Читаем без скачивания Вернись ради меня - Коринн Майклс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы можем продолжить этот разговор, когда я вернусь. И мне бы хотелось, чтобы ты осталась хотя бы еще на одну ночь, ради Хэдли.
«И ради меня», – но эту часть фразы я опускаю.
– Мы поговорим, когда ты вернешься, – соглашается Элли.
Я киваю и ощущаю всей душой новый раскат грома, который слышится вдалеке.
* * *
Я подхожу к дереву, где, как мне кажется, прячется Хэдли. И действительно, спустя несколько секунд кто-то шаркает наверху.
Теперь мне сложно не думать, что первый визит Хэдли сюда был неким знаком или вмешательством судьбы.
Как она могла вот так сама найти дорогу к моей ферме и такому значимому для меня месту?
Правда ли у нее мои глаза?
Моя ли она малышка?
Если это так, то что это значит? Могу ли я проводить больше времени с ней? Хочет ли она этого?
Впрочем, какое это все имеет значение, если я уже не представляю свою жизнь без нее и Элли. Я не хочу их отпускать.
Хватит этих «что, если» и «может», потому что рядом со мной маленькая девочка, которая угодила в ад и пытается выбраться из него.
Я тоже был там. Слишком много раз.
Забираюсь на дерево и улыбаюсь, как только вижу Хэдли.
– Тебе следовало выбрать другое место, если ты не хотела, чтобы я тебя нашел. Хотя понимаю: так и хочется залезть сюда, когда знаешь о магических свойствах этого дерева укрывать от всех бед.
Ее губы дрожат:
– Я не хочу возвращаться туда. Я не хочу возвращаться в этот дом. Я хочу остаться здесь – с тобой.
– Ну твой побег не повлияет на решение твоей мамы.
Хэдли хмурится еще сильнее:
– Мне страшно.
Как это знакомо.
– Ты же знаешь, что твоя мама не стала бы возвращаться домой, если бы там было опасно. Скорее всего, ей тоже немножко страшно.
– Мамы и папы ничего не боятся.
– О нет, они боятся. Взрослые постоянно чего-то боятся.
Хэдли скрещивает руки на груди и глядит на меня в упор.
– Нет, это неправда.
Я издаю тихий смешок.
– Мне вот бывает страшно.
– Ну нет! Ты же самый сильный мальчик на свете. Ты просто так это говоришь.
Мне ужасно нравится, что она такого высокого мнения обо мне. И я хотел бы быть тем героем, которого она во мне видит, но герои всегда терпят самые серьезные поражения, когда подводят своих подопечных. Хватит с нее этого.
– Если ты спустишься с дерева, я расскажу тебе все о своих страхах.
Хэдли, кажется, обдумывает это предложение.
– Ты ведь отведешь меня к маме, и она заставит меня пойти домой, – вздыхает малышка.
Я понимаю ее чувства.
Когда Деклан или Шон забирали меня отсюда, я еле волочил ноги. Ужасно возвращаться туда, откуда хочется убежать. Я бы жил на этом дереве, если бы тогда это было возможно. Здесь всегда было спокойно.
Однако я подчинялся братьям, потому что уважал их. Они никогда не лгали мне о важных вещах, объясняли, что мы должны делать, чтобы защитить друг друга. Теперь я буду делать то же самое и для Хэдли.
– Я отведу тебя назад, но обещаю: что бы ни случилось, все будет хорошо.
Тяжело быть ребенком. Но еще тяжелее быть ребенком, которому кажется, что мир вокруг него рушится. Все, что я успел узнать об этой девочке, говорит о том, что она не из тех, кто в открытую бросает вызов. Она любит свою маму, но чувствует себя потерянной.
– Почему мы не можем остаться с тобой? – спрашивает Хэдли, приближаясь ко мне.
– Потому что ты должна слушаться маму.
– Я лучше останусь здесь, наверху.
Я смеюсь себе под нос и кидаю на нее многозначительный взгляд, когда снова гремит гром.
– Знаешь, как только блеснет молния, мне придется бежать обратно к дому.
Ее головка быстро поворачивается в мою сторону:
– Ты оставишь меня здесь… совсем одну в такую бурю?
Нет, но мне нужно как-то спустить ее отсюда, причем поскорее – дерево не самое безопасное укрытие в грозу. Вспышки уже видны вдалеке.
Я драматично вздыхаю:
– Просто я боюсь молний… Я не смогу остаться. Так что либо ты спускаешься и по дороге к дому слушаешь рассказ о моих страхах, либо остаешься здесь в бурю одна – решай сама.
Хэдли наконец сдается:
– Ладно. Я пойду с тобой. Но только потому, что тебе страшно.
Я опускаю голову, пряча улыбку.
– Встретимся внизу.
Как только Хэдли благополучно спускается на землю, я улавливаю момент, чтобы рассмотреть ее лицо.
Да, теперь и я вижу это: ее глаза того же цвета, что у меня и моих братьев, – зеленые с небольшими вкраплениями золотого. Когда-то нас били из-за этих глаз: они напоминали папе о маме, у нас всех ее глаза.
Или, может, я просто хочу, чтобы подозрения Элли подтвердились. Ведь тогда, черт возьми, Хэдли будет моей и я не позволю этому гребаному кретину Кевину снова хоть пальцем тронуть ее или ее мать. Хотя я не позволю больше этому случиться и в любом другом случае.
И все же никогда еще я так не желал чего-то. Мне плевать на клятвы, данные мною раньше, ведь я скорее умру, чем допущу, чтобы с Хэдли или Элли что-то случилось. Эта малышка забрала мое сердце, и неважно, чья кровь течет в ее венах.
Мы бредем к дому, и ее вид рвет мне душу: плечи Хэдли опущены, и куда-то пропала ее привычная разговорчивость. Как будто в конце пути нас поджидает нечто ужасное. Хотел бы я забрать у нее это чувство и хотел бы, чтобы они с мамой остались у меня. Но, хоть здесь и безопасно, я не могу лишать Элли права выбора.
– Коннор? – спрашивает Хэдли, пока мы идем по полю.
– Да?
– Так чего ты боишься?
На ум приходит столько разных вещей, и все они крутятся вокруг моих любимых людей.
– Как я уже сказал, я очень боюсь молний. Когда я был маленьким, как-то застрял на этом дереве во время одной такой свирепой бури. Молнии тогда били прямо в землю, даже коровы испугались. Мне было так страшно, что я не мог слезть и ждал, пока за мной придут старшие братья.
– А еще? – любопытствует она.
Сейчас я боюсь того, что Хэдли моя дочь и что я ее недостоин. В то же время мне страшно, что она окажется не моей, ведь тогда часть меня никогда не оправится от потери того, что изначально ей даже не принадлежало. Но больше всего я боюсь,