Читаем без скачивания Тигр в камуфляже («Блокпост») - Лев Пучков

Разлепив веки, бригадир нехотя скосил глаза на невесть откуда взявшегося чудика и лениво молвил с неожиданной витиеватостью:

— Есть ли необходимость упоминать затасканное изречение насчет тамбовского люпуса?

— Нет-нет, милейший, — поспешил его уверить Пульман. — Не стоит утруждать себя. Эмм… Мне больше нравится другое изречение: люпус энд люпус из фредщип.

Вовец приподнял голову и внимательно рассмотрел соседа.

— Ага. Где-то я тебя видел уже. Угу… И в тот раз, насколько помню, ты мне тоже не понравился.

— Это было в казино «Бузав» три недели назад, — неохотно сообщил Пульман. — Вы тогда… эмм… не очень любезно со мной обошлись, хотя я в принципе…

— А-а-а! — вспомнил Вовец. — Тебя тогда спустили с лестницы. Точно — спустили! Ты, кажется, какую-то установку предлагал, а она мине была без надобности… И сейчас твоя установка мине без надобности. Так что — вали отсюда пока у дворца спорта проблемы не возникли.

— Какие проблемы? — неприятно озаботился Адольф Мирзоевич. — Что за проблемы? Я вроде ничего такого пока… — Что значит «какие проблемы»? Утонешь в бассейне, придется всю воду менять, — пояснил Вовец, позевывая и вращая шеей. — А у них вечером тренировка ватерполистов… А, кстати, как тебя сюда пропустили? Там что — на выходе никого нет? — Бригадир озабоченно приподнялся на локте и обернулся к входной двери.

— Да там они, там, — успокоил его Пульман. — На месте твои аполлоны! Просто я экстрасенс и того — эмм… слегка их загипнотизировал.

— Ха! Ишь ты — экстрасекс! — с сомнением покачал головой бригадир.

— А чего ж меня не загипнотизируешь?

— Не хочу, — покривил душой Адольф Мирзоевич. — Ты мне в здравом уме потребен. И в твердой памяти.

— Ну-ну, — недоверчиво пробурчал бригадир. — Чего хочу?

— Что у вас за идиотская манера! — раздраженно поморщился Пульман.

— «Чего хочу, чего хочу…» Короче, я тебе вот что скажу… — Он вылез из шезлонга, приблизился к бригадирову ложу и торопливо забормотал, боясь, что его в любой момент могут прервать:

— В общем, я помогу тебе… помогу взять обратно под крыло Левопупыревский район. Он будет твой безраздельно — как и четыре года назад. Ферштейн? Взамен предлагаю сотрудничество. Ты будешь выполнять кое-какие мои поручения — ну, не сам, естественно, твое дело командовать… Ага. Чуть позже я с твоей помощью установлю контроль над всей этой вашей… ага — над братвой — вот. Над всей ложбинской братвой. Это будет фе-но-ме-наль-но!!! Это будет просто беспрецедентный случай, можешь мне поверить, ага… Я в общем-то на многое не претендую, просто хочу некоторым образом упорядочить… некоторым образом направить, ага… В общем, хочу быть кем-то типа верховного этого… эмм… — Тут психотерапевт запнулся и защелкал пальцами, пытаясь найти аналог в исторической практике.

Вовец моментально пришел к нему на помощь.

— Как Колчак, да? — невозмутимо подсказал он.

— Ну, это, конечно, сильно… Но, в принципе — да! Типа того, — согласился Пульман. — В общем, ты будешь моей правой рукой, заместителем, так сказать, ага… Гхм… кхм… — Адольф Мирзоевич прокашлялся и несколько сконфузился под пристальным взглядом бригадира. — А потом… Потом мы приберем к рукам все, что есть в этом городе: областную администрацию, правоохранительные органы, а там, глядишь… Что, я непонятно изъясняюсь? — окончательно смутился Пульман, разобравшись наконец в особенности странного взгляда своего собеседника. Вовец все это время смотрел на него не с интересом, как показалось психотерапевту с самого начала, и даже не со скрытым негодованием, чего вполне можно было ожидать… Он смотрел так, как смотрит посторонний врач на обделавшегося тяжелобольного, находящегося в ведомстве коллеги: с некоторым сожалением и презрительным участием, но без душевного надлома — не мое это! Это и не взгляд даже, а безоговорочный диагноз — уж в этом Адольф Мирзоевич знал толк…

— Ты это… Ты кто вообще такой? — тихо спросил бригадир. — Откуда выпал, болезный?

— Я-то?! — удивился Пульман. — Я этот… того… хм… — Тут он вдруг понял, что его параметры бригадиру ни о чем не говорят, и пожалел, что до сих пор не обзавелся титулом, безоговорочно обеспечивающим в нашем прогрессивном обществе уважение уже при одном лишь его упоминании, без каких-либо дополнительных ссылок: типа «вор», «бригадир», «депутат», «киллер», «губернатор» и так далее.

