Читаем без скачивания Туарег - Альберто Васкес-Фигероа

– Мне понадобится три дня, чтобы добраться, и еще день, чтобы раздобыть верблюдов и провизию… – задумчиво произнес он, и тут в его голосе послышались веселые ноты. – Это значит, что, когда мне устроят засаду в гвельте Сиди-эль-Мадья, я уже буду в Герифиэсе. – Он медленно, с наслаждением отхлебнул чаю. – Они прождут нас день, максимум два, прежде чем обо всем догадаются и пошлют предупреждение о том, чтобы меня встречали… Время есть! – уверенно сказал он. – Да. Думаю, что у меня есть время.

– А как ты поступишь со мной? – спросил губернатор с легкой дрожью в голосе.

– Я должен бы тебя убить, но я оставлю тебе воды и еды на десять дней. Если ты сказал правду, я кого-нибудь пришлю. Если ты солгал и Абдуля эль-Кебира там не окажется, ты умрешь от голода и жажды, потому что никому не по силам разорвать ремни из верблюжьей кожи.

– Откуда мне знать, что ты действительно пришлешь кого-то за мной?

– Знать ты этого не можешь, но я это сделаю… У тебя есть деньги?

Губернатор Хасан бен-Куфра показал подбородком на задний карман брюк, в котором лежал бумажник, и туарег его достал. Отделил банкноты наибольшего достоинства и аккуратно разорвал их посередине. Одну половину спрятал, а вторую сунул в бумажник, который положил рядом с костром.

– Я найду какого-нибудь кочевника, отдам ему эту половину банкнотов и объясню, где найти вторую половину… – Он улыбнулся под покрывалом. – За такую сумму любой бедуин готов провести верхом на верблюде целый месяц. Не волнуйся, – успокоил он его. – За тобой придут. А теперь снимай штаны.

– С какой стати? – вскинулся губернатор.

– Ты проведешь в этой пещере десять дней со связанными руками и ногами… Если ты обмочишься и обмараешься, то покроешься язвами. – Он сделал выразительный жест. – Лучше, если задница будет проветриваться…

Его превосходительство губернатор Хасан бен-Куфра, высший представитель власти, слово которого – закон, на территории большей, чем Франция, хотел было запротестовать но передумал, проглотил свою гордость и возмущение и начал с трудом расстегивать ремень на брюках.

Гасель помог ему их снять, затем как следует его связал, а под конец снял с него часы и перстень, украшенный крупным бриллиантом.

– Этим я расплачусь за верблюдов и провизию, – объяснил он. – Я беден, а мне пришлось убить верблюда. Это был замечательный мехари. Такого у меня больше никогда не будет.

Туарег собрал вещи, прислонил к стене гербу с водой и мешок сухофруктов и показал на них рукой.

– Расходуй экономно! – посоветовал он. – Особенно воду. И не пытайся освободиться. А то вспотеешь, и тебе захочется пить. Тогда, вероятно, воды не хватит. Старайся спать… Это самое лучшее: во сне не расходуется энергия…

Гасель вышел. Снаружи была темная ночь под черным безлунным небом, усыпанным звездами, которые здесь, в горах, казались еще ближе, почти касались гребней гор, высившихся над головой. Он в задумчивости постоял несколько секунд – то ли пытался сориентироваться, то ли выстраивал в уме маршрут, как добраться из того места, где он находился, до далекого форта. В первую очередь ему понадобятся вьючные животные, большое количество провизии и гербы, чтобы запасти как можно больше воды, потому что, насколько ему было известно, в окрестностях эрга Тикдабра колодцев не было, а южнее уже начиналась «великая пустая земля», точных границ которой никто не ведал.

Он шел всю ночь быстрым пружинистым шагом. От такой ходьбы кто угодно бы выбился из сил, но для туарега она была неотъемлемой частью его жизни. Рассвет застал его на вершине холма, возвышающегося над долиной, где тысячи лет назад, вероятно, текла речка. Кочевникам было известно, что в этой долине достаточно выкопать полметра земли, чтобы в атанкор набралась вода, которой хватило бы пяти верблюдам. Поэтому сюда в обязательном порядке заворачивали караваны, направлявшиеся с юга в крупный оазис Эль-Акаб.

Гаселю удалось разглядеть три лагеря, расположившиеся вдоль русла. С рассветом в них снова начали раздувать костры и собирать пасущихся по склонам верблюдов, готовясь двинуться дальше.

Оставаясь незамеченным, он внимательно понаблюдал за обитателями лагерей, пока окончательно не убедился в том, что среди них нет солдат, и только тогда отважился спуститься и остановился перед самой большой хаймой, встретившейся ему на пути, в которой четверо мужчин прихлебывали утренний чай.

– Метулем, метулем!

– Аселам алейкум, – дружно послышалось в ответ. – Присаживайся и выпей с нами чаю. Галеты?

Он поблагодарил за галеты, сыр – порядком подпорченный, но зато твердый и вкусный – и за сочные финики, поглощаемые вместе с чаем – жирным, сладким, с большим количеством сахара, – который согрел его тело, изгоняя из него предрассветный холод.

