Читаем без скачивания Грон. Трилогия - Роман Злотников

— А что объяснять? — запальчиво воскликнул юноша. — Почему нельзя было просто предложить ему денег? Зачем тебе понадобилось возбуждать его, одеваться вот так…

— Для ЭТОГО капитана денег мало. Он — лучший. И денег у него хватает. А мне нужны именно лучшие. И поэтому я воспользовалась тем, чему меня учили. Но, как видишь, я ограничилась только одеждой и гранулами супремы. — Она хихикнула. — И для него этого оказалось достаточно. Ну же, перестань дуться, ты же знаешь, что мое сердце принадлежит только тебе.

Юноша горестно вздохнул, поднял руки и обнял ее.

— Прости, но мне стало казаться, что ты играешь со мной. Так же, как со всеми остальными.

Эсмерея ласково рассмеялась:

— Вот глупый, разве я пыталась завлечь тебя ЭТИМ, разве, когда ты приходил ко мне, ты чувствовал запах супремы, разве я обнажалась перед тобой в танце, как перед тем купцом из Панчандаркама, который вывез нас из города? — и тут же сама ответила: — Нет. Я просто полюбила тебя. Так полюбила, что ты не смог не ответить на мою любовь.

Когда за рабом закрылась дверь, Эсмерея мгновенно стерла с лица влюбленное выражение и нахмурилась. Эта глупая ревность, которая раньше только забавляла ее, теперь начала раздражать. Пожалуй, надо потихоньку прекращать игру. Но сначала следует продумать, как извлечь из этой ситуации максимальную пользу. Что выгоднее — передать новоиспеченному Властителю Манджа голову его родственника, которого он так долго искал, или, наоборот, тихо спрятать обезображенное (на случай, если кто-нибудь раскопает тайную могилу) тело. Тем самым она заставит излишне самоуверенного Властителя еще долгое время опасаться возможного появления претендента на трон. Впрочем, об этом можно подумать и завтра.

Часть III

Миттельшпиль

1

Толла стояла, закутавшись в теплую накидку, и смотрела вдаль. Внизу, на берегу раскинувшейся под ее ногами небольшой бухты лежала, подпертая с обоих боков жердями, «Росомаха». Между ней и домиком Тамора-изгнанника сновали люди. Они шустро сбегали по мосткам с правого борта судна и рысью неслись к домику и чуть дальше, к сараям, где лежали наваленные грудами тюки, мешки, большие кувшины, очевидно, с водой и вином (просто удивительно, сколько всего совершенно ненужного для тихой одинокой жизни хранилось, оказывается, в Таморовых сараях), и уже заметно медленнее, отягощенные грузом, шли обратно. И снова бежали к домику…

Лето пролетело как во сне. Грон все время был рядом. Он не мотался, как в прошлые годы, по разным гарнизонам и городам, проводя во дворце не дольше четверти. За более чем четыре луны он лишь один раз съездил в Сомрой, причем отсутствовал дома всего две четверти, ну и еще раз десять вместе с Франком навестил Тамора. Но это можно и не считать — такие поездки отнимали день, два, не больше. Так что Толла уже стала забывать тяжелый разговор со Слуем. Тем более что с того дня он как-то не попадался ей на глаза. Целых четыре луны…

Когда на ее плечи осторожно опустились руки мужа, Толла откинула голову назад и, коснувшись его лица затылком, смежила веки. Несколько мгновений они стояли, наслаждаясь близостью друг друга, вдыхая запах, чистый и свежий — у нее и терпкий, чуть отдающий мускусом и солью, — у него. Толла тихо произнесла:

— Это несправедливо…

Руки Грона сжали ее чуть крепче.

— За счастье надо платить, малыш, — сказал он также тихо. — И недолгая разлука — не слишком высокая цена по сравнению с той, какую, возможно, пришлось уплатить, если б я остался.

— Я понимаю… но все равно это несправедливо. Вокруг нас так много сильных, умных, жестоких и молодых… почему опять ты?

Грон вздохнул:

— Я — намного опытнее и потому могу действовать эффективнее. Не забудь — я занимаюсь этим уже вторую жизнь. И ТАМ мои противники были гораздо сильнее и опаснее Ордена.

Толла вздохнула:

— Да, понимаю… Знаешь, последнее время я часто чувствую себя старухой, которая видит людей насквозь, знает все их тайные мысли. Ведь и не сосчитать, сколько их припадало к подножию моего трона с жалобами, просьбами и мольбами о помощи, зачастую фальшивыми, скрывавшими на самом деле алчность и жестокость. Но рядом с тобой я кажусь себе все той же молоденькой девчонкой, которую ты взял на камнях дровяного двора храма богов-близнецов Тамариса… — Толла запнулась, всхлипнула и еле слышно, жалобным голосом проговорила: — Не оставляй меня, пожалуйста! Вернись ко мне!

Грон нежно развернул ее к себе и, сняв поцелуями слезинки с век, шутливо поморщился:

— Ну вот, соль развела, моря тебе мало? И вообще, откуда такие мысли? Я что, первый раз ухожу? Тем более сейчас… Это всего лишь небольшая морская прогулка. Не пройдет и трех лун, как я опять проберусь в твою спальню, когда ты меньше всего будешь меня ждать, и, клянусь богами, на этот раз твое старое ложе не выдержит моего напора. Так и знай!

Но Толла не приняла его тона, она снова всхлипнула и отчаянно помотала головой.

— Нет, муж мой, Я ВИЖУ, ты оставляешь меня надолго. Твой путь уведет дальше, чем ты ожидаешь. И боги сделают все, чтобы НАВСЕГДА оторвать тебя от меня. Но я знаю, ты умеешь заставлять богов повиноваться своей воле. Так что я буду ждать…

В этот момент снизу послышался скрип и дружный рев десятков мужских глоток:

— Опа-на! Опа-на! Опа-на!

«Росомаха» дрогнула и, скрежеща днищем по гальке, начала медленно сползать в воду.

— Опа-на! Опа-на!

Вот уже всплыла корма, и длинный, изящный корпус с двумя рядами весел повело немного в сторону. Однако те, что сталкивали корабль, были опытными моряками. Они поднавалились, отчего выкрики стали натужнее, корабль выровнялся и пошел по уже проторенной килем колее.

— Опа-на! Опа-на!

Толла выпрямилась и, легонько оттолкнув Грона, гордо вскинула голову:

— Тебе пора, муж мой. Твой корабль уже качает волна, а те минуты, что ты еще можешь подарить мне, ничего не изменят.

Грон кивнул, еще раз крепко сжал жену в объятиях и пошел вниз, к своему кораблю. А Толла застыла неподвижно, высоко держа голову, чтобы не дать слезам скатиться по щекам.

Через несколько минут над бухтой гулко разнесся выкрик Тамора и два ряда новых кипарисовых весел с плеском ударились о тугую гладь залива. Толла опустила голову. Все ее старания были напрасны. Слезы потоком побежали вниз, прочертив на щеках блестящие дорожки. Неслышно подошедшая сзади Беллона ласково полуобняла ее и прошептала на ухо: