Читаем без скачивания Литературная Газета 6388 ( № 41 2012) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор открыл глаза, пришпорил лошадь и поскакал напрямую к мечте. Махнув кошельком вместо волшебной палочки, он для начала превратился в помещика, скупив у обедневших местных мурзаков - представителей низшего татарского дворянства - часть земель долины. Затем, засучив рукава, профессор-офтальмолог построил на пригорке небольшой уютный дом, запрудил ливневый ручей и тем самым обеспечил своё хозяйство водой. Живительная пресная влага помогла совершить следующее чудо. Буквально на вылеченных доктором глазах местных жителей вокруг дома зашелестел фруктовый сад, зацвела миндальная рощица, а склон соседнего каменистого холма вдруг превратился в виноградник, и относительно скоро посаженная по всем правилам лоза позволила Эдуарду Андреевичу попивать с гостями за обедом собственное винцо. Однако над успешно претворяемой в жизнь мечтой Юнге нависла банальная угроза - прекращение дальнейшего финансирования. Сбережений профессора явно не хватало, а министерство земледелия бездушно отказало в помощи. И тут высшие силы посчитали возможным вмешаться, уговорив помещика Юнге расстаться с небольшим участком земли, что послужило началом новой эры в жизни Коктебеля. Распродавая земли, Эдуард Андреевич фактически стал основателем дачного посёлка на берегу залива.
Первые покупатели построили дом-корабль у самого моря. На нём поэт и художник Максимилиан Волошин отправился в долгое литературно-художественное путешествие, пригласив в попутчики элиту русской, а позже советской словесности. Частой гостьей в доме была вдова доктора Юнге Екатерина Фёдоровна. Дочь вице-президента Академии художеств графа Толстого, а также троюродная сестра другого знаменитого графа - Льва Николаевича, она, как и её отец, занималась живописью, любила писать пейзажи и цветы Крыма, особенно осенние розы. Два её этюда - "Букет роз" и просто "Розы" хранятся в Доме-музее Волошина. Корабль Максимилиана плывёт и по сей день, а в его фарватере отдыхает целый Дом творчества писателей, утопающий в розах.
После хрущёвского подношения Крыма Украине и подключения полуострова к днепровской воде, розовая культура основательно потеснила коктебельскую неприхотливую флору: дылду мальву, кусты сиреневого тамариска, жёлтого дрока и скромного в быту родственника физически стойкого шиповника. Каждый уважающий себя местный житель поселил в саду какую-нибудь красавицу из мира роз.
В палисаднике у нашей хозяйки тёти Саши пышно цвела Глория Дей, завораживая постояльцев царственной осанкой куста и жёлто-розовым гордо сияющим цветком с нежно чарующим ароматом. В вышеупомянутом Доме творчества писателей им. Волошина замечательный садовник поместил отдыхающих мастеров слова, а также их жеписов и дописов (жён писателей и дочерей писателей) в благоухающий розовый мир. Даже новая бетонная набережная 60-х воткнула в себя несколько кустов роз.
Но был один Дом в Коктебеле, который казался мне привлекательнее любого сказочного замка, и розы в его саду виделись самыми прекрасными в мире, а хозяева Дома и роз представлялись настоящими волшебниками с простыми человеческими именами - Наталья Алексеевна Северцева и Александр Георгиевич Габричесвский.
Наталья Алексеевна была художницей, выдумщицей, насмешницей и совершенно очаровательной женщиной, в которую мой дедушка был, несомненно, влюблён и вдали от бабушки оказывал скромные знаки внимания. Высокая, статная, с огромными внимательными глазами, она носила летом сарафан с открытой спиной, чалму на голове, многочисленные позвякивающие браслеты на запястьях и диковинные кольца с агатами-сердоликами на руках. Ходила она быстро и легко, часто босиком, не боясь страшных верблюжьих колючек.
Её муж Александр Георгиевич пленил меня не тем, что был выдающимся учёным, филологом, лингвистом, искусствоведом и тем, кого называют "человек эпохи Возрождения" (обо всём этом я и не знала по малолетству), а своими манерами, столь непривычными для второй половины XX века. Он подходил дамам к ручке, учтиво склоняясь в приветствии и брал объект под локоток, прогуливаясь и разговаривая. Мы с дедушкой часто встречали Александра Георгиевича утром на ещё безлюдном берегу дикого пляжа, когда и морской бриз, и отдыхающие только начинают потягиваться. Все истинные коктебельцы непременно бывали чуть-чуть или вовсю масонами, т.е. каменщиками в прямом смысле слова - собирателями камней. Дело в том, что камни Коктебельского залива и примыкающих к нему бухт были непростыми, часто встречались полудрагоценные халцедоны: дымчато-полосатые агаты, сердолики - от нежно-розовых до кроваво-красных. Попадались разноцветные яшмы. В большом количестве водились разнообразные окаменелости, моллюски там всякие, букашечки. Радовали глаз весёленькие фернанпиксы и вспученные вулканическим газом пупырчатые "лягушки", ценились и "собаки" - морская галька с причудливым рисунком - абстракционисты отдыхают. Новички покупались и на "сахар" - бело-розовый непрозрачный псевдосердолик. Некоторые любители с удовольствием подбирали "полинезийцев" - камни в коричневой гамме с лунными пейзажами.