Тот, кто, судя по всему, был старшим группы, бедуин с редкой бородкой и хитринкой в глазах, не сводивший с Гаселя глаз, спросил без всякого выражения в голосе:

– Ты Гасель? Гасель Сайях из Кель-Тальгимуса?.. – И когда туарег молча кивнул, добавил: – Тебя ищут.

– Я знаю.

– Ты что, убил губернатора?

– Нет.

Все посмотрели на него с интересом и даже перестали жевать, вероятно пытаясь определить, правду он говорит или нет.

Наконец бедуин, как ни в чем не бывало, добавил:

– Тебе что-нибудь нужно?

– Четыре мехари, вода и еда. – Он вытащил из красного кожаного мешочка, висевшего у него на шее, часы и перстень и показал: – Я расплачусь вот этим.

Худой старик с длинными и тонкими пальцами, махарреро, взял перстень и рассмотрел его с видом человека, знающего в этом деле толк, в то время как первый, с редкой бородкой, в свою очередь обследовал увесистые часы.

Наконец ремесленник передал драгоценность старшему.

– Он стоит по меньшей мере десяти верблюдов, – заверил он. – Камень хороший.

Тот кивнул, оставил перстень себе и протянул руку, отдавая обратно часы.

– Бери все, что тебе нужно, в обмен на кольцо. – И он улыбнулся: – А вот это еще может тебе пригодиться.

– Я не умею этим пользоваться.

– Я тоже, но когда захочешь это продать – тебе хорошо заплатят… Это золото.

– За твою голову предлагают большие деньги, – сообщил махарреро без особого выражения. – Много денег.

– Тебе известно, что кто-то хочет их получить?

– Не из наших, – уточнил самый молодой из бедуинов, взиравший на туарега с явным восхищением. – Тебе нужна помощь? Я могу поехать с тобой.

Старшему, вероятно его отцу, это не понравилось, и он его осадил:

– Помощь ему не нужна. Достаточно будет твоего молчания. – Он сделал паузу. – Нам не следует в это вмешиваться. Военные рвут и мечут, а нам и так хватает с ними хлопот. – Он повернулся к Гаселю: – Сожалею, но я должен оберегать своих.

Гасель Сайях кивнул:

– Понимаю. Ты уже сделал достаточно, продав мне своих верблюдов. – Он с симпатией посмотрел на паренька: – Твой отец прав: мне не нужна помощь, только молчание.

Юноша слегка склонил голову, словно благодаря его за снисходительность, и поднялся:

– Я выберу тебе лучших верблюдов и все, что требуется. А также наполню твои гербы.

Он удалился быстрым шагом, оставшиеся проводили его взглядом. Старший, несомненно, им гордился.

– Он смел и отважен и восхищается твоими подвигами, – пояснил мужчина. – Ты скоро станешь самым знаменитым человеком в пустыне.

– Я этого не ищу, – убежденно сказал Гасель. – Я всего-навсего желаю спокойно жить со своей семьей. – Он сделал паузу. – И чтобы выполнялись наши законы.

– Ты уже больше никогда не сможешь жить спокойно со своей семьей, – заметил махарреро. – Тебе придется покинуть страну.

– Есть одна граница – южнее «пустых земель» Тикдабры, – сообщил старший. – И другая – на востоке, в трех днях пути от гор Хуэйлы. – Он отрицательно покачал головой. – Те, что на западе, находятся далеко, очень далеко. Я так ни разу и не добрался до них. А на севере располагаются города и море. Туда я тоже никогда не ездил.

– Как я узнаю, что пересек границу и нахожусь в безопасности? – поинтересовался Гасель.

Остальные переглянулись, не зная ответа. Тот, кто до сего момента не проронил ни слова – негр акли, сын рабов, – пожал плечами:

– Никто точно не знает. Никто, – повторил он убежденно. – В прошлом году я спустился с одним караваном до Нигера, и ни по пути туда, ни обратно мы не знали, в какой стране находимся.

– Сколько времени вы добирались до реки?

Негр обдумывал ответ, напрягая память. Наконец не вполне уверенно предположил:

– Месяц? – Он пощелкал языком, словно пытаясь отогнать неприятные мысли. – А возвращались почти в два раза дольше. Наступила засуха, колодцы иссякли, и вдобавок нам пришлось проделать значительный крюк, чтобы обогнуть Тикдабру. Когда я был ребенком, можно было встретить хорошие колодцы и саванны на много дней раньше, чем доберешься до реки. Сейчас ее берегам угрожают пески, колодцы засыпало, и последние следы растительности исчезли. Равнины, на которых раньше пасся скот пеулов[32], ныне не годятся даже для самых голодных верблюдов, а от населенных оазисов, которые раньше были местом отдыха, не осталось даже воспоминаний. – Он снова пощелкал языком. – А ведь я не стар… – уточнил он. – Нет. Я не стар. Это пустыня наступает слишком быстро.