Читаем без скачивания Великие открытия - Йожеф Аугуста

Находки на третьей террасе у Нгандонга обратили на себя внимание. Уже через две недели Геологическая служба прислала индонезийца Самзи для продолжения раскопок. Самзи с помощниками накопал здесь множество палеонтологического материала, который после предварительной подготовки паковали в ящики и отсылали в Бандунг, где он попадал в руки начальника Геологической службы инженера В. Оппеноорта.

Оппеноорта не столько интересовали кости животных, сколько он надеялся обнаружить здесь что-нибудь неожиданное: ведь раскопки велись невдалеке от тех самых мест, где Эжен Любуа нашел знаменитого питекантропа, в свое время вызвавшего небывалую сенсацию.

Работники Геологической службы не участвовали в распаковке ящиков и, таким образом, не увидели ничего, кроме черепа буйвола, еще одного черепа с рогами и нижней челюсти стегодонта.

И вот поползли слухи, что в Нгандонге откопаны человеческие черепа и обнаружилось это только при распаковке ящиков в Бандунге, так как в перечне один из них числился черепом тигра, а другой — обезьяны. Вскоре стало ясно, что разговоры эти шли неспроста: Оппеноорт поспешно выехал в Нгандонг. Он прибыл как раз вовремя: только что был обнаружен третий череп, точнее, его обломок, который Оппеноорт сам увез в Бандунг. Три найденных черепа (их стали обозначать I, II и т. д.) послужили объектом первого описания. Существо, которому принадлежали черепа, было названо Javanthropus soloensis .

Кенигсвальд, который дал фотографии черепов для публикации, сразу понял, что это не останки нового питекантропа. Свод черепов был выше, надглазничный валик не столь резко отграничен от лба, но достаточно хорошо выражен. Хотя останки человека, найденные на третьей террасе реки Соло, были названы Javanthropus soloensis , они, бесспорно, принадлежали яванским неандертальцам, в связи с чем правильнее именовать их Homo neanderthalensis . Однако, несмотря на это, значение находки исключительно велико, так как она явилась первым свидетельством того, что неандертальцы жили и в тропиках, в Восточной Азии.

Находки в Нгандонге не ограничились тремя черепами. В январе 1932 года был найден череп IV, а в марте того же года — череп V, самый интересный. Его длина 221 миллиметр (он принадлежит к числу самых длинных черепов ископаемых людей), но емкость мозговой коробки не превышает 1250 кубических сантиметров (а череп I имел емкость мозговой коробки около 1000 кубических сантиметров). Толщина костей этого черепа 10 миллиметров. Несмотря на массивность, именно этот череп был раздроблен сильным ударом тупого предмета — дубины или камня. Его задняя стенка повреждена; треугольный осколок длиной 1 — 2 сантиметра вошел в черепную коробку примерно на полсантиметра. Края пролома почернели, по мнению Кенигсвальда, в результате фоссилизации, вызванной действием марганца. Остальная часть черепа была окрашена в темно-коричневый цвет. Яванцы, препарировавшие череп в Бандунге, уверяли, что черный цвет краев пролома — затвердевшая кровь, но проверить это уже нельзя, так как уникальный череп разобрали на части, а когда восстановили, треугольный осколок, который когда-то был вдавлен в полость черепной коробки, поставили край в край с остальными.

Черепа IV и V тоже не оказались последними. Уже в июне 1932 года из Бандунга пришло сообщение, что в Нгандонге найден еще один череп, но с его извлечением подождут до приезда специалистов. На этот раз Тер Хаар и Кенигсвальд решили ехать в Нгандонг.

Прибыв к месту раскопок, они увидели, что рабочие выкопали яму глубиной примерно три метра, дно которой составляла глинистая порода, — значит, прежняя терраса здесь кончалась. Но ее расчистили только до половины. Несколько пальмовых листьев, воткнутых в песок, отмечали место, где находился череп.

Очень скоро Тер Хаар и Кенигсвальд держали в руках еще один неандертальский череп, который сохранился лучше других. Уцелело основание, поврежденное у всех других экземпляров, но лицевой части и челюстей не удалось найти и на этот раз.

Не кончились находки и на черепах VI и VII. В сентябре 1932 года Кенигсвальд откопал череп VIII, а в ноябре — IX. Потом там были обнаружены еще два черепа, X и XI, но тоже без лицевой части и без челюстей, только черепные коробки. Еще там нашли две кости голени — и больше ничего, ни единой кости, ни единого зуба, но зато 25 000 костей и зубов различных млекопитающих, хотя среди этих остатков не было ни одного полного скелета.

