенцев и клоунов. Но ближе к концу…

Да. Фотография, сделанная в восьмидесятых годах девятнадцатого века. В подписи под ней говорилось, что некий китаец убил принца и был приговорен к смерти через тысячу резаных ран. Снимок сделали в тот момент, когда палачи кромсали его тело на куски.

Лицо умирающего сияло.

Вот чего Беккер добивался в своей работе, и он нашел это на снимке столетней давности. Лицо китайца испускало свет, озарение смерти. Боль здесь была ни при чем, Беккер на собственном опыте узнал, что боль искажает, уродует черты человека. Он и сам фотографировал свои эксперименты, но ему ни разу не удалось добиться ничего похожего. Возможно, дело в том, что тогда снимали на старую черно-белую пленку, обладавшую какими-то особыми качествами.

Беккер сидел и грыз большой палец, забыв про Дэвенпорта. Важность сделанного им открытия заслонила все. Откуда взялась эта аура? От понимания, что приближается смерть? Или от ее неизбежности? Может быть, именно поэтому про стариков, уходящих в мир иной, говорят, что у них сияют лица? Все потому, что они знают — конец близок, они в состоянии его увидеть и осознают, что спасения нет? А если дело именно в таком понимании? Возможно ли это? Возможно ли, что в каком-то смысле это интеллектуальная функция или высвобождение чувств, а вовсе не независимая реакция?

Беккер пришел в такое возбуждение, что не смог усидеть на месте, бросил книгу и пробежался по комнате. Спичечный коробок лежал на месте, в кармане; там три таблетки. Он схватил их и посмотрел на опустевший коробок. Вот настоящая критическая ситуация! Придется снова выйти из дома. Он откладывал эту необходимость, но теперь…

Беккер взглянул на часы. Да. Уайтчерч еще на работе.

Он зашел в ванную комнату, неловко повозившись со штанами, помочился, привел себя в порядок и подошел к телефону. Беккер знал номер наизусть и тут же принялся его набирать. Ему ответил женский голос.

— Доктора Веста, пожалуйста, — попросил Беккер.

— Подождите минутку, я его вызову.

Вскоре он услышал:

— Вест.

Холодный голос с нью-джерсийским акцентом, словно разъеденный ржавчиной. Голос торговца наркотиками.

— Мне нужно несколько «ангелов», — выдохнул Беккер.

Он всегда разговаривал с придыханием, когда звонил Уайтчерчу.

— Ммм, это сложно. У меня ничего не осталось. Зато есть много кокса и «спида». И практически нет того, что вы хотите, — ответил Уайтчерч с беспокойством в голосе.

Беккер был исключительным клиентом: белый, осторожный да еще платит наличными. Возможно, учитель из Коннектикута, который продает наркоту ученикам.

— Это плохо, — сказал Беккер. — Сколько кокса?

— Я могу продать три.

— Три достаточно. А сколько «спида»?

— Тридцать подойдет?

— Хорошо. Когда? Мне нужно как можно быстрее.

— Через полчаса.

— Отлично, через полчаса.

Беккер выдохнул и повесил трубку.

Когда он наводил в подвале порядок, то обнаружил кучу старого спортивного инвентаря: пару высохших бейсбольных перчаток с паутиной в кармашках; полдюжины бит, потрескавшихся и ободранных; спущенный баскетбольный мяч; бутсы, покрытые плесенью и грязью, с проржавевшими металлическими шипами; две пары сильно потрепанных теннисных туфель, шорты, майку и шапочку. Он сложил все в длинную коробку вместе с летающей тарелкой, набором для крокета и сломанными ракетками для бадминтона и поставил в темный угол. Тот, кто туда заглянет, сразу увидит сплошной хлам, ничего хорошего или такого, к чему хочется прикоснуться.

Беккер сделал в баскетбольном мяче С-образный разрез и прятал там наличные деньги. Он залез в тайник, достал из него три тысячи долларов и аккуратно убрал мяч на место.

Бросив на себя мимолетный взгляд в зеркало, он поднялся по лестнице на первый этаж и, стараясь не шуметь, направился в заднюю часть дома. Когда он подошел к двери, сверху послышался голос старухи.

— Алекс…

Он остановился, замер на пару мгновений, затем раздраженно выдохнул и прошел по темному этажу к лестнице.

