Читаем без скачивания Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ) - Андриевская Стася

Я закатила глаза и поёжилась, украдкой приглаживая вставшие дыбом волоски на руках. Старался он! Всю ночь не спал, ага. Отрабатывал услугу. Господи, ну какой же всё-таки гад! Такой… невыносимый, вожделенный гадик.

Ближе к ночи, уже по тёмному, въехали наконец в город. Остановившись у обочины, Игнат изучил обычный, бумажный путеводитель с картой, и немного попетляв по улицам, наконец тормознул у очередного за последние дни дома. С той лишь разницей, что на этот раз мы должны были задержаться здесь дольше обычного.

— Неделя, может две, — нажав кнопку лифта, пояснил Игнат. — Пока не подготовят следующую точку.

— Кто подготовит?

— Нужные люди.

— А как ты поддерживаешь с ними связь, у тебя же даже телефона нету?

— А как работали раньше? Аналоговыми методами — через связных и закладки с записочками. Это, кстати, и до сих пор иногда бывает эффективнее гаджетов. Главное, чтобы люди в связке были надёжные.

— И как же ты понимаешь, что они надёжные? — вспомнила я их душевную встречу с Лариской. — Тест-драйв устраиваешь?

— Обязательно, — на полном серьёзе кивнул Игнат. — Но полной уверенности всё равно никогда нет. Потому что даже если человек сам по себе надёжный, бывают обстоятельства, вынуждающие его предать. Мало кто способен на реальную жертву ради чужих интересов. Буквально единицы. Но таких как правило и в связку не берёшь — действительно верных нужно беречь. Поэтому работать приходится с условно надёжными.

— А сам-то ты условный или надёжный?

— А это смотря для кого, — подмигнул Гордеев и, открыл дверь: — Велкам, как говорится!

В новой квартире было две комнаты. Игнат занял маленькую, с раскладным диваном и выходом на балкон, а мне досталась просторная, с огромной кроватью и умопомрачительным видом из окна.

Несмотря на усталость с дороги, я до поздней ночи просидела на широком подоконнике, глядя на большую круглую луну в небе. На душе было тяжело, словно предчувствие какое-то. Или вина? Я уже не понимала, что чувствую. Запуталась, и не знала, как распутаться.

Наконец легла, но едва начала проваливаться в сон, как из соседней комнаты раздался грохот — там словно взревел безумный медведь и что-то разбилось. Бросилась туда и увидела сидящего на постели, растирающего лицо руками Гордеева. Он часто дышал и мотал головой, словно стряхивая что-то.

— Кошмар приснился? — пролепетала я, глядя на погром: настольная лампа, которая стояла до этого на тумбочке у дивана, валялась теперь разбитая у противоположной стены, и красивыми хлопьями опадали перья из надорванной подушки. Эмм… Надрезанной. Потому что из неё торчала рукоять ножа.

Игнат встал, прошёлся по комнате, ещё раз с силой растёр лицо. В лунном полумраке глубокими тенями прочертились шрамы на перенапряжённых мышцах спины — словно он был не человеком, а Волкодлаком, застуканным в момент обращения.

— Испугал? — не оборачиваясь, спросил он.

— Ну… нет. Просто разбудил.

— Тогда иди, ложись. Это больше не повторится.

Он до самого утра просидел в тёмной кухне — то измеряя её монотонными шагами, то осторожно позвякивая чайником и сахарной ложкой в стакане. А я лежала на своей царской кровати, и всеми силами держалась, чтобы не пойти к нему. Почему-то казалось, что это ему сейчас очень нужно. Но что-то не давало. А когда уже начало светать, и я всё-таки решилась, то обнаружила Игната спящим — прямо так, сидя на табурете и ткнувшись лбом в скрещённые на столе руки.

Так захотелось обнять его! Прижаться к изодранной спине, обвить шею руками, прижаться щекой к щеке. И чтобы он обнял мои руки в ответ. Просто накрыл их своими большими сильными ладонями — без лишних слов и объяснений…

Но я так и не рискнула. Просто села через стол напротив, и смотрела как он спит. И словно почувствовав мой взгляд, Игнат шумно вздохнул и поднял голову. Пауза, глаза в глаза… Боже, как же на самом деле нечеловечески он устал! Сердце сжалось от тревоги и нежности.

— Тебе бы поспать нормально, Игнат, — почти взмолилась я. — Вернее, даже, отоспаться.