Особенно интересным в этих находках было то, что рядом с многочисленными костями животных, кроме поврежденных черепов, не было никаких костей человека, причем все черепа, за исключением двух, имели одинаковые повреждения — сильно раздробленные кости основания черепа вокруг большого затылочного отверстия. Сравнив их с трофеями современных охотников за головами, например даяков с острова Ява, мы увидим те же повреждения в области большого затылочного отверстия. Охотникам за головами нужен был не только сам череп, но и мозг. Они были убеждены, что вкусивший его обретает ум и силу поверженного врага.

Кенигсвальд считал нгандонгские черепа бесспорным свидетельством существования яванских неандертальцев — охотников за головами. Большое скопление костей он объясняет тем, что неподалеку от нынешнего Нгандонга, в излучине реки, была стоянка неандертальских охотников. Слои песка и галечника подтверждают догадку, что люди жили здесь только в сухое время года. К началу периода дождей, когда река выходила из берегов, откладывая песок и гальку, они покидали эти места. А черепа врагов, случайно ли, намеренно ли, оставляли. Может быть, тем, кто жил здесь, приходилось торопиться, спасаясь от врагов, и они не успевали прихватить трофеи или оставляли их здесь умышленно, как знак на границе своих владений. Так поступают и в наши дни некоторые племена на Новой Гвинее, веря, что живущий в черепе дух поможет одолеть непрошеных гостей…

По сравнению с находками в Европе черепа с Явы интересны прежде всего тем, что все они обнаружены на одном месте, в речных отложениях. Кенигсвальд объясняет это особой мягкостью климата, благодаря которой людям не приходилось искать убежища от непогоды. Местные жители до сих пор верят, что пещеры — это обиталища змей, летучих мышей и злых духов. В тропиках все раскопки в пещерах остаются безрезультатными.

Животный мир, окружавший неандертальцев на Яве, был иным, чем в Европе. Судя по найденным костям, здесь жили буйволы, бантенги (крупные рогатые животные, которые и в наши дни обитают в джунглях у южного побережья Явы), олени вида, и поныне живущего на Яве, олени руза и близкие к ним индийские олени. В реке водились бегемоты, а на ее свободных от леса берегах — два вида слонов: один близок индийским слонам, другой — последний представитель стегодонтов. Много было и диких свиней. Остатков хищных животных здесь почти не нашли — только один хорошо сохранившийся череп тигра и обломок нижней челюсти волка.

Нгандонгские охотники жили одновременно с классическими европейскими неандертальцами в начале последнего оледенения. Но условия жизни нгандонгских охотников были гораздо благоприятнее, чем их европейских современников. Кроме того, нгандонгские охотники обладали не установленной до сих пор у других ископаемых людей особенностью: они были охотниками за головами.

СМЕРТЬ ОМА

Голубоватые известняковые скалы, то полого, то круто тянувшиеся вдоль реки, стали недавно прибежищем племени ориньякских охотников. Под большой скалой люди соорудили примитивные хижины, в которых ночевали и прятались от непогоды.

Раньше они переселялись сюда только на лето, но теперь решили провести здесь и зиму. А если зима окажется не слишком суровой, то они останутся в этих краях навсегда. У них достаточно шкур, чтобы покрыть хижины и даже надеть на себя. Теперь уже нет таких суровых и жестоких зим, когда деревья трещат от мороза, а реки промерзают до самого дна: о них рассказывают старики, да и то со слов дедов. Прежняя тундра ледникового периода исчезла под победоносным натиском степей и лесов, а равнина, простиравшаяся по ту сторону скалистого склона, была богатым охотничьим местом.

На стоянке царило оживление. Солнце стояло высоко, и детей, конечно, привлекал протекавший рядом ручей. Они строили маленькие садки, сажали туда рыбешек, которых ловили руками в воде у берега, брызгали друг на друга, а когда кто-нибудь, поскользнувшись на мокром камне, падал в воду, звонко смеялись.

Мальчики постарше уже не принимали участия в этих забавах. Они с интересом следили за тем, как сидевшие у костров охотники приводили в порядок свои орудия или делали оружие из кремня и кости, внимательно прислушивались к рассказам старых охотников об опасных приключениях, требовавших отваги и хитрости. Правда, временами эти рассказы превращались в пустое хвастовство — порок, свойственный человеку с древнейших времен.