Читаем без скачивания Кодекс врача - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот это дело! В России большая часть вопросов решается кулуарно. И похоже, меня запускают в главную медицинскую «подсобку» страны.
* * *
Званый ужин прошел на ура. Я продегустировал запеченную утку, устрицы, потренировался с вилками, ложками и салфетками. Познакомился с главврачами самых крупных питерских больниц, в том числе и военными. Медицинское сообщество небольшое, все друг друга знают, либо учились вместе, либо в ординатуре парились, людей резали. Так что в этот круг я вошел легко и быстро, а поспособствовало этому шоу с измерением давления. Из дюжины медиков, что оказались на ужине, никто не отказался, все послушно закатывали рукава рубашек, потом еще друг другу измеряли, записывая показатели. Как знал: захватил в столицу таблицы и несколько манжет, которые тут же раздал. Гости даже успели поспорить, кому достанутся тонометры, но Склифосовский предложил кинуть жребий, что всех устроило.
Заодно вручил с десяток визиток директора фабрики Келера, где с мая начали производить тонометры, что я демонстрировал после ужина: резиновый полый мешок, помещенный в манжету из нерастяжимого материала, который обхватывал плечо и накачивался резиновой грушей. Похоже, теперь заказы посыпятся, как из рога изобилия, только одной клинике Николая Васильевича нужно тридцать штук. А есть еще Европа. Как говорится, «Запад нам поможет». Цены установили божеские: десять рублей за гаджет. И наценка там была больше ста процентов. Дикий капитализм в действии.
Кстати, самое высокое давление было… у нашего хозяина. Сто шестьдесят на девяносто. Считай, у Склифосовского была артериальная гипертензия, причем уже довольно давно, иначе он бы не чувствовал себя весьма комфортно с таким давлением. А это верный путь к инсультам, инфарктам. Которые и в будущем-то не очень хорошо лечатся, а здесь даже и посоветовать нечего. Разве что отказ от курения и снижение веса. Ну и раувольфия с прочими народными средствами. Но это надо сначала как следует обосновать, ведь современная медицина практически ничего не знает про холестериновые бляшки в сосудах и их влияние на тромбы.
Мы уже почти закончили общаться и народ собрался расходиться, как раздался телефонный звонок. К аппарату попросили главного врача Александровской больницы – такого же упитанного, как Склифосовский, живчика Василия Павловича Доброклонского. Из курительной комнаты был виден его разговор. Лицо главврача побледнело, он оглянулся на нас.
– Да, сейчас же буду.
Повесил рожок, достал платок с монограммой, вытер руки. Явно раздумывал, говорить нам или нет. Но стихшие разговоры и пристальные взгляды быстро подвигли к тому, чтобы все рассказать:
– Серьезная авария на Путиловском заводе. Трех рабочих ошпарило паром, везут ко мне в клинику. Но это еще не все. Вице-директора Островского затянули в шестерни вала. И он… все еще там.
Теперь все оглянулись на меня. Скорую тоже обсуждали за ужином, хвастался я, как мог. Дохвастался.
– Если позволите… Я бы мог доехать до Путиловского и как-то помочь вице-директору. Докторский чемоданчик у меня с собой.
– Поеду с вами. – Склифосовский тяжело поднялся в кресле. – Посмотрю на то, как работает скорая помощь.
* * *
Пока ехали до Путиловского, шампанское почти выветрилось из крови. В будущем бы за такое по головке не погладили. Выпимший доктор на выезде? Даже в Москве мы уже подошли к тому, чтобы измерять давление врачам перед сменой (ага, исцелися сам), ну и в отсутствие алкотестеров просто принюхиваться – не пьяный ли доктор, о чем делать запись в журнале дежурного. Еще три бригады в планах нанять, и тут надо без вариантов организовывать систему проверки. Причем кучеров тоже. А эти пьют… Прямо как их лошади.
К заводу примчали уже поздно ночью, испуганный сторож с фонарем распахнул ворота. Один цех, другой, какие-то люди машут руками. Мы втроем прошли по рельсам внутрь, к нам выбежал бородатый здоровяк, чем-то очень похожий на Жигана. Тоже с керосиновой лампой, каким-то ломом в руках, только без шрама на лице.
– Тама! Скорее!
Мы подошли к валу, кожух которого был поднят. Огромные шестерни, приводы, которые шли к станкам… Из вала раздавались крики боли. Да такие, что кровь в жилах стыла. Рядом стояла толпа рабочих, среди которых я заметил совсем молодые лица подростков.
– Разойдитесь!
Я надел халат, открыл чемоданчик. Что нужно? Жгут и наркотик. Значит, берем, наполняем шприц.
– Почему не достаете? – тем временем пытал Склифосовский бородатого.
– Домкрат сломался, сейчас послали за новым.
– Вы его видели?
– Кого?
– Островского вашего! Залезал кто-то к нему?
– Я и залезал, – бородатый стукнул ломом о пол. – Живой!
– Это мы по крикам поняли. Давай, веди, Вергилий.
– Я Степан.
– Веди, Степан.
Сразу несколько рабочих посветили нам лампами, мы с трудом залезли среди шестерен и прочих рычагов. Я почти сразу испачкался в крови, которой внутри было забрызгано, наверное, все. Худой, лысый, все лицо в поту. Сил кричать у него уже нет, только стонет. Глаза закрыты, на хлопки по щекам встрепенулся, опять закричал хриплым голосом.
– Помогите! Сил нет терпеть… А-а-а!
Так, делаем укол морфия. Сразу в шею, чтобы побыстрее. На такой травме это, конечно, как слону дробина, но ведь переборщить легко, а случись остановка дыхания, мы тут, снаружи, только помолиться сможем. Теперь пытаюсь перетянуть конечности. Зажевало ему сразу левую ногу и правую руку. Видимо, упирался ею. Раздробило в кашу: если выживет, то инвалид на всю жизнь. Тут стопроцентная ампутация, причем нога под пах.
Перетянул поверх костюма, как смог, на руке поближе к локтю. Обратно вылез словно вампир, напившийся крови. Рабочие даже отпрянули прочь.
– Как он там? – поинтересовался Доброклонский. Который не изъявил никакого желания лезть в машину. Оно и ясно: не по чину действительному статскому советнику пачкаться.
А вот Склифосовский не побрезговал. Жестом затребовал мой халат, уточнил обстановку.
– Раздроблены левая нижняя конечность до уровня нижней трети бедра и предплечье правой руки, до локтя практически. Сделал укол морфия и наложил жгуты. Надо ампутировать на месте, но там не развернуться совсем… Придется сначала доставать.
Я посмотрел на Степана, тот покивал: «Потороплю их там», – пошел к выходу. Пока Склифосовский лазил в машину, я отошел в сторону, попытался хоть немного очиститься от крови. Вернувшись, потребовал брезент. Если подложить его под зажеванного, то можно будет сразу на нем и унести в заводскую повозку, которую уже подготовили возле ворот.
Доброклонский позвонил с заводского телефона в клинику, приказал готовить все к ампутации. А тут и новый домкрат принесли. Но быстро вице-директора не вытащили. Еще полчаса рабочие возились с заклинившим механизмом, Островский очнулся, опять орал. Поколебавшись, сделал второй