— Да?

— Мне нужны особые таблетки…

Ее голос звучал едва слышно, неуверенно.

— Сейчас принесу, — пообещал Беккер.

Он вернулся к себе, нашел коричневую бутылочку с морфием, зажал в кулаке две таблетки и снова поднялся наверх, разговаривая сам с собой. Картины смертельного озарения проносились в его мозгу, и он так увлекся ими, что чудом не налетел на Бриджит Ленд, которая стояла у подножия лестницы, ведущей в комнату Эдит Лейси.

— Ах, — сказала она. — Я ухожу, Алекс… У вас есть лекарство для Эдит?

— Да-да…

Опустив голову и отворачивая лицо, Беккер попытался проскользнуть мимо нее.

— Вы даете ей незаконные препараты? Это запрещенное лекарство? — спросила Ленд.

Она встала перед ним, задрав вверх подбородок и не желая отступать, и успела схватить его за рукав, когда он проходил мимо. У нее были умные темные глаза, и она внимательно вглядывалась в его лицо.

Беккер кивнул и напряженным голосом ответил:

— Думаю, да. Мне дает их ее друг. Я боюсь спрашивать, что это такое.

— А что вы… — начала женщина, но Беккер, спеша отделаться от нее, уже начал подниматься по лестнице.

На верхней площадке он оглянулся и увидел, что Ленд повернулась к двери.

— Пожалуйста, не говорите никому, — попросил Беккер. — Она так страдает…

— Вы встретились с Бриджит? — спросила миссис Лейси.

— Да.

Беккер взял стакан с водой и отнес таблетки пожилой женщине. Она жадно схватила их дрожащей рукой и быстро проглотила, намочив губы водой.

— Бриджит спрашивала меня, разрешены ли эти препараты. Боюсь, она может позвонить в полицию, — сказал Беккер.

Миссис Лейси пришла в ужас.

— Ты имеешь в виду…

— Они действительно запрещены законом, — проговорил Беккер. — Вам ни за что не дали бы их в официальном медицинском учреждении.

— О нет, нет, нет…

Старуха принялась раскачиваться, шевеля своими узловатыми пальцами.

— Вы должны позвонить Бриджит. Дайте ей время добраться до дома и поговорите с ней, — посоветовал Беккер.

— Да, конечно…

— Ее номер записан в блокноте вместе с другими полезными телефонами, он лежит рядом с аппаратом, — добавил Беккер.

— Да-да…

Старуха посмотрела на него, и ее лицо в тусклом свете комнаты показалось ему пергаментным и слишком морщинистым.

— Не забудьте.

— Нет… Я не могу найти очки.

Он отыскал очки около раковины на кухне и молча отдал ей. Миссис Лейси кивнула в знак благодарности и шаркающей походкой направилась к телевизору.

— Мои очки, мои очки. Правда, замечательная вчера была передача? Нет, ты же не смотришь телевизор. Арнольда показывали в новостях.

Арнольда Шварценеггера. Она была уверена, что очень скоро он очистит Нью-Йорк от преступников.

— Мне нужно идти.

— Да, конечно.

Она махнула рукой, отпуская его.

— Позвоните Бриджит, — повторил Беккер.

— Да.

Сбоку ее лицо окрасилось в голубой цвет, льющийся с телевизионного экрана, и стало похоже на картину, нарисованную черными красками с проблесками света, как лицо казненного китайца.

Ультрафиолет.

Идея возникла неожиданно, но была наделена такой силой, что Беккер остановился на площадке лестницы. Может быть, свет на лице умирающего человека имеет отношение к трансформированному спектру? Феномен, который возникает в ультрафиолетовом и инфракрасном излучении? Возможно, это объясняет, почему одни люди испускают сияние, а другие — нет. Может, именно поэтому старой камере в девятнадцатом веке удалось запечатлеть этот момент на пленке широкого спектра? Беккер видел фотографии, сделанные в ультрафиолетовом и инфракрасном свете, когда учился в медицинской школе. Ультрафиолетовый мог увеличивать разрешение микроскопа и подчеркивать качества образца, невидимые при обычном освещении. А инфракрасный улавливал температурные изменения в темноте.

Но больше он не знал ничего. Сможет ли он использовать стандартный фотоаппарат? И как это проверить?