Читаем без скачивания Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

Пока я все это слушал, завтрак как-то сам по себе незаметно исчез.

Чуча тем временем вызвала мне флаер, он уже ожидал за балконом, на специальной подставке. Сам я водить еще не научился, хотя беру уроки три раза в неделю. Поэтому приходится пользоваться услугами автопилота. Я вышел на балкон, с удовольствием вдохнул холодный, чуть солоноватый воздух... Балкон у нас общий, тянется через весь этаж, огромный, широченный, и на нем местами газоны устроены, пальмы растут, собаки выбегают свои дела сделать. Я подошел к борту. Флаер уже висел на временной стоянке, приветливо раскрыв колпак. Высота здесь довольно приличная, внизу деревья – хвойный лес – выглядят как густой зеленый мох. Я раскрыл стояночную дверцу, сел в машину.

Автопилоты всегда летают на определенной высоте (а именно – 3 километра), которая для других запрещена. Опасность столкновений и прочего возникает только на взлете и посадке. Поэтому поднимается автопилот всегда строго вертикально. При гравидвигателе с этим никаких проблем нет.

Честно говоря, поначалу было страшновато так летать... Теперь уже как-то приспособился.

Только по-прежнему подташнивает. Поэтому с высоты стараюсь не смотреть.

– Рука? – врач посмотрел на меня задумчиво. Молодой врач, даже кажется – не намного старше меня. Волосы убраны под светло-голубую шапочку.

– Садитесь, пожалуйста. Положите руку на стол, вот так. Рукав закатайте.

Он осмотрел белый страшненький шрам на предплечье, насечки номера, потом провел над моей рукой какой-то штукой, подозрительно похожей на сканер.

Это, наверное, и есть сканер. Только другой. Врач смотрел на экран перед собой. Там сначала появились кости – лучевая и локтевая, это я понял, а потом что-то не совсем понятное. Когда сканер подполз к номерным насечкам, на экране замелькали какие-то помехи.

Врач посмотрел на меня внимательно. Положил сканер. Я думал, он спросит о номере, что это такое и вообще... здесь-то у них никаких номеров нет. Но он сказал другое.

– У вас небольшой свежий нарост на кости. После ранения. Это бывает. Нужно будет несколько сеансов облучения, тогда боль пройдет. Сэн Энгиро... – он помолчал, – Вы с с какого мира? С Анзоры?

Вы хотите остаться жить на Квирине?

– Да.

– Вы употребляли... э... наркотики?

Я послушно рассказал про сенку. Интересно, откуда он знает?

– Чем вы болели? С детства, я имею в виду.

– Воспалением легких – два раза, – стал я вспоминать, – потом, этой... я не знаю, как это на линкосе. Черной сыпью. Ну там, простуды... Один раз руку ломал.

– Правую?

– Да. Один раз было сотрясение мозга... потом еще у нас почти каждое лето инфекционный понос... я не знаю, как это по-вашему называется. Еще мне в двенадцать лет аппендицит вырезали.

Врач кивнул.

– Все это можно понять по картине вашей крови... я посмотрел биохимию. А... вот эти белые шрамы – что это?

– А это не шрамы, – объяснил я, – это нам в детстве всем делают... ну, у нас в стране, в Лервене. Это личный номер, он у нас – как у вас фамилия. Без номера у нас нельзя, по номеру еду выдают и место в общине, и все. Считывается сканером специальным. Раньше просто цифры выкалывали.

Врач опустил глаза.

– Мы можем просто удалить этот участок кожи, – сказал он тихо, – это очень простая операция. Хоть прямо сейчас – хотите? Ведь теперь вам не нужен этот... номер.

Я молчал. Да, можно удалить. Очень просто, я знал уже, что это и не больно совсем – у них тут очень надежные обезболивающие средства. Но вот так – прямо сейчас?

Ведь это не прыщик удалить какой-нибудь. Надо же! Ведь живешь и совершенно не замечаешь этих насечек, никогда о них и не думаешь. И вдруг, когда тебе предлагают с ними расстаться – так страшно становится! Я даже не понимаю, что со мной произошло вдруг... Какой-то страх охватил, похожий на головокружение. Если словами это сформулировать, получится – ведь без этих насечек я стану совершенно другим человеком. Совсем другим! Хотя логически рассуждая, конечно, это не так – на что мне теперь этот номер? На Анзору я все равно уже не вернусь, да меня там и с номером расстреляют за милую душу. А здесь он ни к чему не нужен. Но страх – все равно...

Врач, видимо, понял мое состояние и сказал мягче:

– Ничего, это не к спеху. Меня зовут Ингор, – и протянул мне руку. Я назвал свое имя. Я знал уже, что здесь принято так знакомиться, и после знакомства уже не называют друг друга «сэн» и по фамилии, а только по имени.

– Ландзо, рука ваша, конечно, нуждается в лечении. Но у вас и весь организм не здоров. Вы говорите – жалоб больше нет. А вот как вы переносите полеты, скажем?

