Читаем без скачивания Антикварий - Вальтер Скотт

Проявляя поистине материнскую заботливость и внимание, Ловел при помощи своего платка и шарфа, а также кожаного пояса нищего привязал мисс Уордор к спинке и подлокотникам кресла, тщательно проверяя надежность каждого узла, пока Охилтри успокаивал сэра Артура.

— Что вы делаете с моим ребенком? Что вы делаете? Не смейте разлучать ее со мной! Изабелла, ты слышишь? Оставайся со мной!

— Ради создателя, сэр Артур, попридержите язык и благодарите бога, что за это дело взялись люди поумнее! — крикнул нищий, которого извели неразумные вопли бедного баронета.

— До свидания, отец! — прошептала Изабелла. — До свидания, друзья!

И, закрыв глаза, как рекомендовал ей многоопытный Эди, она подала сигнал Ловелу, а он — тем, кто был наверху. Они начали поднимать, и веревка, которой управлял Ловел, не давала креслу раскачиваться. С бьющимся сердцем следил он за трепетанием белого платья, пока девушка не оказалась на уровне вершины скалы.

— Теперь легче, ребята! Легче! — крикнул старый Маклбеккит, взявший на себя обязанности начальника. — Малость подайте вбок поперечину! Так, ладно! Вот мисс наконец и на суше!

Громкий крик возвестил ее товарищам по несчастью об удачном завершении подъема, и они ответили громкими и восторженными криками. Монкбарнс, в порыве искренней радости, сорвал с себя плащ, чтобы укутать в него озябшую девушку, и готов был для той же цели снять сюртук и жилет, но его удержал благоразумный Кексон:

— Помилуйте, ваша милость, так вас до смерти замучит кашель, и вы две недели не вылезете из халата, а это ни вам, ни мне ни к чему. Нет, нет, внизу ждет коляска! Пусть двое снесут туда молодую леди!

— Ты прав, — сказал антикварий, оправляя рукава и воротник сюртука, — ты прав, Кексон. Такая ночь — не для купанья. Мисс Уордор, позвольте проводить вас к экипажу.

— Ни за что на свете, пока я не увижу отца в безопасности.

В кратких и ясных словах, показывавших, насколько ее решимость была сильнее пережитых потрясений, она объяснила, каково положение внизу, и передала наставления Ловела и Охилтри.

— Верно! Это тоже верно! Я сам буду рад увидеть отпрыска сэра Гамелина де Гардовера на сухой земле. Мне сдается, что теперь он готов будет подписать клятву отречения с трактатом Рэгмена впридачу и признает, что королева Мария не лучше, чем ее слава, лишь бы добраться до моего портвейна, от которого он убежал, когда бутылка была еще почти полна. Но он уже спасен… Да вот и он сам! — добавил антикварий, так как кресло уже раньше было спущено и сэр Артур привязан к нему, почти без сознательного участия с его стороны. — Вот он сам! А ну, тяни, ребята! Только осторожно: родословная в сто колен висит на веревке стоимостью в десять пенсов. Все баронетство Нокуиннок зависит от трех прядей пеньки — respice finem, respice funem — внимание до конца (до конца веревки! ). Добро пожаловать, дорогой старый друг, на твердую землю, хотя я не могу сказать «на теплую землю» или «сухую землю». А веревка всегда лучше пятидесяти сажен воды, хотя и не в духе мерзкой пословицы (провались она совсем): лучше sus per funem, чем sus per coll! note 59

Пока Олдбок ораторствовал таким образом, сэр Артур уже был в объятиях дочери, которая, присвоив себе власть, оправдываемую обстоятельствами, велела нескольким помощникам отвести отца к экипажу, обещая последовать за ним через несколько минут. Она медлила на утесе, опираясь на руку какого-то пожилого рыбака и, вероятно, желая лично убедиться в спасении тех, с кем разделяла опасность.

— Что же мы выловили на этот раз? — спросил Олдбок, когда кресло поднялось снова. — Что это за чучело, заплатанное и побитое непогодой?

— Когда же факелы осветили обветренное лицо и седины Эди Охилтри, Олдбок воскликнул: — Как, это ты? Поди сюда, старый насмешник! Я волей-неволей должен считать тебя другом. Но какой черт еще ввязался в вашу компанию?

— С нами был человек, стоящий нас обоих, Монкбарнс: молодой приезжий, которого зовут Ловел. Вел он себя в эту дьявольскую ночь так, словно у него три жизни, а не одна, и готов был потерять все три, лишь бы избавить от опасности других. — Теперь поосторожней, друзья, с благословения старика! Помните, внизу больше никого нет, чтобы натягивать веревку! Осторожней у того угла, где Кошачье Ухо, и держитесь подальше от Коровьего Рога!

— Да, поосторожнее! — поддержал его Олдбок. — Что такое! Это моя rara avis note 60, мой черный лебедь, мой спутник-феникс по почтовой карете! Осторожней с ним, Маклбеккит!

— Побережем его, словно он кувшин, полный бренди. И будь у него волосы, как у Джона Харлоу, я и тогда не мог бы сделать больше. Ну-ка, детки, навались!

И в самом деле, Ловел подвергался гораздо большей опасности, чем его предшественники. Его вес был недостаточен, чтобы обеспечить спокойный подъем в такую бурю, и он качался, как неосторожно задетый маятник, ежеминутно рискуя разбиться насмерть о скалы. Но он был молод, смел, подвижен и, пользуясь крепким остроконечным посохом нищего, который он оставил себе по совету владельца, успешно отталкивался от поверхности отвесной скалы и особенно от грозных выступов на ней. Швыряемый в пустоте, как ничтожное перышко, раскачиваясь так, что его одновременно охватывали и страх и головокружение, он все же владел своими телесными силами и сохранял присутствие духа. И только когда он благополучно очутился на вершине, ему на миг стало немного дурно. Оправившись от этого короткого полузабытья, он сейчас же стал с живостью осматриваться вокруг себя. Но предмет, который его глаза увидели бы охотнее всего, в это время как раз исчезал из виду. Девушка двинулась по тропинке, по которой пошел сэр Артур, и ее белое платье лишь смутно виднелось вдали. Мисс Уордор задержалась только до тех пор, пока не убедилась, что спасен последний из их компании, и пока хриплый голос Маклбеккита не заверил ее, что «молодчик унес целыми кости и сейчас у него просто вроде как обморок». Но Ловел не знал, что она проявила хотя бы такую степень участия к его судьбе. И хотя она лишь выполнила свой долг перед посторонним человеком, помогшим ей в час грозной опасности, он, чтобы стать достойным ее внимания, пошел бы и не на такой риск, как в этот вечер. Нищему она уже предложила прийти еще сегодня в Нокуиннок. В ответ на его возражение она сказала: «В таком случае я хочу тебя видеть завтра».

Старик обещал. Олдбок сунул ему что-то в руку. Охилтри при свете факелов взглянул на подарок и возвратил его.

— Нет, нет! Я никогда не беру золото. А кроме того, Монкбарнс, завтра вам, может, станет жаль, что вы были так щедры! — И, повернувшись к кучке рыбаков и крестьян, он продолжал: — Ну, друзья, кто накормит меня и даст мне охапку сена?