Читаем без скачивания Когда псы плачут - Маркус Зусак

Погладила голизну моего живота и, скользнув ладонями вверх к плечам, стянула с меня рубаху. Легонько повела ногтями мне по шее, а потом медленно через грудь, по ребрам, снова к животу.

– Не бойся, Кэм, – прошептала Октавия, и когда мурашки разбежались по моей коже, она осторожно расстегнула мне штаны и стащила их с меня. Туфли вместе с ними, потом носки. И все это громоздилось мятой кучей, и рядом с ней Октавия положила меня на пол. – Не бойся, – снова шепнула она.

– Как ты…

– Тш-ш…

Ее голос успокаивал, но мне нужно было договорить, закончить вопрос.

– Как ты можешь делать это со мной после того, как тот парень ударил тебя, обидел? Как ты можешь раздеваться догола и позволять мне тебя трогать?

Октавия замерла.

И сказала:

– Ты – это ты.

Поцеловала меня, прикоснулась, обняла. Прильнула телом, стала целовать меня всюду, и никогда в моей жизни комната не вертелась, не завивалась и не разбегалась волнами, как в тот вечер.

Мы выходим в чистое поле, где небо превращается в свод Сикстинской капеллы.

Мы стоим под ним.

Оно совершенно.

И я думаю, каково было бы его потрогать?

Как это – потрогать вещь, выполненную с таким искусством, о каком человек может только мечтать? Куда идти потом? Что после этого еще нужно увидеть?

Вдохновит ли это?

Или повесишь голову от мысли, что тебе и надеяться нечего создать что-то сравнимое?

Мы стоим, и возвращается темнота.

И тут, на какой-то миг, небо оказывается сотканным из Октавии Эил и меня.

На земную секунду.

Потом меняется.

Это напоминает мне, что я хотел любить Октавию лучше всех на свете.

Отдать всего себя.

То есть, по крайности, любить так, как только может любить земное существо – такое, как я.

19

Иногда мне вот просто жаль, что эти страницы не останавливаются тут, на последних словах прошлой главы, но зима на том еще не закончилась.

В следующий вторник мы с Рубом отправились вечерком к Стиву, и все вместе оттуда – на стадион. В этот раз мы все били по воротам, и, хотя я в основном мазал, это было неважно. Стив, как всегда, бил точно и думал о финальной игре.

Перед тем, как мы двинули к Стиву, Рубу опять позвонили. Впервые после приличного перерыва, и я слышал, что Руб говорит громко и напористо.

– Ага, так ты говорил и в прошлый раз, чувак. И не явился. Тратишь мое время и мамины, судя по всему, деньги на звонки. – Он послушал пару секунд. – Ладно, только будь, блин, так любезен в этот раз появиться. Ага? Идет. Лады.

Я зашел на кухню в тот момент, когда Руб повесил трубку.

– Опять? – спросил я.

– Ну.

Вечером мы переговаривались через комнату. Давно этого не делали, и было здорово. В конце концов мы добрались и до Джулии Халды с ее Звонилой.

– В восемь вечера в пятницу, – вот что сообщил мне в темноте Руб, – если он придет.

– Придет, – сказал я.

– Почем ты знаешь?

– Я не знаю. Просто ясно, что он тебя долго нервировал, но рано или поздно нападет. Вот, может, в пятницу. – Я вспомнил ту девицу. Джулию. Не доверял я ей. Не оставят они Руб в покое ни за что. Они его достанут, точно. – Думаю, в этот раз все будет.

– Ну, увидим.

– Берешь меня?

– Если хочешь.

– Хочу.

На том и покончили.

На следующий вечер мы оба поработали в подвале с мешком, и я сжился с мыслью, что это все же произойдет.

К пятнице кулаки у Руба сделались как цемент, да и мои от долбежки по мешку подзатвердели тоже. Мы выдвинулись, как и в прошлый раз, без четверти восемь.

Пришли в старое депо заранее.

Ждали.

Сердце у меня взламывало ребра.

И опять.

Никого и ничего.

В четверть девятого я решил уйти.

Отшагав полпроулка, я понял, что слышу только свои шаги. Руб остался на месте, и было ясно, что он не уйдет, пока тот чувак не объявится.

– Ты не идешь? – спросил я, обернувшись.

Он покачал головой.

– Сегодня нет.

Я сделал несколько шагов в его сторону.

– Мне остаться?

Он покачал головой и махнул мне рукой.

– Не переживай, Кэм. Ты и так долго тут торчал.

