Читаем без скачивания Потерянные в прямом эфире (СИ) - Евстигнеева Алиса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А мне после каждого его слова хотелось съёжиться, а ещё лучше — исчезнуть.
— Так было лучше, — выдавила я из себя.
— Кому лучше? Тебе?! Спокойней, да? Не нужно было париться о…
— Арсений! — оборвала его. — Я действительно была уверена, что так будет лучше. Потому что, когда человек ушёл, но продолжает периодически маячить у тебя перед глазами… от этого только хуже. Ведь у тебя остаётся надежда, грёбаная надежда на то, что однажды о тебе вспомнят, полюбят, примут… И эта надежда — самое жестокое, что тебе могут дать. Нет ничего хуже, чем сидеть и ждать, что собственная мать тебя однажды полюбит.
Он замолк, переваривая услышанное. Я же попыталась перевести дух, сцепив пальцы под столом — они мелко подрагивали от болезненных воспоминаний, которые продолжали терзать меня, даже столько лет спустя. Он не понимал, никто не понимал, что я сделала всё возможное, чтобы оградить ребёнка от того, что довелось пережить самой. По крайней мере, я точно знала, что у Арсения был отец, который сможет окружить его той правильной безусловной родительской любовью.
Но Сеня, как обычно, услышал всё по-своему:
— Это было так тяжело? Любить меня?
Я зажмурилась, всем своим нутром ощущая его боль, такую знакомую и понятную мне самой. Мы все хотим быть любимыми и, не получая желаемого, начинаем во всём винить... себя.
— Ты здесь ни при чём, — разлепив веки, взглянула я прямо на него, что было совсем не просто. — Твоей вины в принятых мной решениях нет никакой. И если я не справилась… то это не значит, что любить тебя тяжело. История сложилась так, как сложилась. Называй как хочешь — судьба, стечение обстоятельств… Но тогда я не смогла по-другому.
О роли Игоря говорить не хотелось: хоть кто-то из родителей должен был остаться для ребёнка героем.
Ещё один болезненный взгляд, в котором читался предсказуемый упрёк: «Почему? Почему ты не справилась...» Но он не спросил, а я не ответила. Признаний на один вечер было достаточно.
Вместо этого он озадачился совсем другим:
— И что теперь? Ну, вот приедет папа... Ты опять исчезнешь?
Закусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не разрыдаться.
— А чего бы тебе самому хотелось?
Наш разговор всё больше напоминал сидение на пороховой бочке, когда одно-единственное слово могло сыграть роль бикфордова шнура.
Сенька подскочил на ноги, опрокинув высокий стакан с пепси. Коричневая жидкость с шипением потекла со стола на моё многострадальное платье, но я уже не замечала ничего, кроме парня, рванувшего к выходу.
Каким-то чудом мне хватило доли секунд, чтобы выбраться из-за стола, догнать Арсения и вцепиться в белую толстовку железной хваткой. Плотная ткань предупреждающе затрещала под пальцами, но держала я крепко. Сенька крутанулся на месте, собираясь сбросить мою руку со своего плеча, но я каким-то чудом изловчилась и… заключила его в объятия, что было не так уж и просто, если учитывать, что уже сейчас подросток в плечах был заметно шире меня.
— Отпусти, — потребовал Арсений, но даже не попытался выпутаться из моих рук.
Шмыгнула носом и лихородачно забормотала:
— Мне бы очень хотелось остаться в твоей жизни, если ты позволишь. Если ты сам этого захочешь… Не знаю, в какой роли… Вряд ли из меня получится нормальная мать…
— Мне не нужна мать!
— Ну вот и отлично, — печально улыбнулась я, ощущая, как тугой ком подкатывает к горлу. — Значит, я буду тебе другом. Хочешь? Просто другом… Я буду рядом, если ты позволишь…
***
Как бы дико это ни звучало, но после всех душещипательных сцен мы с Арсением даже смогли вернуться за наш столик. Я извела пачку салфеток, ликвидируя потоп, устроенный липкой газировкой, а он меланхолично жевал картошку фри. Оба ощущали себя выжатыми как лимоны, но мысль о непринятых решениях не давала покоя. Поэтому мы молчали и просто ели, не чувствуя вкуса, словно пребывая в неком трансе.
