Читаем без скачивания Дени Дюваль - Уильям Теккерей

- Вы уезжаете? А куда же вы едете, сэр, позвольте вас спросить? отозвалась мисс Сьюки, подняв голову от чашки чая.

- Я еду домой с доктором Барнардом. Я не могу оставаться здесь после того, как вы обвинили меня в краже ваших денег.

- В краже? Но ведь деньги лежали в твоем ящике, воришка ты несчастный!

- Ах ты, негодник ты эдакий! - прохрипел старик Радж. - Удивляюсь, почему тебя до сих пор медведи не сожрали. Ты сократил мне жизнь своим злодейством, и я ничуть не удивлюсь, если ты вгонишь в гроб своего несчастного седовласого деда. А ведь ты из такой богобоязвенной семьи! Мне страшно подумать о тебе, Дени Дюваль!

- Страшно! Тьфу! Ах, дрянной мальчишка! Меня от него просто тошнит! завопила мисс Сьюки, глядя на меня с непритворным отвращением.

- Пусть убирается из нашего дома! - вскричал Радж.

- Чтоб я больше никогда не видела этой мерзкой рожи! - воскликнула нежная Сьюки.

- Я уйду, как только приедет коляска доктора Барнарда. Мои вещи уложены и стоят в передней, - сказал я.

- Ах так, они уложены! Нет ли там еще наших денег, ублюдок несчастный? Папа, посмотрите в буфете - на месте ли ваша серебряная кружка и ложки?

Мне кажется, бедняжка Сьюки немного выпила, чтобы забыть давешнее унижение на суде. С каждым словом ярость ее увеличивалась, и она как сумасшедшая вопила и размахивала кулаками.

- Сусанна, против тебя выставили лжесвидетеля, и тут ты не первая у нас в роду. Однако успокойся, дитя мое. Наш долг - хранить спокойствие.

- Еще чего не хватало! - прорычала Сьюки. - Как я могу успокоиться, когда здесь эта скотина, этот воришка, этот обманщик, этот гад? Где Эдвард Бевил? Что он за мужчина, если не может как следует отодрать этого мерзавца? Погоди, сейчас я отделаю тебя хлыстом! - завопила она, хватая отцовский хлыст, который обычно висел на двух крючках над буфетом. - Ну что, злодей! Где твой пистолет? Стреляй в меня, трусишка, я тебя ни капельки не боюсь! Ах, вот оно что! Пистолет у тебя в ящике? (Я по глупости сообщил ей об этом в ответ на ее издевательства.) Ни с места! Папа! Этот воришка хочет ограбить весь дом, а потом уехать вместе со своими сундуками. Сию же минуту открывай все сундуки! Посмотрим, что ты у нас украл! Говорят тебе, открывай. Я сказал, что и не подумаю. От такой наглости кровь моя вскипела, и когда мисс Сьюки бросилась в прихожую за моим сундуком, я опередил ее и уселся прямо на него. По правде говоря, позиция эта оказалась весьма невыгодной, ибо разъяренная фурия принялась бить меня по лицу хлыстом, и мне оставалось только схватить ее за Руки. Когда я стал таким образом защищаться, мисс Сьюки, конечно, принялась звать на помощь.

- Эдвард! Нед Бевил! - вопила она. - Этот трус меня бьет! Помоги мне, Нед!

Тут дверь лавки распахнулась, и рыцарь хозяйской дочери ринулся было прямо на меня, но зацепился за второй сундук, расшиб себе ногу, грохнулся носом оземь и разразился неистовою бранью.

В разгар этой баталии, когда Бевил валялся на полу в тесной и темной прихожей, мисс Сьюки яростно размахивала хлыстом (похоже на то, что большей частью он гулял по спине Бевила), а я изо всех сил от нее отбивался, к лавке подъехала коляска. В пылу сражения я этого даже не услышал, но когда отворилась входная дверь, с радостью подумал, что за мной, как и было обещано, приехал доктор Барнард.

Однако это оказался вовсе не доктор. Вновь прибывший был не в рясе, а в платье. Вскоре после окончания моего допроса в суде наш сосед Джон Джефсон из Уин-челси уселся на свою повозку и поехал с рынка домой. Он отправился прямо к нам и рассказал матушке об удивительной сцене, только что разыгравшейся у него на глазах, о том, как меня обвинили в краже и как я был оправдан. Матушка умолила Джефсона дать ей повозку. Она схватила хлыст, поводья и поскакала в Рай, и я не завидую Джефсоновой старой сивой кобыле, которой пришлось скакать в упряжке у такого кучера. Когда дверь с улицы распахнулась, в прихожую хлынул свет, и матушка увидела трех воинов, яростно тузивших друг друга на полу.

Сценка как нарочно для матери, у которой тяжелая рука, доброе сердце и буйный нрав! Мадам Дюваль тотчас ринулась на мисс Сьюзен, которая с дикими воплями колотила меня хлыстом, и оторвала ее от меня. В руках амазонки-родительницы остался обрывок чепца Сьюзен и клочья ее рыжих волос, сама же она вылетела из прихожей на кухню и шлепнулась прямо под ноги своему перепуганному папаше. Не знаю уж, сколько ударов нанесла моя матушка этой твари. Она наверняка пришибла бы сию целомудренную Сусанну, если бы та с пронзительным визгом не забралась под кухонный стол.