— Ну, психотерапевт я, — тяжело вздохнул Пульман. — А еще я заместитель заведующего клиникой — это вам не просто так! Потом, как уже говорилось, экстрасенс я… Пффф… Но, полагаю, не в титуле дело…

— Ты на себя посмотри, ремба засушенная! — укоризненно покачал головой бригадир. — Начитался Корецкого, да?! Ха! Деятель… А на пику за беспредел не хочешь? — И, перехватив недоумевающий взгляд собеседника, подвел итог:

— Короче, ясно с тобой… Мои дебилы там, в предбаннике, — они что, в натуре под гипнозом?

— Ну да, я же сказал, — подтвердил Пульман. — Я дал им установку… А что?

— Да просто неохота тебя собственноручно выбрасывать отсюда.

Может, от греха подальше сам уберешься, а?

— Да уйду я, конечно, уйдут, — с невыразимой горечью произнес Адольф Мирзоевич, впадая в отчаяние от того, то все его изыски разбились о твердолобость субъекта воздействия. — Уйду, блин… Но ты подумай — от чего отказываешься!

— Давай-давай, вали отседа! — Вовец выпростался наконец из шезлонга и грозно навис над Пульманом. — А то придется рекорд по подводному плаванию ставить, недоделанный ты мой. Пшел!

— Все, все — ухожу! — торопливо пробормотал Адольф Мирзоевич, опасливо пятясь к выходу. — Только вот телефончик. — Он извлек из кармана визитку и бросил ее на шезлонг, не осмеливаясь сокращать дистанцию. — Ежели тебя того — опять на этот… эмм… на сходняк потащат — позвони. Может, пригожусь! — И гордо удалился, проскользнув мимо застывших у входа здоровенных дегенератов, бросив им на прощание:

— Отомри…

В этом месте, если кино показывают, обычно начинается этакий заводной музон типа: ииииийэхты! Бац-бац-бац!!! — 120 ударов в минуту, на фоне полуэротического истошного вопля. Таким образом киношники дают понять непросвещенному зрителю, что ситуация закручивается в штопор и вот-вот грянет нечто особенно крутое и невероятное. Но это в кино. А в реальности тогда все вышло очень тихо, заурядно и как бы самопроизвольно…

7

Иван заштриховал небо, удалил альбом на расстояние вытянутой руки и внимательно всмотрелся в только что сработанный пейзаж. Получилось вполне сносно. Речная заводь, кусты, песчаный пляж — не хуже, чем у профессиональных малевщиков с изрядным опытом. Правда, прослеживался небольшой казус — кое-где песок был ничем не отличим от облаков и трудно было определить, где же, собственно, заканчивается твердь земная и начинаются небеса обетованные. И хотя с утра над пляжем действительно зависали пухлые облака, грозившие растолстеть в тучи, а простой карандаш не идет ни в какое сравнение с красками — но факт оставался фактом: ляп имел место.

— Глазури бы чуток, — огорченно отметил Иван, переворачивая страницу и разглаживая чистый лист. — Ластика нет… Посмотрел бы я на Васнецова, возьмись он пейзаж карандашом выписывать! Еще разок попробовать, что ли?

В усадьбе Вовца он скучал уже второй день. "Дядя Саша сказал, что первоначально хотел поселить племянника своей даче, но обстановка осложнилась — надо сначала , тщательно прощупать ситуацию, а пока в целях безопасности придется немного пожить у Леши. Чем занимается Леша, он не сказал, но и так было ясно. В усадьбе присутствовали как минимум восемь охранников — все, как и давешние два «шкафчика», дегенераты без малейшего проблеска. Дегенераты были вооружены и неустанно выписывали круги по обширным владениям Леши-бандита, словно надеялись отловить какого-нибудь вражеского диверсанта. Понятное дело — с такой охраной Ивану можно было ничего не опасаться. Вчера он весь день просидел в отведенной ему спальне, где имелся телевизор и санузел, как в гостинице. «Дядя» выдал ему комплект новой спортивной одежды — на первое время (из дома Ивана увезли в стареньких трениках) и сказал, что они за сутки полноценно разведают обстановку, а пока на улицу выходить не стоит — мало ли…

А сегодня Иван, воспользовавшись отсутствием хозяина и попечительства дяди, нарушил запрет и с утра пошел бродить по дому. В гостиной он обнаружил на полке запыленный альбом с детскими каракулями, в котором было мною неиспользованных страниц, нашел огрызок простого карандаша и отправился в дальний угол двора, выходивший на песчаный берег реки. Дегенераты его перемещениям не препятствовали, однако четверо тут же пристроились в хвост и расположились на некотором удалении. Изредка оборачиваясь, Иван мог лицезреть торчавшие в кустах бритые макушки. И хотя никто не говорил ему, что усадьбу нельзя покидать самостоятельно, он почему-то был уверен: если бы ему взбрело вдруг в голову переплыть речку, они обязательно воспрепятствовали бы этому необдуманному деянию. И возможно, с применением силы…