Читаем без скачивания Власов. Два лица генерала - Николай Коняев

В этом наступлении потеряли людей. Патроны выстреляли, а штыки редко у кого были, и больше наступлений не вели, только держали оборону. [81] В обороне, как всегда, идет перестрелка, а как кто-нибудь скараулит и убьет, так сразу открывается сильный ответный огонь.

Против нас действовала голубая дивизия СС. Нашу землянку немцы прямой наводкой били из орудий и минометов. Все вокруг избили, все осины сломали снарядами, а в землянку никак не могли попасть, так как она была не видна за насыпью. Снаряды попадали перед насыпью или перелетали через насыпь дальше за землянку. Левее минометчиков, которые занимали оборону сзади нас, почти никакой нашей обороны не было, оборона еще строилась по старому уставу: узловая, а не фронтовая.

Немцы разведали это и пошли в наступление на них с фланга. Выбили минометчиков и заняли их позиции. Для нас создалось трудное положение. Дорожка от КП к нам шла около минометчиков, а по переднему краю как раз через отверстие нашей землянки. На дежурство на точки уходили из отверстия нашей землянки. И вот в одну ночь произошел необычный случай. Смена спала, набившись в землянку, а дежурный, сидевший под плащ-палаткой у отверстия землянки, задремал, съежился, согнулся, и плащ-палатка легла на отверстие землянки и закуржовала.

Два немца со своих позиций шли прямо к занятым позициям минометчиков, по дорожке. Первый пошел, перешагнул, ничего, а второй ногой угодил в отверстие; провалился в землянку на дежурного, а если бы он бросил гранату или дал очередь из автомата, что бы от нас осталось?

Наказали, чтобы пулемет был выложен, и сидеть у него начеку. У землянок минометчиков, которые заняли немцы, увидели две катушки с кабелем, который нам нужен был для связи и для освещения в землянке, потому что кабель зажжешь, резиновая обмотка горит и освещает.

Землянки, занятые немцами у наших минометчиков, были такие: разгребен или подрыт верхний слой земли, сделано небольшое покрытие или ветки со снегом. Нора-отверстие, и все. Находиться там можно только лежа. Немцы замерзнут, залезут в норы и лежат. Шишкин говорит:

– Кто пойдет со мной утащить у немцев катушки?

Согласился Тарасов. Однако когда стали подходить, Тарасов встал за березу и не идет. Шишкин подошел, взял катушки и ушел. Немцы, видимо, подумали, что кто-то свой идет, но долго нет… А Шишкин и Тарасов уже ушли. Эти землянки были в десятке метров от нас, на виду. Они сковывали нас, так как получалось, что спереди и сзади немцы. После похода Шишкина за катушками у нас с ними была перестрелка, и они ушли.

Из пришедшего пополнения несколько человек через немного дней без пищи стали как умалишенные. Продуктов мы уже не получали. Переговорили со старичками, что надо убедить прибывших, чтобы ели, как мы, все органическое, что попадет.

Когда все об этом говорили, было убедительно. И вот Самарин походил, порылся и нашел у забитой лошади вырезанный задний проход (выходное отверстие) и съел его. [82]

– Ну, Самарин,-сказали ему. – Теперь будешь жить и все есть.

Потом и все стали есть, что попадет. Но люди все равно бессилели. Многие уже опухали, в том числе и я.

Но несмотря на то что немцы вывешивали буханки хлеба, писали и кричали: «Русь, переходи – хлеб есть!» – никто из моих бойцов на эту провокацию не поддался. Большое спасибо им за это. Все привыкли и освоились с обстановкой.

А боец Могилевцев рассказывал нам часами про два пути. Нам, мол, два пути: Наркомзем или Наркомздрав. Слушали все с интересом. Это улучшало настроение, и было веселее.

Но вот к нам пришли с разведкой начальник разведки дивизии и полка и помощник начальника штаба. Они были одеты в полушубки. Ознакомились с обороной, обстановкой, и их заинтересовало, как это так все избито и даже эти осины сломлены и исщеплены до корня. Вышли и подошли к осинам. Сразу раздался снарядный орудийный залп. Двоих убило, а третий раненый убежал. Могилевцев посмотрел и сказал: «О! Полушубок надо!»

Выскочил и побежал к ним. Только вынул кинжал у одного и, видимо, понял, опасность, не стал снимать полушубок, а повернулся уходить, но не успел – упал снаряд, и он замертво упал.

После этого нам дважды передавали приказ отойти несколько назад от непосредственного противника. Жаль было землянки, она спасла нас от обстрелов всех видов оружия, но пришлось отойти. Наступать было некому и нечем, только держали оборону.

В марте был представитель ставки главного командования (фамилию забыл). Собрал на командном пункте несколько оставшихся в живых офицеров. Сообщил обстановку на фронте и в стране.

– Немец закрыл наш прорыв глубоко, и обратно прохода нет. Тяжелая обстановка на других фронтах, поэтому подкрепления не ожидается, необходимо стоять здесь насмерть. Умереть, но не сдаваться.

Был объявлен призыв: «Кто хочет умереть коммунистом».

В плен я живым не хотел сдаваться. Считал плен изменой. Поэтому всегда всю войну оставлял один патрон для себя. Сам вступил в комсомол в январе 1931 года. Отец солдатом за боевые подвиги в Германскую войну заслужил полного Георгиевского кавалера (4 креста – 1 золотой и 3 серебряных). После – Красная армия и гвардия. Красный командир. Было бы стыдно и непростительно порочить отца. Я подал заявление в партию и был принят.

Примерно в последних числах марта и в первых числах апреля был сделан прорыв в Мясном Боре дня на три или пять. К нам пришло небольшое пополнение в полк и в роту. В роту из офицеров пришли лейтенанты Тхостов и Голынский, а после политрук Коротеев. Мы приступили к выполнению своих обязанностей – обеспечению связью. Раньше она была только от КП [83] до нашей землянки, а теперь от полученного кабеля провели еще вторую линию правее к пехотному подразделению, улучшилось с питанием. Стали давать, хотя не полную, пайку сухарей. Но это было недолго.

В это время пришел приказ главнокомандующего тов. Сталина о том, чтобы все части и соединения отчитались за вверенный и получаемый состав и технику. В штабе составили акт, дали мне и бойцу Поспеловскому подписать, а своих подписей начальник штаба Стерлин и командир полка Красуляк не поставили. Поспеловский подписал, а я от подписи отказался, так как акт был подписан неправильно. Все списывалось на бомбежку.

Вызывали меня два раза, но я стоял на своем.

Комполка говорит:

– Удивляюсь, как ты-то остался жив.

Я и сам этому удивлялся. Убивало товарищей рядом со мной и сам попадал под снаряд под Спасской Полистью – контузило, но полежал в санчасти два дня и опять в строй.

У меня было только одно преимущество. Работал на севере в Березове, в 50-55 градусов мороза, ездил в дальние командировки на оленях, ночевал в тундре на снегу, акклиматизировался и мог лучше перенести мороз.