Охота на сердолики придавала необыкновенный флёр пляжному отдыху. Вместо лежания бездыханным телом под палящим солнцем посвящённые деловито и азартно разгребали руками доставленные морем на берег каменные завалы. Удача зависела от морского прибоя, от расторопности по заниманию лучших куч, от методики рытья, зоркости глаза, ну и, конечно, везения.
Разумеется, мы с дедушкой пополнили ряды старателей и чуть свет начинали сосредоточенно ползать по пляжу в поисках сокровищ. Появление Александра Георгиевича, элегантного даже в синих сатиновых трусах и носовом платке с четырьмя узелками на голове вместо шляпы, ненадолго отвлекало нас от утренней охоты. Обменявшись с дедушкой приветствиями, он непременно обращался ко мне: "И каков у нас сегодня улов?" Смущённая вниманием взрослого человека, я разжимала потную ладошку и гордо демонстрировала прозрачные розовые капельки крохотных сердоликов. Внимательно рассмотрев мою добычу сквозь огромные очки в роговой оправе, Александр Георгиевич одобрительно кивал и, грассируя на парижский манер, выносил приговор: "Пгхэлестно, юная леди. Заходите к нам в гости, будем гхады".
Не было случая, чтобы мы не воспользовались приглашением. Гостеприимный Дом Габричевских притягивал и завораживал, в него всегда хотелось вернуться. Всё в этом Доме меня удивляло и восхищало. Справа от калитки вас встречало небольшое белоснежное строение с вытянутыми узкими окнами. Войдя вовнутрь, вы оказывались в не менее белоснежном сортире, на стенах которого висели огромные пучки местной горькой полыни. В одном углу на высоком столике-одноножке всегда стоял букет свежих цветов, радуя глаз и обоняние, а в другом углу напротив окна-бойницы на точно таком же столике располагалась расписная деревянная пушечка с привязанным к ней пробковым ядром. Пушечка была действующей и, восседая на троне со стульчаком, вы могли из неё стрелять по входящим и выходящим из калитки гостям.
К Дому вела дорожка, обрамлённая с левой стороны смешанным садом из фруктовых деревьев, акаций, кустарника и цветников, а по правую руку паровозиком вытянулись два сарая, изменившие первоначальному предназначению быть хлевом и конюшней. Первый превратился в гостевые апартаменты, а второй - в мастерскую Натальи Алексеевны, конечно же, необыкновенную. Огромные, похожие на амфоры глиняные сосуды, найденные в бухте недалеко от берега, не только украшали помещение, но и свидетельствовали о том, что татарский Коктебель возник на месте древнегреческого поселения и что духи Эллады всё ещё ему покровительствовали. На стенах шло весёлое празднование православной Пасхи, от явств ломились столы, и подвыпившие отцы церкви, не все благосклонно, взирали с полотен на гостей мастерской, с любопытством их разглядывающих. Важным элементом декора были габрияки - замысловатые виноградные корешки, превращённые неуёмным воображением художницы в экзотических животных или загадочных неопознанных существ. Самые простые вещи - столики, шкафчики, стулья, коврики - подвергались творческому переосмыслению и трансформировались в произведения искусства. Во всём чувствовались неординарный замысел и рука мастера. Моя бабушка часто цитировала Бурлюка: "Беру кусок жизни простой и грубой и творю из неё сладостную легенду". Так и Наталья Алексеевна обыденную повседневность превращала в незабываемый и бесконечный праздник. В Доме всегда кто-то гостил, и всё время кто-то приходил. Это был Дом с большой буквы, в нём всегда горел очаг человеческого тепла и радушия. И все тянулись к этому очагу, заходили на огонёк и засиживались допоздна.
Здесь всё было настоящим - люди, застолье, беседа, веселье. Здесь хорошо шутили и беззаботно смеялись, в Доме жили любовь, творчество и чувство юмора.