Читаем без скачивания Города в полете - Джеймс Блиш

Некоторое время он молча смотрел в огонь.

— Кроме того, — произнес он наконец, — существует еще и вопрос изобретательства в рассматриваемой области. Оно прекратилось, Сеппи. Замерло полностью.

— Вроде бы мне припоминается один недавний доклад парней с Титана…

— По ксенобактериологии. Естественно. Но это не имеет отношения к космическим полетам, Сеппи. Космические полеты сделали такие работы доступными. Но их результаты вовсе не влияют на сам способ космических полетов. Они не улучшают его, не делают более привлекательным. Даже ученые не заинтересованы в этом. НИКТО больше не интересуется. Вот почему прекратились всякие нововведения.

— Например, мы по-прежнему используем ионные ракеты с атомными реакторами. Четко отработанный принцип. И существует тысяча его различных мелких вариантов. Но сам принцип описан Каплингом еще в 1954! Подумай об этом, Сеппи. Хоть бы один, единственный новый, базовый проект двигателя за ПЯТЬДЕСЯТ лет! А как насчет конструкций корпуса? Они по-прежнему основаны на работах фон Брауна — еще более ранних, чем работы Каплинга. Неужели нет ничего лучше корпуса, напоминающего каркас из сцепленных луковиц? Или этих снабженных двигателями планеров, используемых, как паромы-грузовики? И я не смог отыскать ничего лучшего в архивах комиссии.

— А ты уверен, что сможешь отличить незначительное изменение от значительного?

— Сам посуди, — угрюмо ответил Вэгонер. — Новейшим шедевром конструкторской мысли в области ракетостроения являются новые противоперегрузочные кресла на эллиптических пружинах, сопротивляющихся подобно листовой рессоре при перегрузке, и как спиральная пружина — противодействуя ей. По свидетельству испытателей в таком кресле чувствуешь себя как в авоське, набитой недозрелыми помидорами. Но их творцы намерены вскорости ликвидировать эти недостатки. Думаю, помидорные. Совершенно секретно.

— Что ж, еще одна «совершенно секретная» штучка, о которой мне не положено знать, — вздохнул Корси. — По счастью, забыть об этом не составит никакого труда.

— Хорошо, давай обратимся к другому. Мы разработали новый тип бутылки для хранения воды на кораблях. Она изготавливается из алюминиевой фольги и может сплющиваться от своего основания наподобие тюбика для зубной пасты, таким образом подавая воду в рот пьющего.

— Но пластиковая мембрана, сжимаемая давлением воздуха удобнее и весит меньше…

— Ну конечно же! Но трубка из фольги уже принята как стандарт для рационов в виде паст. Единственная новизна в том, что предложено использовать ее и для хранения воды. Это поступило к нам от лоббиста «Кан-Ам Металлз», при поддержке пары сенаторов с Северо-запада Тихоокеанского побережья. Можешь предположить что мы с ним сделали.

— Пожалуй, начинаю понимать, куда ты клонишь.

— Что ж, тогда я закончу как можно быстрее, — заявил Вэгонер. — Все дело в том, что разваливается существующая сейчас структура космических полетов. Она устарела, чрезмерно перегружена, ни на что не годна. Вся сфера деятельности — в полном стазисе. Нет. Даже хуже — откатывается вспять. Сейчас наши корабли должны быть куда как стремительнее и совершеннее, способны нести большее количество груза. Мы должны были уже покончить с различием между кораблями, совершающими посадки на планеты и теми, что только перелетают от одной планеты к другой.

Весь вопрос в ИСПОЛЬЗОВАНИИ планет для чего-нибудь — чего-то, кроме исследований, что имело бы отношении к созданию поселений. Но напротив — этого больше никто не обсуждает. И наши шансы на создание поселений с каждым годом все меньше и меньше. Ассигнования постоянно урезаются. Становиться все труднее и труднее убедить Конгресс, что космические полеты на что-то пригодны. Практически невозможно убедить Конгресс в том, что фундаментальные исследования в конце концов приносят прибыль. Конгрессмены переизбираются каждые два года, сенаторы — каждые шесть лет. Вот примерно тот срок, в пределах которого они готовы заглянуть в будущее. Предположим, мы попытались бы объяснить им те фундаментальные исследования, которые мы проводим? Да мы просто не сможем. Все засекречено.

И наконец, Сеппи. Возможно, это лишь говорит мое собственное невежество. Даже если и так, мне с ним и жить. Я считаю, что к настоящему времени у нас должен иметься хоть какой-то, хотя бы слабый, ключик к МЕЖЗВЕЗДНОМУ двигателю. У нас должна быть хотя бы модель — не имеет значения, сколь неуклюжая. Пусть столь же неуклюжая, как ракетка, запускаемая Четвертого Июля в сравнении с двигателем Каплинга. Чтобы хоть был виден принцип. Но у нас и этого нет. Я думаю, мы просто отказались от звезд. Никто из тех, с кем я говорил, не считает, что мы их вообще когда-нибудь достигнем.

