Читаем без скачивания На изломе - Олег Бажанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какую? – не понял Иванов сразу.
– Ну, ту, что ты из блатной переделал.
– Понял-понял, – закивал головой Иванов. – Расскажу для тех, кто еще не знает: она переделана мною из одной из песен мало еще известного автора-исполнителя из Твери – Михаила Круга. Когда недавно услышал ее, она мне понравилась. Изменил только слова, а название еще не придумал. Итак, песня без названия! И он запел:
Растревожились мысли: как быть?С детства стать я хотел офицером,Чтобы честно России служить,Я военную выбрал карьеру.
Никогда ни о чем не жалел,Хоть судьба помотала неслабо.Я в России погоны наделИ в российскую землю лягу.
Кто лежит, кто летает еще —Разбросало по карте России.Круто нас на Кавказ занесло.Вновь «верхи» воевать порешили.
Их детишкам в России не жить,Вот и грабят Россию «крутые»,Я ж Присягу давал на всю жизнь —Для меня есть понятья святые.
Надоела мне доля моя:Постоянно тревожные сборы.Без надежд, без жилья, без «копья» —То Афган, то Кавказские горы.
Никогда ни о чем не жалел,Никогда не нарушу Присягу.Я в России погоны наделИ в российскую землю лягу.
Не успел затихнуть последний аккорд, как за спиной Иванова прозвучал голос:
– Неправильные песни поешь, майор!
Иванов обернулся. В дверях комнаты стоял заместитель командира полка по воспитательной работе, или, как летчики еще называли по-старому, «замполит», Косачаный.
«Принесла нелегкая!» – тяжело вздохнув, подумал Иванов. Вечер был испорчен.
– Правильная песня, товарищ подполковник! – загудели пилоты. Очень даже правильная – про нас! А всяких гадов продажных надо к стенке ставить! – никто из сидящих у стола не поднялся навстречу замполиту. – Губят Россию…
– Это хорошо, что вы за командира – горой! – Косачаный прошел без приглашения в комнату. – Плохо, когда командир подчиненных не тому учит.
– У них своих мозгов, что ли, нет? – спокойно возразил Иванов, не глядя в сторону замполита.
Косачаный сел на предложенный Мельничуком стул и оглядел всех присутствующих наигранно-веселым взглядом.
– Ну что ж, давайте поспорим, – примирительно предложил он, пытаясь наладить контакт с аудиторией. – Но сначала налейте рюмочку начальству – я хочу выпить вместе с вами за присутствующих здесь красивых девушек.
Иванов заметил, что Косачаный улыбнулся Наташе, как старой знакомой. Она также улыбнулась в ответ. Иванов крепче сжал в руке гитарный гриф.
Все поддержали тост за девушек.
– Так кого вы хотите поставить к стенке? – поставив опорожненный стакан, спросил Косачаный.
Иванов, зная свой характер, решил не ввязываться в спор с начальником и поэтому молчал.
– Сами знаете, кого, – ответил кто-то.
– Что ж вы? Смелее! Давайте поговорим начистоту! – распалял себя Косачаный. – Так вы говорите – к стенке! Кого? Правительство? Думу? Не слишком ли большой список получится? А, Иванов?..
– Нормальный… – буркнул тот, чувствуя огромное желание высказать все, что наболело, но разводить демагогию не хотелось.
– Что?.. Что ты сказал? – поперхнулся закуской Косачаный.
– Все нормально, говорю!.. В России мир и благодать, – излишне громко ответил Иванов. – Демократия!
– Какой мир?! – возразил кто-то из пилотов. – Бардак в России. Беспредел криминальный! Кому нужна такая демократия?
– Может, вы по Сталину соскучились? По лагерям? По расстрелам? А? – почти выкрикнул замполит.
– При нем хоть порядок был, – снова сказал кто-то.
– Вы при Сталине не жили, и дай вам Бог никогда не жить при культе личности! – сел на своего любимого «конька» замполит. – Скажите «спасибо», что сейчас не те времена!
– Конечно, – раздался другой голос, – лучше жить при культе ничтожества, изображающего личность. И Россию продавать и разворовывать! А времена всегда одинаковые…
– Это ты, Костин? – насторожился Косачаный.
– Я, товарищ подполковник, – спокойно ответил крепыш – борттехник из экипажа Фархеева.
Рядом с ним сидела Ирина, и Иванов стал догадываться, с кем она изменила Ковалеву. Что ж, капитан Костин – мужчина интересный и неглупый – всегда нравился женщинам.
– И кого же ты имеешь в виду? – осторожно поинтересовался Косачаный.
– Кого имел, того имею, – хамил Костин, но замполит на это не отреагировал. – Вы ведь тоже при Сталине еще не родились, товарищ подполковник, а рассуждаете так, будто лично были с ним знакомы.
