Читаем без скачивания Взорванный плацдарм. Реквием Двести сорок пятому полку - Валерий Киселев

С 17.40 до 18.15 на НП полка работал командующий СКВО генерал-полковник Казанцев. В 13.20 подразделения 1-го батальона начали смену 2-го батальона на северной окраине трамвайного парка. В 13.40 смена была закончена, и 2-й батальон продолжил дальнейшее наступление в указанном направлении на выполнение дальнейшей задачи.

К 14.00 1-й и 2-й батальоны полностью выполнили поставленные задачи и закрепились на захваченных рубежах.

В 18.00 командир полка получил боевую задачу на дальнейшее наступление в центр города в сторону реки Сунжа.

3 февраля

В 12.00 2-й батальон начал наступление в указанном направлении. 1-й батальон сосредоточился на площади Минутка в готовности с указанного рубежа начать наступление по своему направлению. В 13.00 2-й батальон выполнил ближайшую задачу. На перекрестке улиц Левандовского и Нурадилова 5-я рота обнаружила склад боеприпасов, мин к минометам. В 13.15 на перекрестке улиц Левандовского и Хайнами обнаружен склад боеприпасов к стрелковому оружию. К 13.30 1-й батальон выполнил ближайшую задачу. К 13.45 1-й и 2-й мсб выполнили поставленную задачу. Уничтожены 3 боевика.

За 3 февраля потерь убитыми нет. Ранен 1 сержант в результате неосторожного обращения с оружием.

«Наши русские бабушки…»

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Как в кинохронике Великой Отечественной войны, когда наши войска освобождали города… Наши русские бабушки увидели нас на «бэхе», выходят из домов и плачут. В начале февраля – откуда они взяли эти два-три цветка, чтобы положить их нам на броню. Срочники-мальчишки не поняли, почему они плачут, а у контрактников наших, смотрю, глаза-то мокрые…

Спрашивал бабушек, почему не уехали в Россию, в ответ: «Сами не можем, сил нет, а родственники за нами приехать – боятся…» Так их жалко было – старенькие все…

Какие-то развалины не могли долго взять, потом какая-то Маша сказала, что там же спиртзавод. Контрактники быстро сообразили: значит, там могло остаться бухло. Взяли эти развалины за полчаса. Так ли это или нет, но мне рассказывали ребята. Но там ничего спиртного давно уже не было.

Запомнился в эти дни Володя Сероштанов, механик-водитель, 1978 года рождения, контрактник – он каждый день даже мыл свою «бэху»… Очень хороший механик, матчасть знал как свои пять пальцев.

«По нам стреляли все, кому не лень…»

Игорь Дружинин, 3-я мотострелковая рота, контрактник:

– За нами подтянулся питерский ОМОН. С утра мы смотрим: во дворе дома омоновцы набирают воду из колодца. Пошли втроем, с Жорой Овсепяном и Андрюхой Колосом. Набрали воду и решили сфотографироваться из моего фотика. Только встали, как по нам справа начал бить пулемет, мы поползли к подъезду. Хорошо, что со всех подъездов пацаны начали прикрывать. Одного омоновца убило тогда. «Чехи» еще где-то день обстреливали из дома справа, пели песни, пока их не завалили.

Потом наш взвод, шесть человек, послали к Минутке прикрывать САУшки на прямой наводке. Пока шли, увидели танк, тот, который нас бросил с ранеными. Я механика-водителя поставил к стенке, сказал, что сейчас расстреливать его буду. Экипаж, наверное, попрятался. Механик все повторял мне, что они боялись, что их сожгут из гранатометов. Напугав его, мы ушли к Минутке. Там какой-то умный командир направил нас на поле между торговым центром и частным сектором. Мы полежали час в воронке, как на ладони. По нам, похоже, стреляли все, кому не лень. Отошли чуть назад, в первый дом частного сектора, справа от САУшки. САУ нормально стреляли, «чехи» пытались даже белые флаги выкидывать, но нам не сдавались, только вэвэшникам. Мы в плен не брали.

Пошли мы с Жорой в соседний квартал найти еды, и тут из двора высовывается ствол, и истерический крик вэвэшника: «Стоять! Духи поганые!» Мы застыли, я понимаю, что нас сейчас кончат: Жору, не знай я его, и сам бы горазд завалить – вылитый «чех». Он армянин, небритый, в трофейном «чеховском» камуфляже, да и на мне все трофейное. От страха я развил такое красноречие! Еле уговорил этого вэвэшника позвать остальных. Нас подпустили, мы показали смертники, военники, и нас отпустили, до конца не очень поверив, что мы свои.

На следующий день мы сопровождали минометчиков «Василька» мимо этого дома и, увидев вэвэшников, сказал им: «Ну что, теперь-то убедились, что чуть своих не завалили?» «Василек» работал по мосту через железную дорогу, откуда бил снайпер.

«Как? Живы?» – «Живы…»

Сергей-«Бомжонок», механик-водитель БРДМ противотанковой батареи:

– Бои сместились от площади Минутки в глубь города, но активного движения по городу на технике еще не было. Мы въехали в город, Сан Саныч, взяв с собой Димана с Пейджером, ушли в сторону Романовского моста. Я на машине остался на перекрестке около подземного перехода. «Сижу» на радиостанции, наблюдаю за округой. Идут два бойца, слегка покачиваясь. Наверное, где-то водочкой изрядно подзаправились. Скорее всего, из 506-го полка: у наших такой формы не было – телогрейка без ворота, ватники, как в фильмах во время Второй мировой.