– Тошнит, – признался я.

– Так вот это у нас уже считается жалобой, – объяснил Ингор, – И выглядите вы не лучшим образом. Ландзо, давайте всерьез займемся вашим здоровьем.

И мы занялись всерьез. Врач заставил меня раздеться и тем же сканером тщательно обследовал все мое тело. При этом он что-то вполголоса диктовал циллосу, и тот, видимо, запоминал, записывал в свою память. Потом я встал, Ингор попросил меня присесть, сделать несколько движений руками. Потом зашел ко мне за спину и остановился.

– Так... а это что такое у вас?

И он ткнул пальцем прямо в болевую точку – надо сказать, точки после качалки остаются очень надолго, такие маленькие черные пятнышки, и болезненные – жуть. Но только если прямо в них ткнуть. Я, конечно, взлетел на полметра.

– Больно?

Я отдышался и объяснил ему все про качалку. Ингор снова зашел за спину. Мне даже страшновато стало – что, если опять ткнет. Но он больше меня не трогал, только осмотрел эти точки тщательно.

– Одевайтесь, Ландзо... в принципе, уже все ясно.

Он сел за монитор и что-то там забормотал. Я оделся. Ингор оторвался от монитора и посмотрел на меня внимательно.

– Вам нужно будет, во-первых, привести биохимию в соответствие с нормой. Для этого я приготовлю вам индивидуальные капсулы... их нужно будет принимать довольно долго. И не пропускать! Во-вторых, ваша рука, рубцы на легких, очень серьезные, и опять же внутренние швы после операции, кроме того, нарушения мозгового кровообращения. Голова болит иногда?

– Раньше да, болела. Да это же мелочи...

– Ну, не такие уж и мелочи. Вам придется какое-то время ходить ко мне на процедуры. А вот эти ваши... точки на спине. Если это то, что я думаю – мы пока ничего не сможем с ними сделать.

– Да они сами пройдут через несколько лет... а что это такое? – спохватился я.

– Пока я не могу сказать точно, – Ингор покачал головой, – позже. В следующий раз.

О насечках на запястье он больше не упоминал.

Я полюбил бродить по Набережной днем.

Делать-то особенно нечего. Ну, позанимаешься по программе, с мнемоизлучателем и без него – часа четыре, больше все равно невозможно. Врач дал мне еще комплекс лечебных упражнений каких-то, довольно дурацких. Их надо два раза в день делать. Перед этим выпиваешь капсулу еще специальную, ускоряющую рост мышц и нервные процессы в несколько раз. Но это тоже – ну, утром полчаса, вечером полчаса. По дому – никаких забот. Деньги сами на счет поступают... короче говоря, заняться нечем.

И – все время один. Все время. Как-то мне Рица позвонила, поинтересовалась, как и что... но и я, и она почувствовали – не о чем говорить. Она явно куда-то рвалась, торопилась уйти. Рассказать о своей жизни не могла – слишком уж все это мне чуждо, непонятно. Так, обменялись новостями – и разбежались.

Сэйн звонила два раза. С тем же эффектом. Спросила, как дела, не нужно ли чего... убедилась, что все в порядке, и... о чем еще говорить-то?

Никого у меня не было на этой планете. Все хорошо, еда, деньги, развлечения – сколько угодно. Образование – такого ни в одном Магистерии не получишь. Только вот нет никого рядом. Все время один. И часто возникает такое чувство, что все это – вкусная еда, фильмы, книги – нужно только для того, чтобы отвлечься, забыться... забыть что-то главное, тревожащее, мучащее. Как будто внутри рана открытая, неизлечимая, и все время стараешься чем-нибудь заняться, чтобы не думать о ней, не замечать боли.

Я начал просто гулять. Каждый день. Надо же, раньше и представить такого не мог – просто, без дела пойти погулять. Всегда ведь если идешь, то с какой-то целью. Послали тебя за чем-то, или в столовую торопишься, или на раздачу. Или, скажем, в гости к кому-нибудь собрался... да и один я не ходил почти никогда. Мы ведь всегда втроем были (и это и есть рана...)

А тут я приноровился просто прогуливаться. В Бетрисанду ходил, это парк такой чудесный... или просто бродил по аллеям. Здесь ведь не улицы – аллеи, дома скрываются среди рощиц и полян. Не город – сплошной парк. Но больше всего мне нравится на Набережной.

Море – оно притягивает, но и пугает немного. Я раньше никогда не видел моря. Синее такое, огромное, а на горизонте плавно перетекает в голубизну – в небо. Особенно красиво на закате, здесь солнце садится в море, это и с нашего балкона видно, и смотреть на это можно часами, не отрываясь. Но страшно немного, не конкретно чего-то, ведь понимаешь, что тут никаких цунами быть не может, сейсмологи же следят. Вообще страшно, как всегда боишься чего-нибудь большого. Так же Космос пугает, когда смотришь в беспредельность эту с Палубы. Или, скажем, Цхарн...