Домой отправились пешком. Ночь выдалась непривычно тёплой, поэтому мы смело вышагивали вдоль проспектов. Я цеплялась за каждую мелочь, раздувая из неё самый настоящий инфоповод. Профессия радиоведущего обязывала уметь создавать полноценный рассказ из ничего. С упоением повествовала о том, какой была Москва почти восемнадцать лет назад, когда мы с ней повстречались впервые. Арсений подключился к моему монологу не сразу, изредка с недоверием уточняя тот или иной момент. Ему, коренному москвичу, было сложно понять мои детские восторги. Поразительно, но я была всего лишь на два года старше его, когда сбежала из дома покорять столицу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Спустя пару часов, когда я еле шевелила ногами в своих ботильонах на каблуках, мы вышли к знакомому району. К тому времени Сеня стал заметно словоохотливее, делясь своими воспоминаниями из детства.
— А вон там, — махнул он рукой в темноту, — после дождя обычно скапливается вода и образуется огромная лужа. Мне было лет восемь, когда я решил проверить её глубину и поскользнулся. Ох и криков дома тогда было! Я весь грязный, школьные учебники мокрые насквозь… ещё и коленку разбил. Думал, что отец меня убьёт, повезло, что Аня…
А что сделала Аня, я так и не узнала, потому что Арсений запнулся и густо покраснел, что было видно даже в свете уличных фонарей.
— Аня — это твой учитель по биологии? — будто между прочим уточнила я, хотя у самой всё на душе заходило ходуном.
Затяжная пауза выдалась красноречивой.
— Да, — наконец-то пробормотал он себе под нос. — Папа несколько лет встречался с Анной Сергеевной.
Саркастический смешок вырвался сам собой:
— Ничему жизнь твоего отца не учит.
— В смысле? — тут же напрягся парень, готовый с ходу броситься на защиту родителя.
Вдаваться в подробности я не стала, лишь отрицательно покачала головой. Ну не говорить же четырнадцатилетнему парню, что у его отца прослеживаются явные проблемы на почве служебных романов. Или отношения с учительницей сына за такие не котируются? Впрочем, кто я такая, чтобы судить.
Одна неудачная фраза в моём исполнении, как всегда, всё испортила, и остаток пути мы прошли в гробовом молчании.
На часах уже было далеко за полночь, когда добрели до нужного подъезда. Я даже успела почувствовать укол совести за то, что по ночам таскаю ребёнка незнамо где. А ведь ему завтра в школу.
— Ну, и как мы с тобой завтра с утра встанем? — между делом заметила, пока Арсений по карманам искал ключи от домофона.
— Можно проспать? — с надеждой поинтересовался парень, прикладывая металлическую таблетку к магнитному замку.
— Чтобы тебя уж наверняка исключили из гимназии?
— У нас были обстоятельства, — лукаво предложил он, и я поняла, что хрупкий мир вновь был восстановлен.
— Ну уж нет, — хмыкнула. — Придём домой, сразу чистить зубы и спать.
— Занудство.
Если честно, то я была полностью с ним согласна. Мне, далёкой от школ, садиков и прочих воспитательных организаций, было непривычно ориентироваться на их требования, но обстоятельства вынуждали нас придерживаться правил. Поэтому я уже сейчас начинала готовиться к тому, что завтрашнее утро дастся нам боем.
В подъезде царила тишина, только каждый наш шаг гулко отдавался меж лестничных пролётов. Я вяло перебирала в своей голове список дел на завтра. Было странно выстраивать свою жизнь вокруг расписания Арсения, гадать, что приготовить на завтрак и чем порадовать его внутреннего сладкоежку, но неожиданно мне это нравилось. Дела, которые в обычной жизни казались рутинными, сейчас приобретали какой-то особенный оттенок.
— Может быть, всё-таки без школы? — предпринял ещё одну попытку Сенька, вставляя ключ в замок квартиры.
— Чтобы я потом выслушивала директорские нотации? Или чьи-то ещё…
Я не имела в виду ничего такого, но Арсений и тут умудрился услышать упрёк в сторону... Анны Сергеевны, по крайней мере, в лице он изменился, напряжённо посмотрев на связку ключей, и вытащил её из замочной скважины. Взгляд его мне не понравился, слишком много в нём оказалось испуга… и разочарования.