Читаем без скачивания Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

Тито обижало благожелательное отношение Сталина к четникам. Он, конечно, понимал политическую подоплеку этого, но как коммунист все же ждал большего внимания от страны, во многом ради интересов которой он и воевал.

Советские историки в течение многих лет отрицали, что в начале войны Сталин признавал главной силой Сопротивления в Югославии отряды Михайловича, указывали, что связь с партизанами была редкой и ненадежной. К тому же полученные от Тито последние сообщения подтверждали, что партизаны и четники смогли договориться. И, наконец, советские СМИ в то время часто ссылались на данные агентств и газет союзных и нейтральных стран. Поэтому и фамилия Михайловича, как одного из руководителей Сопротивления, вполне могла звучать и в программах Московского радио[132].

С другой стороны, Москва действительно не хотела обострять отношения с Лондоном, который настойчиво требовал от нее признать Михайловича «национальным вождем» югославского Сопротивления.

Нападение четников не помешало партизанам провести в Ужице торжества, посвященные 24-й годовщине Октябрьской революции. По этому случаю состоялся парад, который Тито принимал в звании Верховного главнокомандующего Народно-освободительными партизанскими отрядами Югославии (НОПОЮ). Были также проведены праздничная демонстрация, концерты и, как принято говорить, «народные гулянья». Надо сказать, что на партизанской территории постепенно устанавливались «советские» порядки — с национализацией предприятий и земли, реквизицией имущества у «буржуазных элементов» и даже постепенным зарождением правящей «партизанской бюрократии». Руководители партизан жили в лучших условиях, ездили на трофейных машинах и окружали себя молодыми симпатичными секретаршами. «На то у них и власть, — ехидно заметила как-то по этому поводу жена Джиласа. — В Сербии невозможно представить министра без любовницы»[133].

Тито еще пытался договориться с Михайловичем. 20 ноября в городе Чачак представители обеих сторон подписали соглашение, которое предусматривало прекращение взаимной вражды, совместные действия против оккупантов, освобождение пленных и создание комиссии по расследованию причин конфликта между партизанами и четниками. В этой связи Михайлович сообщил в Лондон, что ему удалось остановить «братоубийственную войну»[134].

Считается, однако, что к этому времени Михайлович уже установил связь с поставленным немцами «правительством» Недича и провел переговоры с представителями немецкого командования. Немцы заявили ему, что если он хочет, чтобы командование вермахта не рассматривало его как врага, то должен формально подчиниться «правительству» Недича. Но Михайлович отказался.

28 ноября немцы начали наступление на Ужицкую республику и довольно быстро сломили сопротивление партизан. К тому же кто-то установил мину на оружейной фабрике в Ужице, сильный взрыв уничтожил и саму оружейную фабрику, и склады оружия и боеприпасов. Тито чудом не пострадал, хотя в момент взрыва находился рядом с фабрикой.

После восьмидневных боев Тито стало ясно, что Ужице не удержать. 29 ноября, когда к городу уже приближались немецкие танки, он отдал приказ отступать к горным районам Санджака и Восточной Боснии, захватив с собой раненых, печатный станок и несколько ящиков серебра. Тито не без юмора описывал, как он, еще несколько бойцов и командиров и англичанин Хадсон, выбравшись из Ужице, чуть было не попали в руки немцев. Тито и его спутники бросились бежать. «Хадсон бежал очень быстро, но и я бежал хорошо, несмотря на тяжелое кожаное пальто, „шмайсер“, большой пистолет — „маузер“ и противотанковую гранату, которую я носил с собой, — вспоминал Тито. — … Я бежал изо всех сил, а около нас свистели пули. Я боялся: вот, сейчас, сейчас! Хадсон, у которого были длинные ноги, несся легко, как искусный атлет, и намного нас обогнал. К счастью для нас, короткий день поздней осени был уже на исходе, туман и вечерние сумерки ухудшали видимость»[135].

Они добежали до рощи, где передохнули. Чуть позже встретили небольшой отряд партизан. Тито едва держался на ногах и, когда представился случай сесть, сразу же провалился в глубокий сон. «Я, — рассказывал он, — можно сказать, едва не погиб на раскисшей дороге между селами Забучье и Любани… Ни один Верховный главнокомандующий ни одной армии, вероятно, не пережил таких моментов в своей судьбе»[136].

Джилас, Кардель и Ранкович, которые шли другим маршрутом, с беспокойством дожидались Тито в условленном месте. Он появился лишь поздно ночью. Джилас бросился его обнимать, а Кардель так разволновался, что у него не нашлось слов. Тито снял с себя автомат, попросил воды и затем объявил, что отступление придется продолжить.

Партизаны проходили по 30 километров в день и теперь уже находились в итальянской зоне оккупации. Итальянцы однажды окружили село, в котором они становились. Тито как раз заканчивал бриться, когда итальянцы появились на расстоянии 200 метров от его дома. Схватив автомат, он выбежал на улицу и возглавил оборону. Партизаны сумели уйти, но итальянцы с досады сожгли дом, где находился Тито. Им достались его фотоаппарат и лошадь.

7 декабря в селе Дренови состоялось заседание ЦК КПЮ, на котором Тито объявил, что считает необходимым уйти в отставку с поста генсека ЦК. «Партия не должна нести ответственность за все провалы», — заявил он. «Я едва успел воскликнуть: „Но это же бессмысленно!“ — вспоминал Джилас. — Мы… постарались хорошенько обосновать наши доводы. Москва не поймет отставки Тито и сделает вывод, что в партии начался раскол. Было видно, что Тито доволен нашей реакцией. Тем не менее из этого вовсе не следует, что ему хотелось „проверить“ нас. Нет, им двигало чувство ответственности за поражение в Сербии… В ходе заседания он взял себя в руки и вел себя так, как будто ничего не произошло»[137].

Пока партизаны отступали через Санджак в Боснию, немцы в Сербии решили разделаться и с Михайловичем. 6–7 декабря они провели так называемую «Операцию „Михайлович“». Руководитель четников с небольшим числом своих сторонников скрылся в горах Западной Сербии. Германское командование объявило его в розыск, назначив за его голову награду в 200 тысяч динаров.

Зима 1941/42 года, когда Михайлович скрывался в сербских селах, а его движение в Сербии оказалось практически разгромлено, стала, как ни странно, апогеем его популярности. Сначала король Петр присвоил ему звание бригадного генерала, а затем, 19 января 1942 года, — звание дивизионного генерала. Еще раньше Михайлович был назначен военным министром югославского правительства в изгнании, а его отряды провозглашены «Королевской армией в Отечестве». О своем назначении Михайлович узнал из новостей Би-би-си. Он тогда пошутил: «Было бы хорошо, если бы они нам теперь прислали лимузин»[138].