Читаем без скачивания Четыре сестры-королевы - Шерри Джонс

У Элеоноры, конечно, свои трудности. Как и Маргарита, она еще не родила. И ее жизнь в Англии далека от идеальной. «Английские бароны сговариваются против меня, называют «иностранкой», а нашего отца – «захудалым графом», но мне нет до этого дела, – пишет она. – С благословения Генриха я окружу себя семьей, которая оградит меня от врагов, как крепостные стены». Вот бы Маргарите такую защиту! Если Бланка начнет уговаривать Людовика расторгнуть брак, кто вмешается? Тут даже дядя Гийом вряд ли ее спасет, несмотря на свой новый титул. А с другой стороны, теперь здесь мама – и твердо намерена сделать для Маргариты все, что сможет.

В свой последний вечер в Париже мама встречалась с Белой Королевой в ее покоях, вернулась с золотым ожерельем – подарком Бланки, – но глаза ее были как кремень.

– Бланка Кастильская хочет от тебя избавиться, – объявила она, словно сообщая нечто новое.

Маргарита вздыхает:

– Невзлюбила меня с самой первой встречи. Если бы я знала за что, постаралась бы изменить ее мнение.

– Тебе нужно лишиться всех зубов и волос, не-вообразимо растолстеть и отупеть, как бедняжка Изабелла, тогда Бланка смягчится. Она не невзлюбила тебя, а боится.

Маргарита смеется:

– Боится меня? Маленькую деревенщину с грязью под ногтями и без капли мозгов?

– Подходила бы под это описание – давно бы была беременна.

Когда Бланка послала месье де Флажи в их замок в Эксе, он искал – и нашел – в ней именно те качества, которых хотели король и его мать: «смазливое личико» подняло дух Людовика, а «еще более приятная вера» привела в восторг Белую Королеву.

– Она полагалась на твою набожность, чтобы подчинить тебя своей воле, – говорит мама. – Но не предвидела твоей красоты. И не ожидала в тебе ума.

Бланка искала для сына жену, чтобы удержать его от шалостей и чтобы та рожала наследников. Она вовсе не собиралась биться за поклонников и не собиралась делиться властью.

Мама смотрит поверх фрейлин, которые сидят в углу, притворяясь дремлющими.

– Мне нужен свежий воздух. Пойдем в сад, прогуляемся как мама с дочкой.

Фрейлины откладывают рукоделие и встают, готовые присоединиться, но мама машет им рукой:

– Вы можете остаться здесь. Ваша королева получит все нужное от своей любящей матери.

– Но мы должны сопровождать ее повсюду, – говорит Жизель. – Так велела королева-мать.

Мама награждает ее самой теплой улыбкой и обращается к Маргарите:

– Ты не думаешь, что твоя фрейлина страшно понравилась бы нашему Смеющемуся Рыцарю? – И потом говорит остальным: – А ты – Пьеру из Экса, а ты – Гуго Тарасконскому.

Вскоре из Прованса должны прибыть рыцари свиты, чтобы завтра сопровождать маму домой – и сегодня вечером они будут на пиру в честь графини.

– Прованские мужчины не только самые красивые в мире, но они еще самые задорные танцоры, каких только можно представить, – говорит графиня фрейлинам.

Комнату наполняет возбужденный щебет. Про Маргариту на мгновение забыли, и мама хватает ее под руку и выводит в сад. Там на ушко она подсказывает дочери, как наконец завоевать тело Людовика – начав с души.

Элеонора

Скандал и мятеж

Лондон, 1238 год

Возраст – 15 лет

Элеоноре не терпится оказаться там. Но ее не пригласили. Хуже того: велели остаться дома.

– Бароны и так уже указывают на тебя при каждом моем непопулярном решении, – сказал Генрих. – К тому же не надо, чтобы они обвиняли тебя в этом браке.

А чего от них еще ждать? В конце концов, Элеанора Маршал – ее лучшая подруга, а Симон де Монфор, всем известно, – защитник королевы. («Ее Ланселот», как кто-то назвал его, лукаво подмигнув). Сегодня, когда она входит в зал, перебирая четки и молясь, эти двое втайне дают друг другу клятву перед вестминстерским священником. Генрих, который вложил руки невесты в ладони жениха, – единственный свидетель; по крайней мере, так они надеялись. Ричард Корнуоллский, узнав о венчании, прямо сейчас несется в Лондон. Господи, задержи его! Если Бог откажет ей в этом, она должна сделать все, чтобы он не добрался до часовни, пока церемония не будет завершена. От этого брака зависит ее дружба с Симоном – единственным союзником при дворе.

– Госпожа, – робко кланяется молодой рыцарь, словно ожидая удара. Однако боится он не ее. Прибыл Ричард и с нетерпением ждет дозволения войти в замок.

– Задержи его, – говорит Элеонора пугливому юноше. – Задержи насколько возможно.

Но Ричард не станет ждать, во всяком случае сегодня. В то же мгновение он врывается в зал, его рука на рукояти меча. «Дышать». Она приветствует его поцелуем, который он не возвращает и рычит:

– Где они?

– Кто?

Он смотрит на нее сузившимися глазами. Его челюсть дергается.

– В часовне Генриха! – догадывается прибывший.

Одного взгляда на ее лицо достаточно. Со злобным смехом он бросается к лестнице.

– Дорогой брат, ты знаешь, что никому не дозволено входить в замок с оружием. Я должна просить тебя оставить меч у нашей стражи.

С раздраженной гримасой он все же снимает ножны и меч с пояса и отдает юному рыцарю, потом снова застегивает ремень. Она тщится преградить ему путь на лестнице, но он, танцуя вокруг нее, непреклонно поднимается по ступеням.

– Куда ты? – кричит королева, но он направляется прямо в часовню, где в этот момент новобрачные стоят среди великолепных расшитых зеленым и голубым гобеленов, у реликвий святых и, затаив дыхание, произносят клятву любви, верности и послушания. Симон нежно держит в своих руках ладони Элеаноры, как драгоценный подарок. Она смотрит в его глаза с нескрываемой любовью, от которой захватывает дыхание. Когда они преклоняют колени перед священником в торжественной мессе, чувства переполняют Генриха; склонив голову, он обращает пылкую молитву за счастье новобрачных к Святой Марии, и с его бороды капают слезы. И тут в залу врывается Ричард, по пятам за ним вбегает Элеонора.

– Ради бога, неужели я опоздал? – кричит Ричард.

– Вы не опоздали, сэр Ричард, высказать добрые пожелания вашей сестре и мне. – Симон весь лучится, словно граф Корнуоллский намерен праздновать венчание.

– Боже, я бы не поверил в такую глупость, если бы не увидел собственными глазами.

Ричард буравит взглядом Генриха. Его камзол и верховые сапоги в пыли; глаза от пыли покраснели, придавая ему мрачный и свирепый вид.

– Не ты ли отослал меня домой всего несколько часов назад? Даже при прощальном поцелуе ты таил в сердце тайну. Боже! Как бы я хотел, чтобы ты был не мой король: тогда я мог бы отрезать твой лживый язык!

Двое стражников Генриха шагают вперед с обнаженными мечами, но Генрих делает им знак встать на место.