Читаем без скачивания Меч времен - Андрей Посняков

– Ну так, — явно высматривая знакомых, хмуро откликнулся старший братец.

– Вот ведь грех-то!!! Язм вот расскажу батюшке!

– Ну и ябедничай!

– Кто ябеда?! Я?!

Оп!

Миша, конечно, уследить не успел, как младший братец старшему — бац! — в ухо! А тот ему — в нос! Хорошо, силенок еще мало, да и промазал — а то бы кровища! Но и так…

– Эй, эй, цыц!!! Цыц, кому говорю?

Схватив подопечных за шиворот, Михаил живо развел их в стороны и укоризненно помотал головой:

– Это еще что такое? Вы же братья родные, заодно должны быть! А вы что творите? Да еще на глазах у немцев!

– А чего он?

– Стыдно, братцы! Стыдно.

Насупились. Помирились вроде.

А тут Борис и знакомого углядел. Обернулся:

– Я сейчас.

Подошел ближе к высокому немецкому парню — бритому, с длинными белокурыми волосами:

– Гутен таг, Маркус.

– О! — парень расплылся в улыбке. — Гутен таг, герр Борис! Битте…

И рукой на распахнутые ворота показывает, мол, проходите. Борис и вошел, правда, надо отдать ему должное, отсутствовал недолго, почти сразу и вышел с книжкой в руках. Псалтырь или как она там у католиков?

– Немецкий язык учишь? — одобрительно улыбнулся Михаил.

– Не учу — разговариваю. А книжица сия — чтоб читать научиться получше.

– Молодец!

А младший братец ничего не сказал — засопел, обиделся. Миша потрепал его по волосам ласково, наклонился, шепнул:

– Славно ты вчера мечом махал. Куда лучше братца!

Отрок от похвалы такой аж засветился. Заулыбался, весь довольный такой, радостный.

А старший, наоборот, загорюнился. Что такое?!

– Ножик, подарок батюшкин, потерял… Там, на горе Синичьей.

Миша такой памятливости засомневался:

– А, может, тут где-нибудь выронил. Или украли, когда по Торжищу шли. Всяко может быть — народец там ушлый.

– Да нет, там он, в вяз воткнутый… Я ведь помню! Метнул — оглянулся, нет никого. Я вас искать. Так он, нож, там и остался.

– Так уж, поди, нет уже!

– Не, должен быть, место глухое. Батюшкин подарок.

Совсем пригорюнился отрок, насупился, голову опустил — вот-вот заплачет.

Миша младшему подмигнул:

– Ну что, прогуляемся еще разок по Лукиной? Братца твоего выручим.

– Выручим, ништо, — серьезно отозвался Глеб. — Уж так и быть. В церкву заодно на вечерню сходим.

Михаил засмеялся:

– Ну, уж вечерни-то дожидаться не будем, домой пойдем. Долго вы еще тут, на усадьбе-то, будете?

– Батюшка сказал — до осени. Потом по вотчинам дальним поедем.

Так, за разговорами, и не заметили, как дошли до Синичьей горы. Синиц там, правда, Михаил не увидел, ни тогда, ни сейчас — может, они тут зимой тусуются? Наверное, зимой — не зря ж гору так прозвали. Гору… Какая ж это гора, так, пригорок просто, лесом густым поросший. И церковь. Красивая, глаз не оторвать. Жители Лукиной улицы для себя выстроили, не скупились — так всезнайка Борис пояснил. И тут же:

– Ну, вы пока помолитеся, а язм — враз обернусь. Чего вам по кустам да репейникам шататься?

– А не найдешь ежели?

– Тогда так приду.

Убежал боярич, только его и видели. А Миша с Глебом церковь кругом обошли, внутрь заглянули, свечки поставили — хорошо, сумка с собой была прихвачена с «белками». Сотворив молитву, едва вышли — тут и Борис. Радостный — ножик в руках вертит, показывает:

– Ну, что я говорил?! Нашелся!

– Слава те, Господи.

Миша приметил вдруг — совсем неискренне говорил отрок, глаза прятал… И радовался как-то чересчур уж громко. Ну, подумаешь — ножик. Понятно, что батюшкин подарок, но все-таки… не бог весть что.

И вообще, странно он сегодня себя вел, Борис… Немец этот… Ножик… Два раза в одно место смотались… Глеб говорит — вяз там дуплистый? Хм… А ну-ка…

Михаил вдруг схватился за живот, скрючился…

– Пойду до кустов. Вы там, на дороге, ждите.

– Пождем, чего уж.

Молодой человек тут же ломанулся в кусты. Смородина, малина, репейник. Вот липы… или — тополя? А, черт их… А вот это, наверное, вяз… Толстый, дуплистый. Подойдя ближе, Михаил сунул руку в дупло… И нащупал сверток. Небольшой такой, в ладонь спрятать.

Оглянулся… Прислушался… Вытащил…

Развернул осторожненько. Глянул — кольцо, точнее сказать — перстень. Красивая серебряная печатка с непонятным рисунком и буквицами наоборот — «Ал-др кн-зь». Александр князь — так выходило. Хм… интересно… Что за игры тут затеваются?

И зачем? А зачем он, Миша, вообще к этому вязу сунулся? Ну, были у отрока какие-то свои — недетские — дела? И что с того? Какое кому дело? Зачем, спрашивается, полюбопытничал? Просто потому, чтобы не чувствовать себя полным лохом? Может быть, может… Ну, Бориска… не ожидал! Впрочем, а ну их всех…

Положив перстень обратно в дупло, Михаил поспешно побежал обратно к ребятам. Где-то позади, за церковью, громко заржала лошадь.

Глава 8

Лето 1240 г. Господин Великий Новгород

Смута

Не успел Александр вернуться с войны, как в городе «бысть крамола велика». В чем суть «крамолы», ни в одном из источников не сообщается, но она послужила причиной того, что Александр рассорился с новгородцами и в гневе отбыл в Переяславль.

Вот так вот получается! Ребенок подставляет князя. Хм… по-местным меркам — уже не ребенок, да и то — его просто используют, вот и все. Взять перстень с печатью из дупла, отнести на немецкий двор, потом положить обратно. Интересно, что с кольцом проделали немцы? Сняли восковую копию? А зачем им поддерживать бояр против князя? Это ведь не орденские немцы-крестоносцы, это торгаши из Любека и прочих северонемецких городов, прообраза будущей Ганзы. Значит, бояре им что-то такое обещали… какие-нибудь торговые выгоды. Вот те и подмогнули…

Впрочем, ему-то, Мише, до всех этих интриг какое дело? Выбраться бы отсюда поскорей, а для того — проникнуть к Мирошкиничам, найти стеклодува, а там… А там — видно будет.

Назавтра, ближе к вечеру, явился дьячок из ближней церкви — учить отроков Святому Писанию. Воспользовавшись этим, Михаил тут же ушел — якобы на торжище, купить гребешок да ножик — на самом же деле — зашел в условленную корчму, пора уже было встретиться с человеком тысяцкого.

В городе было беспокойно, очень беспокойно, в душном вечернем воздухе явственно пахло смутой. Да, собственно, она и началась уже — туда-сюда бродили по улицам вооруженные палками группы, что-то кричали, дрались меж собой, а кое-где — слышно было — как звякнули вечевые колокола городских районов-концов. До концов уже дошло! С улиц да сотен.