Я повернулся, и, надо признаться, отвалил не без радости. Конечно, где-то мне было совестно, но для меня игра закончилась. В конце проулка, сворачивая за угол, я еще раз обернулся глянуть на брата. Его силуэт замер, привалившись к ограде, все так же в ожидании. Одну ногу он поджал, упершись подошвой в сетку, и я даже разглядел, как его дыхание одевается паром в последнем ночном воздухе зимы. Я чуть было не махнул на прощанье, но удержался, развернулся и пошел.

Дома Сара спросила, где Руб. Я ответил, что он решил немного побродить. В этом не было ничего необычного, так что больше разговора об этом не заходило.

Я пытался не спать и дождаться.

Книжка, которую я взял читать, была клевая, но все равно я отрубился на диване. Когда все пошли спать, меня разбудили, чтобы тоже лег, но я попытался почитать еще. И все же я слишком устал и слишком хотел увидеть, как Руб входит домой.

Хотел увидеть его лицо.

Невредимым.

Без синяков.

Хотел услышать его голос, чтобы он позвал меня вставать, когда Руб со смехом пройдет мимо.

Но в тот вечер мой брат Руб домой не пришел.

Когда я резко проснулся в тишине, было чуть за полночь. Я открыл глаза, и желтый свет в гостиной резанул меня по зрачкам.

Дважды меня хлестнула мысль.

Руб.

Руб.

Его имя стучало у меня в голове, когда я, скатившись с дивана, побрел в нашу комнату. Вопреки всему я надеялся, что увижу его там, разметавшегося на кровати. Темнота в коридоре поймала меня. Скрипящие половицы выдавали меня. И вот, сквозь украдкой приоткрытую дверь, вперед я послал в комнату свой взгляд. Она была пуста.

Я зажег свет и поежился. Он меня ослепил, и до меня дошло. Мне опять на улицу, в ночь.

В гостиной я обулся, стараясь не шуметь, влез в куртку и двинул через кухню к выходу. Бледный лунный свет цепенел в небе. Я вышел в ненадежный холод улицы.

Плохое предчувствие заворошилось у меня в желудке.

Подкатило к горлу.

Торопливо шагая к старому депо, я ощутил, что это предчувствие сгущается, собирается вон из меня. Попались какие-то пьяные, потеснившие меня с тротуара на дорогу. Машины неслись навстречу с горящими фарами, промелькивали и затихали вдали.

Руки потели в карманах куртки. Ноги зябли в тепле ботинок.

– Эй, малый, – выстрелил голос в мою сторону. Я обошел его. Оттолкнул мужика, который это сказал, рванул бегом, и вот уже виден мой проулок.

Добежал туда, чувствуя, как толчки сердца распарывают меня изнутри.

В проулке.

Было пусто.

Пусто и темно, кроме расползавшегося света луны, который, казалось, просеивался в каждый тайный закоулок города. Я почуял какой-то запах. Страх.

А потом и вкус его.

Вкус его был будто кровь у меня во рту, и я почувствовал, как страх скользит сквозь меня – и рассекает, когда увидел его…

Увидел тень, скрючившуюся под изгородью.

Я вдруг сообразил, что Руб не стал бы так сидеть.

Я окликнул его по имени, но сам едва расслышал свой голос. В ушах у меня ревел пульс, и все остальное глохло за ним.

Я снова позвал.

– Руб?!

Я подходил и с каждым шагом все тверже убеждался, что это он. Мой брат лежал плечом на ограде, а его куртка, джинсы и перед фуфайки заливала кровь.

Его пальцы вцепились в проволочную сетку.

В лице у него был такое, чего я никогда прежде не видел.

Я знал, что это, потому что сам это чувствовал.

Это был страх.

Страх, а Рубен Волф никого и ничего в жизни никогда не боялся – до этого часа. А теперь он сидел один в целом городе, и я понимал, что никто не смог бы сотворить с ним такое в одиночку.

Я представил, как его держали и били по очереди. Он увидел меня, и его лицо почти сложилось в улыбку, и каким-то дуновением в тиши был его отрешенный голос:

– Привет, Кэм. Спасибо, что пришел.

Стук у меня в ушах унялся, я наклонился к брату.

Стало понятно, что до этого места Руб дополз. По ржавому цементу тянулся негустой кровавый след. Судя по всему, он прополз по ограде два ярда, а потом силы кончились, и дальше двигаться он не смог. Никогда прежде не приходилось мне видеть Рубена Волфа побежденным.