В сторону Романовского моста по правой стороне стоит девятиэтажка, в конце которой магазин «Стекляшка». Проходя мимо него, бойцы увидели валяющийся портрет Дудаева и решили выместить на нем все зло за погибших пацанов. Поднимают портрет и пытаются поставить в оконный проем магазина, облокотив его на решетку. В это время внутри магазина происходит сильный взрыв. Я выпрыгиваю из-за руля, сажусь за пулемет, даю из КПВТ две хорошие очереди – прикрыть пацанов. Откатываюсь назад, чтобы из «РПГ» в ответ не получить, прячу борт за боковую стенку подземного перехода. По радиостанции слышу: «Бомжонок», ты воюешь?» – «Да, я. Что случилось?» По этим парням либо из «РПГ» дали выстрел или управляющий фугас сработал. Осмотрелся, вроде не стреляют. Только у парней этот взрыв отбил желание расстрелять портрет. Неторопливой походкой идут в мою сторону. Поравнялись с моей машиной, я высунулся из люка: «Как? Живы?» – «Живы. Спасибо, поддержал». И также неторопливо пошли дальше. Больше их не видел.

Эдуард Виноградов:

– Вторая моя контузия была гораздо тяжелей… Мне повезло, что в момент взрыва выстрела из гранатомета я успел открыть рот – это не так сильно оглушает. Голова болела…

А списали меня не сразу. После контузии мы взяли еще одну пятиэтажку, были бои на площади Минутка, за школу. Уходить было нельзя: пополнение нам тогда прислали – без слез не взглянешь.

Ушел в санчасть, когда меня стало рвать. Увезли меня тем же бортом, что и тех, кто был ранен при взрыве авиабомбы, первого февраля. Госпиталь в Самаре…

Из дневника Алексея Горшкова:

01.02.2000 г.

Нога ноет все сильнее. Обратился в медроту. Достали один осколок из колена (застрял под кожей, кости не задело), сделали перевязку. От госпитализации отказался, т. к. остался единственным живым офицером в роте…

03.02.2000 г.

Сегодня у Вани Цыкина 9 дней. В плен «чехов» решили не брать. Были бои на западной окраине Грозного, в Заводском районе. Сегодня снова ранен. На этот раз досталось сильнее. Думал, Богу душу отдал уже… Нарвались на недобитых. Те стали забрасывать меня гранатами. Ни одного осколка, все мимо, но от взрывов (гранаты рвались в шаге от меня) получил приличную контузию.

«Пленных сегодня не брать…»

Алексей Горшков, командир 3-го взвода 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Третье февраля был девятый день, как погиб Ваня Цыкин. Я сказал солдатам, что пленных сегодня не брать, запрещаю. Раньше бывало, что брали, сдавали их разведчикам, а в этот день, даже когда сдавались – всех мочили…

Одна из русских бабушек подсказала мне, что по улице пробежали пятеро боевиков – в черных повязках на головах. Они и до этого нам в боях попадались – это из «чеховского» спецназа, на черных повязках какие-то надписи на арабском языке, а сами они были в хорошем натовском камуфляже.

За микрорайоном Алды уже наши стояли, и этих спецназовцев зажали с обеих сторон. В одном из домов на этой улице у них была лежка, и, наверное, они решили вырваться из окружения и отсидеться там. Побежали впятером их догонять. Первого «чеха» я вальнул из автомата, остальные бегут впереди него. Солдатам своим приказал: «Бегите за дом с другой стороны, закрывайте им проход! В плен не берите, мочите сразу!» Приказал, чтобы сохранить им жизнь – со мной их могли бы завалить, а им домой через день-другой. Второй «чех» на бегу бросил назад гранату, в азарте я только присел на корточки – не хотелось его отпускать, мочканул и его. Догоняю третьего, он забежал в какой-то сарай, вход – калитка из арматуры, ржавая. Подбегаю, плечом толкаю калитку, она на меня, я делаю шаг назад, и на уровне головы взрыв. Понял, что этот «чех» забежал в сарай и успел растяжку накинуть на заранее приготовленную гранату. Осколками не зацепило, но звук у меня пропал, и это меня здорово разозлило: после контузии 28 января слух полностью не восстановился, а тут еще этот добавил… Вижу в сарае люк открытый, только я хотел туда из подствольника выстрелить, а это было бы там, в подполе, «мама, не горюй…», как вдруг оттуда на меня вылетает огненный шар, взрывной волной меня отбросило, вижу, как доски на крыше сарая подпрыгнули, шифер посыпался. Вслед за огнем через меня пролетело тело, а я понимаю, что слабею, даже не пытаюсь встать, только перевернулся на живот, вижу, что «чех» сидит, что-то лопочет, и у него штаны горят. Я нажал курок, а выстрелов не слышу… «Все, трындец, госпиталь мне обеспечен». И потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то растирает мне снегом лицо. Мычу…