Корси встал и легким шагом подошел к окну. Остановился, став спиной к сенатору, словно пытаясь рассмотреть пустынную улицу сквозь плотные, не пропускающие света, шторы.

Для привыкших к пламени глаз Вэгонера он представлялся не более, чем тенью. Неожиданно сенатор подумал, возможно уже в двадцатый раз за последние полгода, что Корси, наверное, даже рад выбраться из всей этой каши, несмотря на приклеенный ему теперь ярлык неблагонадежного. И затем, наверное, тоже в двадцатый раз, Вэгонеру вспомнились бесконечные проверочные слушания. Океаны фальшивых свидетельств и слухов. Свидетелей без лиц и имен. Шумиха в прессе, когда обнаружилось, что еще в колледже, Корси жил в одной комнате с человеком, в прошлом являвшимся членом МСРЛ.[2] Обвинение в сенатском комитете одним из наемных конгрессменов Мак-Хайнери. Снова слушания, бесконечные огневой вал поношений и ненависти. Письма, начинавшиеся «Дорогой доктор Корсетс, Вы — задница» и подписанные «Настоящий Американец». Уйти от всего именно таким образом оказалось еще хуже, чем просто переносить все это, невзирая, насколько стоически большинство твоих друзей-ученых впоследствии сохраняли с тобой дружеские отношения.

— Должно быть не я первый говорю тебе подобные слова, — обернувшись, произнес физик. — Блисс, я тоже не думаю, что мы когда-нибудь достигнем звезд. И я не так уж и консерватор, как большинство ученых. Мы просто живем не достаточно долго, чтобы стать расой, путешествующей меж звезд. Смертный человек, ограниченный скоростями ниже скорости света так же не приспособлен к межзвездным путешествиям, как мотылек — к пересечению Атлантики. Конечно, мне жаль, но я действительно верю в это.

Вэгонер кивнул и отложил эту речь в сторону. Вообще он ожидал услышать даже меньше, чем сообщил ему Корси.

— Но, — произнес Корси, забирая свой бокал со стола, — но нет ничего невозможно в том, чтобы усовершенствовать МЕЖПЛАНЕТНЫЕ перелеты. Я согласен с тобой, что и они приходят сейчас в упадок. Я подозревал что дела обстоят именно так. И твое появление здесь сегодня вечером подтвердило мою догадку.

— Так почему же это происходит? — спросил Вэгонер.

— Потому что научный метод более не действует.

— ЧТО! Прости меня, Сеппи, но это все равно что услышать от епископа будто христианство стало не жизнеспособным. Что ты хочешь этим сказать?

Корси грустно улыбнулся.

— Может быть я чересчур драматизирую. Но все действительно так. В существующих условиях научный метод является тупиком. Он зависит от свободы доступа к информации. А мы намеренно покончили с ней. В моем бюро, когда оно еще являлось моим, мы редко знали, кто именно работал над данным проектом в какое-то определенное время. Мы редко знали, имеется ли еще кто-нибудь, дублирующий эту работу. И мы никогда не знали, не дублируется ли данная работа в каком-нибудь другом отделе. Все, в чем мы могли быть уверены, так только в том, что множество людей, работавших по сходной тематике, штамповали на своих результатах гриф «СЕКРЕТНО». Потому что такой путь считался наилегчайшим, способным не только предотвратить попадание работ в руки русских, но и держать вне всяких подозрений своих работников. На случай, если вдруг правительству придет в голову идея проверки. Как можно применить научный метод к проблеме, когда запрещено ознакомиться со всеми данными по ней?

А есть еще и когорта ученых, работающих сейчас только на правительство. Те несколько первоклассных ученых, работающих у нас, просто изведены режимом секретности. И постоянным подозрением, сконцентрированным на них именно потому, что они ЯВЛЯЮТСЯ доминирующими в своих областях. Отсюда, практически все что может просочиться от них, может иметь особую ценность. И поэтому у них уходят годы на решение того, что обычно представляло собой весьма простые проблемы. Что же касается остальных… Что ж, наш персонал в бюро Стандартов практически почти полностью состоял из ученых-третьеразрядников. Кое-кто из них действительно — весьма упорные и терпеливые люди. Но они недостаточно храбры и еще в меньшей степени обладали воображением. Практически все свое время они проводили, механически следуя рецептам «поваренной книги» — рутине научного метода. И все меньше, с каждым годом, могли выдать что-то ценное.