Читаем без скачивания Берсерки (трилогия) - Роман Злотников

— В настоящее время на Земле присутствуют только два представителя высшей аристократии империи, отвечающие требованиям. Это вы и… моя жена. Если вы настаиваете на предварительной апробации, то… — Олег запнулся, как будто то, что он собирался, вернее, должен был сказать, покидало его гортань с огромным трудом, — я готов обратиться к ней с предложением сделать это. Первой.

Эоней вскинулся, но адмирал Рюрик еще не закончил.

— Я знаю, что это то, чего она страшится едва ли не более всего на свете, но практически уверен, что она… согласится с моим предложением.

Эоней вскинул руки.

— Об этом и речи быть не может. Господа, я… благодарен вам за информацию, но мне надо подумать.

— Конечно, ваше величество.

Эоней поднялся из-за стола и коротко поклонился.

— Если позволите, я хотел бы удалиться.

Все также поднялись и ответили на его поклон. Эоней развернулся и пошел к выходу. Уже нажав клавишу открытия двери, он остановился и, бросив взгляд на Олега, спросил:

— Скажите, а каковы шансы на то, что у меня все получится?

— Самым честным ответом будет — они есть! — спокойно и твердо ответил Олег.

Эоней кивнул и вышел из блока.

Когда дверной монитор подал сигнал, Ольга выходила из душа. Она остановилась, бросила взгляд на дверь и присела на койку. Ольга была практически уверена в том, кого она увидит, открыв дверь. Как и в том, чем все это закончится. Хотя этот милый мальчик, едва не сгибающийся под тяжестью власти и проблем, обрушившихся на его плечи, выглядевшие вполне по-мужски сильными и широкими, но на самом деле слишком слабые для этого груза, ничего такого даже и не думал. И оно ей надо? Ольга усмехнулась. Что ж, видно, ей на роду написано подставлять свои тоже не шибко узкие и не особенно женственные плечи пусть и сильным, но пребывающим в полном раздрае мужчинам. Тогда что за сомнения? Она решительно встала и хлопнула по клавише открывания двери.

— Добрый вечер, Эоней, заходите.

Император сделал шаг вперед, заметив, что она в одном полотенце, остановился и смущенно потупил взгляд.

— Вы не одеты? Извините, я…

Ольга усмехнулась про себя. А вот этой мутотенью она заниматься не будет. Одеваться, потом раздеваться — к черту!

— Будем считать, что мое полотенце — это тога. Были такие одеяния у наших древних Прежних. И даже вполне себе публичные. Садитесь, Эоней. — Она огляделась. — Да хоть вот сюда, на койку.

— Благодарю вас, Ольга, — кивнул император, без всяких иных мыслей опуская свой крепкий, сухопарый зад на ее уютное девичье ложе (хотя куда уж там, давно не девичье и уж далеко не уютное, а вполне себе стандартное). — Понимаете, мне нужно с кем-нибудь поговорить. А кроме вас… — Он развел руками.

— Понимаю, — кивнула Ольга, устраиваясь напротив него. Ох, мальчик, не поговорить тебе надо, а трахнуться, хотя ты об этом даже не подозреваешь. Тебе кажется, что все, что с тобой происходит, творится только в твоей душе. Но это не так, вернее, не только так. В тебе и адреналин бурлит, и еще чертова туча всяческих гормонов. Организм чувствует, как взбудоражен твой разум, и реагирует так, как и должно этой нашей животной составляющей, насыщая кровь множеством соединений, долженствующих дать тебе больше шансов в неминуемой, как он считает, предстоящей схватке. Даже не догадываясь, что схватка ведется внутри тебя самого…

Эоней говорил и говорил, вскидывая руки, яростно потирая лицо и стискивая кулаки. А Ольга, не переставая кивать и понимающе поддакивать, сначала осторожно завладела его рукой, потом придвинулась к нему поближе и прижалась бедром, затем слегка спустила полотенце с груди, а в конце, когда Эоней изумленно замер, запнувшись на полуслове и ошеломленно глядя в ее глаза, вплотную приблизившиеся к его глазам, тихим грудным голосом произнесла:

— Остановись. Пришло время помолчать. Немного.

— Что вы… ты делаешь? — срывающимся голосом произнес император.

Но Ольга молча закрыла его полуоткрытый рот своими губами и опрокинула его на себя…

— Как ты думаешь, что же мне все-таки делать? — спросил он ее много позже, когда они лежали на узкой койке, тесно прижавшись друг к другу, и она с удовольствием смотрела, как от его разгоряченной кожи буквально идет пар. Да уж, покувыркались они…

— Ну уж нет, — тихонько рассмеялась Ольга, — этого я тебе никогда не скажу.

— Почему?

— Почему? — Она мотнула головой, ее мокрые волосы легонько хлестнули его по щеке. — Да потому… Чтобы потом, когда ты добьешься победы, ты бы точно знал, что это твоя, и только твоя, победа.

Эоней несколько мгновений лежал, переваривая ее слова, а затем всем телом развернулся к ней и, склонившись над ее лицом, легонько, едва касаясь губами, поцеловал:

— Спасибо, тренер. За все.

— Не за что, ученик, — улыбнулась она.

Вода Северного Ледовитого океана ожгла обнаженную кожу императора так, что он едва не заорал. Вернее, он заорал, но почти сразу же захлебнулся. А в следующее мгновение его накрыло волной. Поэтому кашель, с помощью которого его легкие пытались избавиться от попавшей в них воды, наоборот, привел к тому, что с каждым судорожным движением воды в легких становилось все больше и больше. На мгновение Эоней запаниковал, но внезапно перед его глазами возникли насмешливые глаза Ольги. Она смотрела на него так же, как обычно смотрела в спортзале, после того как он улетал к очередной переборке. Типа «ну что, встанешь или слабо?». И он отчаянным усилием рванулся вверх, к поверхности, изо всех сил стараясь сдержать рефлекторные судороги диафрагмы до того момента, пока они не начнут работать на него, а не против.

На поверхности ему удалось откашляться, но системно это изменило не слишком много. Потому что сильно саднило гортань и носоглотку. А ледяная вода стремительно выпивала из тела тепло. Но и на воздухе все обстояло не лучшим образом. Мокрые волосы практически мгновенно превратились в ледяную шапку, а на лице, в уголках рта и вокруг ноздрей налипли сосульки. О темная бездна, он совершенно точно умрет здесь! И в следующее мгновение действительность подтвердила этот вывод. Эоней почувствовал острую боль в распоротой лезвием такта ноге, а затем его резко рвануло вниз, в глубину. Легкие затрепетали от боли, которая, однако, никак не могла заглушить боль в ноге, перемалываемоей мощными челюстями. Эоней забился, будто рыба на крючке, скрючиваясь и рефлекторно протягивая руки к ноге, зажатой пастью могучего морского животного. Кажется, оно называется касатка… Но в его мозгу, почти уже отключившемся от болевого шока и кислородного голодания, внезапно поднялась волна какой-то новой эмоции, которую он до сего момента никогда ранее не испытывал. Это была чудовищная, всепоглощающая ярость. Она поднималась все выше, выше, пока не обрушилась на его разум, смывая все остальные чувства и ощущения.