Читаем без скачивания Ненаписанное письмо - Игорь Толич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я поднес Саше зажигалку, она закурила.
— Не знаю, — ответил я. — Я сначала не мог никак привыкнуть. А теперь не хочу привыкать.
— Почему?
— Потому что привычки делают нас слабее.
Буддисты говорят, что высшая цель в жизни — избавление от привязанностей. Чтобы стать Буддой, нужно отказаться от земных сцепок, разорвать паутину из желаний, привязанностей, требований к себе и к другим. Ты несвободен, пока еще о чем-то мечтаешь. Ты несвободен, если имеешь планы, амбиции и цели. Ты несвободен, когда любишь, ненавидишь и чувствуешь. Только возвратившись к абсолютному нолю, к центру всех середин, к началу изначального, ты прекращаешь человеческое бытие и вступаешь в бытие духовное. Но и стремление к этому — тоже желание. А Будда не хочет ничего, даже быть Буддой. Он просто существует, потому что такова его истина.
Но я не хотел быть Буддой.
— Значит, ты уже на пути, — Саша с улыбкой воткнула палочки в свежую зелень салата. — У не-хотящего шансов обрести больше, чем у того, кто рвет пупок из последних сил.
— Это очень относительно, — сказал я. — Земной жизни это точно не касается.
— Но Будда жил на земле.
— И да, и нет.
— Иногда я хочу проткнуть этими палочками твои глаза.
Я засмеялся.
Тут подошла Пенни, как всегда, бесшумно словно призрак. Она молча положила на стол папку со счетом и ликвидировалась.
Я позвал ее:
— Пенни! Мы еще хотели чай заказать! Ты поторопилась!
Через пять минут она громыхнула перед моим лицом глиняным чайником и бросила сверху новый рукописный листок с его стоимостью.
— Пенни, в чем дело?
— Кафе закрывается.
— Я знаю, Пенни. Но мы ведь можем еще посидеть? Мы все уберем за собой.
Пенни резко отвернулась и кинулась со всех ног к бару. Она скрылась на заднем дворе, а я ровным счетом ничего не понимал. Будь она биологической женщиной, подумал бы, что определенный день месяца так на нее повлиял. Но я прежде никогда не замечал за Пенни таких резких скачков настроения.
Я извинился перед Сашей, попросил подождать меня, а сам пошел к заднему двору, где располагались туалет и кухня.
Я нашел Пенни возле мойки. Она сидела на корточках, вдавив голову в колени, и рыдала.
— Пенни?.. — я присел рядом, положил ладонь ей на плечо. — Пенни, что с тобой?
Она ревела истошно, захлебывалась и не могла ничего ответить. Потом кинулась мне на шею и продолжала изливаться слезами в мою футболку.
— Пенни… Господи боже… — от бессилия и потерянности я закрыл глаза.
Рыдания не прекращались еще долго. Я не знал, как ее успокоить. Просто дождался, когда буря понемногу стихнет, еще раз обнял, поцеловал в лоб и пошел к Саше.
Мог ли я предположить, чем обернется моя такая поверхностная дружба с Пенни? Можно ли вообще заранее прогнозировать эти вещи?
Часто люди страдают по большей части из-за того, что кто-то другой не ответил взаимными чувствами на их чувство. Досадуют, что никто не возьмет на себя ответственность за чужое разбитое сердце. Но правда в том, что нет никаких законов, по которым один человек обязуется любить другого человека за один факт его любви. Как бы не было обидно, никто не в ответе за то, что чувствует друг, знакомый или родственник.
Давление на жалость, шантаж, различные манипуляции — все это призывает к чувству вины, но с любовью у этого чувства мало общего. Мы отвечаем лишь за собственные поступки, а с Пенни я был честен: не просил, не давил, не скрывал реального положения вещей. Она все это видела, понимала, но… продолжала надеяться. Я не был виновен в этой надежде, и все же вина неприятно царапнула мое сердце, когда я увидел ее, убитую горем.
Мне не нужно было объяснять, подчеркивать и приводить доводы — она увидела все своими глазами: наши отношения никогда не переступили бы порог дружбы. На то была масса причин, и каждый из нас об этом знал заранее.
Я не мог и не хотел брать на себя ее боль так же, как не мог и не хотел винить тебя, дорогая Марта, в том, что несколько месяцев не находил себе места. Как не мог обвинять Криса в том, что скучал по нему. Все, за что я имел право предъявить ему претензии, так это за факт исчезновения — Крис наверняка был в состоянии как-нибудь предупредить или отправить весточку позже. Но он этого не сделал. Потому я его винил — за его действия, но не за свои чувства. Здесь заключается глобальная разница во взгляде на взаимоотношения, которые, как ни крути, накладывают обязательства. Однако здесь речь об обязательствах перед деяниями, общением, честностью, но не перед возникающими в последствии субъективными ощущениями.
Когда ты, Марта, ругалась на то, что скучаешь дома в то время, как я иду на вечеринку с коллегами, у меня не хватило аргументов объяснить тебе, что дело не в веселье, а в том, что мне нужна эта работа. Нам двоим нужна. И вечеринка — не столько развлечение, сколько часть этой работы. Не пойди я туда, и поползли бы гадкие слухи. Я должен был оставаться в среде коллег, хотел я этого или не хотел.
А ты бранилась и жаловалась на пустоту в твоей жизни. Вещи, купленные на мои деньги для тебя, не приносили тебе должного удовлетворения. Тебе хотелось заработать самой, как ты привыкла. Тогда я воспринимал подобную позицию как некий каприз. Сейчас же пересмотрел свое видение и где-то сожалел, что не понял раньше. Но, так или иначе, ты не должна была обвинять меня в своей скуке, делать виноватым, шантажировать моим относительным успехом на фоне твоих неудач.
Я не бросал тебя. Я заботился о тебе. Но я не мог нести ответственность за твои чувства — тогда, как и ты за мои — сейчас. Я только благодарил судьбу, что когда-то наши чувства друг к другу были взаимны до мельчайшей частицы, до крошечного атома. Такой дар находят далеко не все. Пенни не нашла. Девчонки, влюблявшиеся в голубоглазого Криса, не нашли. А мы с тобой, Марта, не просто нашли, но и сумели сохранить. На какое-то время.
— Кто она? — задала вопрос Саша, когда мы вошли в мою комнату.
Я догадался, что она спрашивает о Пенни.
— Моя массажистка.
— Это переодетый парень?
— Да.
— У вас с ним был секс?
— Нет.
— Почему? — Саша стянула футболку и улеглась на кровать спиной, широко расставив колени — я наблюдал ее