— Это ПТСР, — зачем-то признался он. — Посттравматический синдром.

— Я знаю, что это. Отцу такой ставили. Только мама говорила, что это брехня. А на самом деле у него бывала либо белая горячка, либо наркотическая ломка. Когда как. Давно это с тобой? И откуда корни?

— Док говорит из Чечни. Хотя проявилось позже.

— Когда?

Он не ответил.

— Жажда мести? — не унималась я. — Она провоцирует приступы?

— Нет. После плена я просто перечеркнул прошлое и ушёл в спецслужбы. А там ты себе не принадлежишь, поэтому и личные тёрки запрещены.

— Но руну-то вырезал! И предназначалась она именно моему отцу, ты сам говорил!

Игнат положил руку на клеймо, задумчиво потёр.

— Да это так, ерунда. Просто чтобы не забыть. Чтобы в старости было чем заняться вместо огорода.

— Ерунда?! А вот мне кажется месть без срока давности гораздо страшнее слепой ярости здесь и сейчас! Особенно когда и мстить-то уже некому. Потому что тогда она убивает тебя самого. — Встретились взглядами, и я увидела, что угадала, хотя Игнат и ни за что в этом не признается. — Ну что тебя мучает? Скажи! Я хотя и не Айболит, но, может, поговорим, и тебе легче станет?

Он устало рассмеялся.

— Если у тебя случайно не завалялась упаковочка Пароксетина, то, боюсь, и разговорчики не помогут. — Но шутка не зашла, и он и сам это понял. — Да всё нормально, Слав. Правда, я в порядке. Это просто усталость. Накопилось. Бывает.

— Ладно, как хочешь, — я поднялась и демонстративно пошла из кухни, но не выдержала, остановилась на пороге. — Ты тут про доверие говорил, помнишь? Так вот, очень сложно доверяться тому, кто не доверяет тебе. Я бы даже сказала — невозможно. И может, так вокруг тебя и появляются эти твои… условно надёжные?

Вечером этого же дня мы вышли прогуляться в город. Ходили по центральным улицам, глазели на витрины и достопримечательности. Но молчали. Разговор не клеился, хотя мы и не были в ссоре. Просто каждый варился в каких-то своих мыслях.

— Скажем так, он женщину у меня увёл, — ни с того, ни с сего выдал Гордеев. — Но ты права — раз мстить больше некому, то и клеймо лишено смысла. Просто красивый шрам. Сам, между прочим, вырезал, есть чем гордиться!

— Женщину это… — взволнованно пропустила я шутку мимо ушей, — маму что ли?

— Да нет, причём здесь она? Я же говорил, не было у нас с ней ничего серьёзного. Ушла и ушла. Было бы даже странно, если бы три года с того света ждала.

— Тогда кого?

— Другую, Слав. Просто другую. Одну из тех, что были после. Или ты хочешь, чтобы я тебе тут весь список озвучил? Мы тогда и до утра не управимся.

Я вспыхнула и не ответила, но между нами снова зазвенело какое-то особое напряжение. Сомнений в том, что в его жизни было много женщин у меня не было. И случайных, и относительно постоянных, вроде Лариски. Может, даже по несколько связей параллельно. И слушать об этом мне было неприятно, но в то же время — мазохистски-притягательно. И почему-то сразу вспомнились «Ночь, улица, фонарь, аптека…», развязанный препаратом язык, пошлые шуточки, от которых жар по щекам и щекотливый трепет в животе… Интересно, он вообще хоть когда-нибудь, хоть с кем-то бывает собой — настоящим, понятным? И какой он тогда? Не такой ли вот милый оболтус, как тогда в четыреста шестнадцатом?

Этой ночью приступ ПТСР повторился. Я снова прибежала в комнату, попыталась как-то помочь, но Игнат меня отшил… А уже на следующий день врезал замок на двери в свою спальню, и приступы стали проходить взаперти.

Игнат пил какие-то таблетки, спал небольшими урывками днём, чтобы ночью наматывать круги по своей комнате — я слышала это через стену, потому что не спала вместе с ним. И когда он это понял, просто стал уходить куда-то на ночь. Спать? Развлекаться, чтобы не спать? Я не знала. Но от того, что он уходил, легче мне не становилось.

При этом мы ещё пару раз затрагивали тему приступов и выяснилось, что Айболит, который и наблюдал за его состоянием, скрывал положение дел от руководства Конторы.