– Ну а ты-то что можешь об этом знать, чтобы так однозначно защищать Сталина? Все его дела – на крови народа! Все! – Косачаный явно нервничал.
– Я знаю, что такого беспредела, как сейчас, с русским народом при Сталине не было и быть не могло. При нем никто не делал разницы, кавказец ты или москвич, когда нужно было воевать или отстраивать страну. Да, жертвы были немалые. Но и цели достигались немалые. А всю Чечню Сталин очистил за сорок восемь часов. Вы слышите? – Костин, повысив голос, говорил с замполитом, как с глухим. – В феврале сорок четвертого года, когда страна истекала кровью на фронтах страшной войны, за сорок восемь часов все чеченцы были погружены в сорок тысяч вагонов и вывезены в Казахстан и Забайкалье. Все до одного! Кто их вернул? Тоже деятель-демократ, что отрекся от Сталина и подарил хохлам часть России и Крым, а китайцам – Порт-Артур. Что-то этот демократ тогда у народа разрешения на это не спрашивал. А Сталин был в сто раз мудрее всех последующих правителей вместе взятых! Он не воровал, карманы свои не набивал народным добром, болел за страну. Расширял ее границы. Его уважали самые известные главы государств. А кто теперь нас уважает? Мы сами-то себя не уважаем.
– Прости, Костин, не могу с тобой согласиться. Сколькими жертвами заплатил народ за все сталинские преобразования? Сколько умных голов полегло во время репрессий? – Косачаный говорил уверенно, с выражением, прямо глядя в глаза собеседнику: видимо, по части демагогии замполит был силен.
И Иванов не выдержал:
– Перегибы были всегда, при любой власти. Разве не так? Что, в Москве в Белый дом из танков не палили в 93-м? А с приватизацией что сотворили? А вспомните Афганистан. Или Чечню… И всегда страдает народ. Но у Сталина была цель – сделать сильной страну! А что мы видим сейчас?
– Это тот случай, когда цель не оправдывает средства. При Сталине жертв было слишком много! – упорствовал замполит.
– И назовите нам, пожалуйста, Игорь Дмитриевич, официальную цифру: сколько погибло людей от репрессий Сталина? – обратился Иванов к замполиту. – Вы же в академии учились, там об этом должны были говорить.
– Говорили! – замполит свысока взглянул на Иванова.
– За время правления Сталина были репрессированы более шестидесяти четырех миллионов человек. Нам об этом читал лекции профессор Волкогонов.
– А теперь, – вежливо попросил Иванов Косачаного, – скажите, пожалуйста, хотя бы примерно, сколько оставалось населения в Советском Союзе после Гражданской войны, скажем, в 1924–1925 годах?
– Ну, так точно сейчас сказать не могу, – Косачаный потер висок. – Но, если мне память не изменяет, где-то примерно сто двадцать – сто тридцать миллионов человек.
– Пусть примерно, – кивнув головой, продолжал Иванов. – А сколько всего проживало в Советском Союзе на момент переписи в тысяча девятьсот тридцать девятом году?
– Более ста семидесяти миллионов, – не подумав, ответил Косачаный.
– Теперь давайте посчитаем: рост населения, несмотря на репрессии, в эти годы составляет около тридцати процентов. Правильно? А репрессированных по вашей информации получается – каждый третий. Посчитайте сами, выходит – каждый третий. И даже больше, включая стариков и младенцев. Так? – Иванов почти ласково смотрел на задумавшегося замполита. – Хотите, угадаю с трех раз, кто платил Волкогонову?
– Но эта цифра за все годы правления Сталина! – не сдавался Косачаный. – И ты, Иванов, забываешь, что под репрессии попали целые народы: чеченцы, ингуши, крымские татары, калмыки!
– Ну, если вы все так хорошо знаете, почему не говорите, за что? – этот спор стал захватывать Иванова. – Почему не говорите, что чеченцы, ингуши и крымские татары служили у немцев в карательных частях, даже целая дивизия из них была сформирована? А при подходе немцев к Грозному старейшины чеченских родов приготовили подарок Гитлеру: белого коня и бурку. Знаете вы об этом, Игорь Дмитриевич? А калмыцкая конная дивизия при подходе немцев к Сталинграду оголила участок фронта, пропустив противника, и ушла на левый берег Волги, где занималась грабежами и разбоем, когда в Сталинграде рекой лилась кровь. Из-за предательства калмыков наши войска понесли страшные потери. Целый год «дикая» калмыцкая дивизия беспредельничала в тылу наших войск. Только после уничтожения немцев под Сталинградом, наконец, смогли разобраться и с этими предателями. Или вы считаете, что для того времени Сталин поступил жестоко? Я считаю, что товарищ Сталин, как никто другой, очень хорошо знал наш народ. Если я вас не убедил, и вы по-прежнему придерживаетесь версии господина Волкогонова, давайте спросим присутствующих, у кого в семье есть репрессированные при Сталине?