Читаем без скачивания Волшебный туман - Роланд Грин

— Мы отбили одну атаку. — Фарад взмахом руки показал направление, откуда напали дикари. — Слева на нас никто не лез, за что хвала богам, так как иначе бы нам конец.

— Разве их бойцы еще не слева от нас?

— Они держат весь гребень, Конан. Но у них нет мужества, у тех, что засели слева. Они почти не высовываются, редко стреляют, а когда стреляют, то мажут. Да будь у этих баб хоть все стрелы в мире…

Конан поднял руку. Отточенные в боях инстинкты заставили его увидеть в этой ситуации то, что ускользнуло от Фарада. Однако лучше не внушать никому чрезмерных надежд.

— Спасибо. Пока тут затишье, я поднимусь разведать, что творится слева.

Будь прыжок Данара чарами, обратившими всех в камень, на балконе и то не могло бы воцариться такое молчание. Все застыли. Страх владел лишь сердцем Махбараса. Остальные, казалось, просто не могли поверить в то, что произошло у них на глазах.

«Похоже, они не верят своим глазам», — подумал Махбарас. Он-то уже мысленно сочинил письмо, которое пошлет родственникам Данара, если у того такие есть и если сам Махбарас доживет до дня, когда сможет взяться за перо и пергамент…

Неожиданно девы ожили, так же как и Повелительница Туманов. Подняв руки над головой, она шагнула к своим девам, столпившимся возле посоха. Вокруг ее правой руки возник малиновый нимб, а с левой руки, казалось, словно вода, капал менее яркий золотистый свет.

Эти два разноцветных сияния каскадами струились на камень, плескались, словно волшебная жидкость, в конце концов сливались воедино. Они образовали сферу размером с большой арбуз, малиновую, с золотниками и искрящуюся. Сфера вращалась, как показалось Махбарасу, сразу в три разные стороны.

Раньше капитан сказал бы, что такое невозможно, — но с тех пор, как Махбарас приехал в Долину Туманов, он забыл слово «невозможно». Оно могло сделать человека беззащитным перед колдовскими сюрпризами, а у Повелительницы и дев их хватало с избытком.

Сверкающая сфера теперь поднялась, по-прежнему вращаясь, разбрасывая искры обоих цветов, сыплющиеся таким густым дождем, что сквозь него нельзя было ничего разглядеть. Потом она поплыла к кольцу дев.

Вдруг сфера метнулась вперед и оказалась над тем местом, откуда прыгнул Данар.

Тут Махбарас закрыл себе уши ладонями, но, прежде чем успел зажмурить глаза, он увидел, как другие сделали то же самое. Все присутствующие услышали вопль человека, которому заживо сдирали кожу, вопль, который будет звучать в ушах капитана до самой его смерти…

И все же капитан устоял на ногах, так же как и большинство дев. Но некоторые из воительниц пошатнулись, а две упали на колени.

Только Повелительница Туманов стояла как ни в чем не бывало, по-прежнему высоко подняв руки. Груди у нее под мантией поднимались и опускались чуть больше обычного, словно она тяжело дышала. Глаза ее одновременно и пылали, и были предельно пустыми, в то время как губы стали бледнее обычного.

Затем она схватила обеими руками посох, и тот вышел из камня так же легко, как сорняк из влажной земли. Она подбросила его одной рукой и поймала другой, покрутила и, казалось, готова была пуститься в пляс.

Махбарас надеялся, что ноги и живот не предадут его до тех пор, пока он не окажется в безопасности за вратами долины.

Он не верил в то, что Повелительница может наколдовать новые ужасы. Но следующий миг доказал, что капитан ошибался. Со дна долины всплыл Данар или по крайней мере человеческая фигура, похожая на него. Невидимая рука схватила воина, прежде чем он нашел милостивую смерть, которую искал, и вернула назад, сделав добычей колдуньи.

Ужасные вопли испускала эта человеческая фигура, которая повисла в воздухе перед пораженным ужасом Махбарасом.

Глава 9

Конан обуздал свое желание броситься вверх по склону, как обуздал бы пару норовистых лошадей, влекущих колесницу. Бегая по пересеченной местности, очень легко упасть даже уверенному в своих силах горцу.

И к тому же быстрое движение привлекает внимание врага, чего Конан хотел бы избегать как можно дольше. У него было слишком мало людей, чтобы вынудить вражеских лучников не высовываться или хотя бы не дать им прицельно стрелять, если они вздумают вступить в бой.

Поэтому Конан пробирался украдкой, словно леопард, находя укрытие в расщелинах и прячась в омутах тени, которые вражеские воины сочли бы слишком маленькими для человека его размеров. Он пробирался с бесшумностью кобры, пробуя все опоры для рук и ног, прежде чем навалиться на них всем своим весом. Пыли, отмечавшей его передвижение, поднималось немного, и лишь самые мелкие камешки бесшумно скатывались вниз по склону.

По мере того как Конан поднимался все выше, укрытии становилось все меньше, но в остальном местность стала еще более пересеченной. Временами единственный маршрут, обещавший скрытность передвижения, требовала мастерства верхолаза. К счастью, Конан недавно освежил эти свои навыки, так как большая часть Афгулистана была расположена в горах, способных бросить вызов даже местным пикам и скалам его родной Киммерии.

Конан закончил взбираться по невысокой расщелине, упираясь ногами в одну из стен, а спиной в другую. Скалы давали достаточно укрытий, чтобы северянин смог остановиться, передохнуть, выплюнуть изо рта пыль и посмотреть, как там идет бой.

Или скорее прислушаться, как там идет бой. Враги, расположившись выше и ниже по склону, казалось, решили подождать. Они даже перестали пускать наобум стрелы или швыряться камнями. Киммериец вслушивался, но не слышал ни боевых кличей, ни проклятий. Он слышал, как от пыли кашляют и чихают воины. Скалы потрескивали на солнце, вздыхал ветер, и где-то далеко в вышине пела птица.

Конечно, такая тишина, как знал по опыту Конан, означала, что враг подползает к позиции его людей, решив перерезать им глотки. Но киммериец считал, что еще не родился туранец, способный победить афгула, так же как не родилось дикаря, способного победить туранца…

Донесшийся сверху звук прервал недолгие размышления киммерийца. Кто-то полз в его сторону, пытаясь двигаться бесшумно, но не добившийся в этом деле особых успехов.

Затем к первому звуку присоединились другие. Кто-то кого-то звал, пытаясь говорить так, чтобы его услышали вблизи, но не на сколь-нибудь значительном расстоянии. Потом разговоры неожиданно оборвались, и Конан услышал звуки, сильно походившие на шум борьбы. А тем временем один из ползущих все приближался и приближался. Конан прикинул, что этот дикарь уже должен быть от него на расстоянии плевка.

Тут наверху кто-то заорал от ярости, а кто-то другой — от боли. Ни того, ни другого, казалось, не волновало, далеко ли их слышно. Оба кричали так громко, что их услышали бы аж в Аграпуре. Лихорадочное шуршание сообщило, что ползущий увеличил скорость.