Читаем без скачивания Дом на берегу - Дафна дю Морье

Глава восьмая

Я оделся, сел в машину и, обогнув Тайуордрет, взял курс в Тризмилл. Я намеренно не стал останавливаться на знакомой стоянке у обочины, а съехал вниз с горы прямо в долину. Парень, живший в доме под названием «Нижняя часовня», мыл свой фургон. Увидев меня, он помахал рукой. То же самое произошло и когда я притормозил за мостом около фермы Тризмилл. Фермер, которого я встретил вчера утром, гнал своих коров через дорогу и остановился перекинуться словечком. Я поблагодарил Бога за то, что ни тот, ни другой не видели меня вчера вечером на стоянке.

— Ну как, нашли усадьбу? — спросил он.

— Да нет, — ответил я, — думаю, нужно еще раз осмотреть все вокруг. Тут недалеко, на полпути вверх по холму, есть довольно странное место — все заросло утесником. Случайно не знаете, как оно называется?

Из-за моста мне плохо были видны окрестности, поэтому я наобум махнул рукой примерно в направлении карьера: там вчера, оказавшись совсем в другом веке, следуя за Роджером, я попал в дом, где умирал сэр Генри Шампернун.

— Вы имеете в виду Граттен? — спросил он. — Сомневаюсь, чтобы там было что-нибудь интересное для вас — кроме битого шифера да камней, ничего нет. Когда-то было полно сланца. А сейчас один мусор. Говорят, при строительстве дома в Тайуордрете в прошлом веке камень и сланец в основном брали оттуда. Похоже на то.

— А почему такое название — Граттен? — спросил я.

— Точно не знаю. Так называется тот участок, где сейчас распаханное поле. Оно принадлежит ферме Маунт-Беннет. Мне кажется, это старое слово, обозначавшее что-то горящее. Напротив поворота на Стоунибридж есть тропинка, она выведет вас прямо к месту. Но только ничего интересного вы там не найдете.

— Скорее всего, вы правы, — ответил я, — но хотя бы полюбуюсь видом.

— Оттуда разве только поезда увидишь, — засмеялся он, — да и они теперь редко ходят.

Оставив машину на полпути к вершине горы, напротив проселочной дороги, как он и советовал, я направился через поле к Граттену. Подо мною лежала долина и проходила железная дорога, направо местность резко шла под уклон к железнодорожной насыпи, а за насыпью склон становился более отлогим и внизу переходил в болотистые заросли. Вчера в том, другом, мире на этом самом месте между нынешней насыпью и болотом, в самом центре лесистой долины, где кустарник и деревья теперь особенно густы, находилась пристань. Посередине узкого залива Отто Бодруган поставил на якорь свое судно, развернув нос корабля навстречу приливу.

Я прошел мимо того места, где накануне сидел и курил. Затем прошел в сломанные ворота и остановился среди знакомых ям и бугров. Но сегодня, когда я не страдал ни от головокружения, ни от тошноты, я отчетливо увидел, что все кочки были не природного происхождения — вероятнее всего, здесь когда-то стояли стены дома, которые давно разрушились, ушли в землю и заросли, а углубления, которые я принял за ямы, возникли на месте бывших комнат.

Люди, бравшие отсюда камни и сланец для строительства своих домов, знали, что делали. Сняв лопатой пласт земли, покрывавший, должно быть, фундамент здания, они находили в большом количестве весь необходимый материал, и карьер позади возник в результате таких же раскопок. Теперь местные жители утратили к этому месту всякий практический интерес. Карьер стал использоваться как свалка для разного хлама и старых консервных банок, проржавевших от времени и зимних дождей.

Что ж, кто-то утратил интерес к этому месту, а я только начал его ощущать, хотя фермер там, внизу, в Тризмилле, и заверял меня, что ничего достойного внимания я здесь не найду. Пока что мне было известно только одно: вчера, в другом времени, я стоял в сводчатом зале, занимавшем основную часть давно разрушенного дома, затем по наружной лестнице поднялся в верхнюю комнату и видел, как умирал его хозяин. Теперь здесь нет ни двора, ни стен, ни зала, ни конюшен за домом — ничего, кроме поросших травой холмиков и вьющейся между ними узкой грязной тропинки.

Один участок был совершенно ровный, с гладкой зеленой травой — возможно, когда-то именно здесь находился двор. Я сел и стал смотреть вниз на долину — туда же смотрел Бодруган, когда он подошел к окошку в зале. Тайуордрай, дом на берегу… Я думал о том, какой голубой была вода в извивающемся морском рукаве в те далекие времена и как отливали золотом на солнце песчаные отмели по обоим его берегам во время отлива. Если воды в заливе тогда было достаточно, Бодруган мог поднять якорь в ту же ночь и отплыть в море, если же нет, он все равно мог вернуться на борт и переночевать там со своей командой, а на рассвете, быть может, вышел на палубу, потянулся после сна и, подняв голову, долго смотрел на погруженный в траур дом.

Документы, которые я получил сегодня утром по почте, лежали у меня в кармане, и теперь я вынул их и перечитал еще раз.

Послание епископа Грандиссона, отправленное приору, было датировано августом 1329 года. Сэр Генри Шампернун умер в конце апреля — начале мая. Несомненно, попытку извлечь его прах из монастырской могилы предприняла чета Феррерсов, и конечно же, главным вдохновителем этой авантюры была миссис Феррерс. Интересно, кто же все-таки донес епископу, сыграв, с одной стороны, на амбициях церковного служителя, а с другой — полностью застраховав себя от угрозы возможного разоблачения. Скорее всего, это дело рук сэра Джона Карминоу — не без участия Джоанны, с которой он, будьте уверены, к тому времени уже не раз переспал.

Я вновь взглянул на список из Переписной книги, мысленно отмечая тех, чьи имена совпадали с местными названиями на моей дорожной карте, которую я прихватил с собой из машины. Рик Тривинор, Рик Тривайриан, Рик Тринателон, Джулиан Полпи, Джон Полорман, Джеффри Лампетоу… все эти имена с небольшими изменениями в написании сохранились в названиях ферм, отмеченных на моей карте. Люди, которые здесь когда-то жили, умерли более шестисот лет тому назад, но свои имена передали памяти потомков, тогда как Генри Шампернун, владелец этих земель, оставил после себя лишь огромное количество бугров и ям, чтобы я, нарушитель временных границ, спотыкался и ломал себе ноги. Все они спят вечным сном уже почти семь веков, Роджер Килмерт и Изольда Карминоу в их числе. О чем они мечтали, думали, что им удалось свершить — теперь это ни для кого не имеет никакого значения. Все давно забыто.

Я встал и попытался определить среди всех этих колдобин, где же находился зал, в котором вчера сидела Изольда, обвиняя Роджера в попустительстве преступлению. Но у меня ничего не вышло. Природа поработала на совесть — и здесь, на склоне холма, и внизу, в долине, где когда-то сверкали воды морского залива. Море отступило и обнажило землю, стены поросли травой, мужчины и женщины, которые ступали по этой земле, глядя вниз на голубые воды, давно обратились в прах.