Вырвав из рук поверженной Сусанны хлыст, которым эта молодая особа стегала ее единственного сына, мадам Дюваль заметила Раджа, в смертельном ужасе застывшего в углу, набросилась на старого бакалейщика и принялась бить его плеткой и рукояткой по носу и по глазам, за что всякий, кому угодно, может его пожалеть.

- Ну что, будешь еще обзывать моего сына вором? Будешь таскать моего Денни по судам? Prend moi ca, gredin! Attrape, lache! {Вот тебе, прохвост! Получай, подлый трус! (франц.).} Nimm noch em Paar Schlage, Spitzbube! {Еще парочку ударов, мерзавец! (нем.).} - кричала моя полиглотка-матушка, как всегда в минуту волнения изъясняясь на смеси английского, немецкого и французского языков. Моя добрая родительница не хуже всякого мужчины умела брить, причесывать и мыть джентльменские головы, и я совершенно уверен, что еще ни единому человеку во всей Европе не задавали такой головомойки, как мистеру Раджу в тот вечер.

Бог ты мой! Я занял почти целую страницу описанием битвы, которая никак не могла продолжаться более пяти минут. Покуда матушка одерживала блистательные победы в доме, ее повозка стояла в переулке. Тем временем к парадному крыльцу подъехала коляска доктора Барнарда, и, войдя в дом, он увидел, что победители завладели полем боя. После моей предыдущей стычки с Бевилом мы оба знали, что я - более чем достойный для него противник. "Именем короля приказываю вам бросить кинжалы", - говорит персонаж одной пьесы. Наши баталии окончились с появлением мирного человека. Матушка вышла из комнаты, размахивая хлыстом над головою Раджа; мисс Сьюки вылезла из-под стола; мистер Бевил встал с пола и поплелся смывать кровь со своей окровавленной физиономии, а когда злополучный Радж заикнулся о том, что подаст в суд за оскорбление действием, доктор сурово заметил:

- В начале сражения вас было трое против одного, потом стало трое против двух, а после ваших сегодняшних показаний едва ли найдется такой судья, который поверит вам, клятвопреступник вы несчастный!

Разумеется, никто им не поверил. Этих скверных людей постигла заслуженная кара. Кто-то из жителей Рая прозвал Раджа и его дочь Ананией и Сапфирой, и с того дня дела старого бакалейщика сильно пошатнулись. Стоило ученикам Поукока повстречать на улице Раджа, его дочь или приказчика, как эти маленькие бездельники начинали вопить:

- Кто положил монеты в ящик Денни? Кто оклеветал соседа своего? Целуй Библию, крошка Сьюки, и говори правду, всю правду, одну только правду, слышишь?

Жизнь несчастных бакалейщиков стала просто ужасной. А плутишка Том Пэррот однажды в базарный день когда в лавке было полно народу, спросил на пенни леденцов и, протянув деньги старику Раджу, который, сидя за высокой конторкой, записывал что-то в свою книгу, предерзко заявил:

- Славная монетка! Она не меченая, как деньги Денни Дюваля!

И, без сомнения, по знаку юного злодея, выстроившийся под окном хор мальчишек запел:

- Сапфира и Анания! Где ж ваше покаяние?

Но это было не единственною карой, постигшей беднягу Раджа. Миссис Уинг и многие другие постоянные клиенты перестали делать покупки в его лавке и перешли к бакалейщику на другой стороне улицы. Вскоре после суда надо мною мисс Сьюки вышла замуж за беззубого приказчика, - он сильно проиграл на этом деле, все равно, хоть с женою, хоть с возлюбленной. Я сейчас расскажу, какое наказание они (и еще кое-кто вместе с ними) понесли за свои подлые дела и как раскаялась бедняжка Сьюки, которую я от всей души прощаю. Тогда-то и раскрылась тайна гонений, воздвигнутых на скромного юношу, который в жизни никого и пальцем не тронул, разве только защищая свою жизнь, - тайна, в каковую я никак не мог, а доктор Барнард либо не мог, либо не хотел проникнуть.

Я взвалил на спину сундуки - причину вышеописанной прискорбной баталии, погрузил их в матушкину повозку и хотел было забраться на сиденье, но хитроумная старая леди не позволила мне расположиться рядом с ней.

- Я отлично доеду сама. Садись в коляску к доктору, сынок. Он лучше знает, что тебе сказать, чем такая темная женщина, как я. Сосед Джефсон рассказал мне, как добрый джентльмен защищал тебя в суде. Если я или мои родные смогут хоть чем-нибудь его отблагодарить, ему стоит только сказать одно слово. Но-о-о, Schimmel! {Сивый (нем.).} Пошел! Скоро будем дома!

И с этим она укатила, увозя мои пожитки, ибо на дворе уже стало темнеть.