Читаем без скачивания Летающий джаз - Эдуард Тополь

Иными словами, если сегодняшний читатель попробует с помощью Интернета открыть справочники производимой в СССР продукции, он тоже не найдет там колючую проволоку. Значит ли это, что ее и не было в СССР?

Но вернемся в послевоенную Полтаву, которую я помню по своему раннему детству. Не буду врать, я лично не знал Марию Журко и ее дочку Оксану, ведь они жили у Лавчанских Прудов, а мы в центре города. Но я помню совершенно разбитую Октябрьскую (Жовтневу) улицу, всю в кирпичных руинах, от Белой беседки до Корпусного сада и дальше до Киевского вокзала. Я помню ее, как сейчас, потому что именно в этих завалах, в бомбоубежище, уцелевшем под ними, в комнате, разделенной простынями на четыре части, ютились тогда четыре семьи, и одной из этих семей была наша — мои папа-мама и я с младшей сестрой. Целыми днями я с пацанами лазил по кирпичным завалам в поисках патронов, которые мы взрывали, играя в «настоящих» партизан и разведчиков. А потом, когда наша семья переселилась в отдельную четвертушку хаты-мазанки по улице Чапаева, 20, нашей соседкой слева была сорокалетняя тетя Надя, которая при немцах жила торговлей одеждой, снятой с евреев, расстрелянных в яре за Пушкаревкой. Я хорошо ее помню — худую, стройную, с рябым лицом, кокетливо-кудрявой прической под беретом и тем особым оценивающим взглядом, которым она смотрела на мои валенки и валенки моей сестры.

И еще я помню, как восьми— или девятилетний я шел из школы по улице Фрунзе с портфелем в руке, и вдруг из кустов выскочила банда рослых пацанов. Они повалили меня на землю и, тыча лицом в пахучий полтавский чернозем, твердили: «Жри землю, жиденок! Ты нашего Христа распял! Жри землю, жидовская морда!»

А еще памятней то, что произошло в 1953 году, когда доблестная Лидия Тимошук разоблачила кремлевских врачей, «покушавшихся» на жизнь вождя всех народов. С первого по четвертое марта, накануне суда над «убийцами в белых халатах», радио с утра до ночи твердило их красноречивые фамилии, и «волна народного гнева» подняла в Полтаве цунами еврейских погромов. Шкафом, диваном и прочей мебелью мои родители забаррикадировали двери и окна нашей хаты-мазанки и трое суток не выпускали в школу ни меня, ни мою сестру. Но утром пятого марта вдруг взвыли сирены всех полтавских заводов и фабрик — это отдал концы вождь мирового пролетариата. А шестого по радио сказали, что кремлевские врачи невиновны, их оклеветали враги советского строя.

Мы отодвинули комод от двери, открыли ставни.

Стоял солнечный морозный день. В морозном мареве по всему городу траурно ревели заводские и фабричные трубы. Мы вышли на улицу. Снежные сугробы искрились под солнцем, как сахарные. Напротив нас, через улицу имени Чапаева, соседка ножом скоблила свое крыльцо. Мы подошли поближе, и я прочел надпись масляной краской: «Жиды, мы вашей кровью крыши мазать будем!» Продолжая скоблить эту надпись, соседка сказала: «Видите? А вчера на Подоле убили еврейскую девочку…»

Потом папа завел свой мотоцикл «Ковровец» и уехал на работу. Мама взяла две кошелки и пошла на рынок. Я увязался ее «охранять». На рынке — открытом, с прилавками, над которыми продавцы в овчинных тулупах прихлопывали варежками над смальцем, салом и желтыми тарелками мороженного молока, — черные раструбы репродукторов вещали о разоблачении провокаторши Лидии Тимошук и заговора империалистических разведок с целью разрушить крепкий союз всех советских народов.

Моя золотая мама весело шла вдоль мясных и молочных рядов и напрямки спрашивала у продавцов:

— Ну, так як теперь будэ з жидами?

Но продавцы отводили глаза:

— Та мы шо?.. Мы ничого нэ знаем…

…Да, при всей моей любви к украинской «мови», к виршам Тараса Шевченко и полтавской природе не вынуть мне из сердца ржавого копья украинского антисемитизма. Но откуда он взялся, этот антисемитизм, веками живущий в украинских и русских генах? Тридцать лет назад, работая над романом «Любожид», я зарылся в исторические документы и обнаружил первопричину. «Необыкновенным явлением в Средние века был народ хазарский, — написал в 1834 году российский историк академик В. Григорьев. — Окруженный племенами дикими и кочующими, он имел все преимущества стран образованных: устроенное правление, обширную цветущую торговлю и постоянное войско. Когда величайшее безначалие, фанатизм и глубокое невежество оспаривали друг у друга владычество над Западной Европой, держава хазарская славилась правосудием и веротерпимостью, и гонимые за веру стекались в нее отовсюду. Как светлый метеор, ярко блистала она на мрачном горизонте Европы и погасла, не оставив никаких следов своего существования». Академик ошибся — следы остались в русских былинах, в дневниках персидского посла Ахмеда ибн-Фадлана, путешествовавшего по Волге в начале Х века, в так называемом «Кембриджском документе» — письме в Испанию неизвестного хазарского еврея X века и в других письменных свидетельствах. Не хочу цитировать собственный роман, и потому лишь коротко пересказываю исторические факты. Примерно в 920–925 годах в ответ на набеги русов (не русских, подчеркиваю, а правящих в Киеве скандинавских русов) хазары захватили Киев и, уходя, оставили в нем сотню своих ремесленников и торговцев, которые поселились на Подоле, то есть на окраине, в подоле города. А уже через пару лет киевские князья учредили штраф в десять гривен с мужчин, которые не могли удержать своих жен от тайных визитов в еврейский квартал. Но и штрафы не помогли — как говорят документы, в 941 году «досточтимый» Песах, первый полководец и хакан-бек хазарского царя, вновь дошел до Киева, «разгромив и град и деревни русов и пленив много руских мужчин, женщин и детей в наказание за пьяный погром, который учинили русы в Киеве, на Подоле, иудеям-ремесленникам».

Что ж, судя по тем знакам внимания, которые и сегодня оказывают нам русские женщины, прав был Николай Бердяев, когда еще в 1907 году писал: «Духовно-плотская полярность напоила мир половым томлением, жаждой соединения… Половая полярность есть основной закон жизни и, может быть, основа мира. Это лучше понимали древние…».

Но — стоп! Не поддадимся половым томлениям! Как сказал Василий Розанов: «“Спор” евреев и русских или “дружба” евреев и русских — вещь неоконченная и, я думаю, — бесконечная». А потому вернемся в мой роман, который я пишу в память о своем полтавском детстве и об отце, похороненном на полтавском кладбище…

«После завершения в Москве многочисленных предварительных соглашений, — сообщает генерал Джон Дин в своих мемуарах “Странный альянс”, — Кесслер и одиннадцать наших офицеров 15 апреля вселились в полтавский штаб. Перминов опередил их на несколько дней, и с появлением кесслеровской группы американцы и русские впервые в истории объединились для совместной операции против общего врага. Они жили бок о бок, в одинаковых условиях, ели одну и ту же пищу, имели общую цель и ухлестывали за одними и теми же дамами — во всяком случае, в самом начале. Их интимные занятия были настолько же приватны, насколько могут быть приватны и комфортны интимные отношения двух семей, поселившихся в одном доме. Конечно, сначала какое-то взаимопонимание было обусловлено опасениями причинить друг другу неудобства и ранить чувствительность соседа. И хотя обе стороны шли друг другу на уступки, взаимные шпильки, повторяясь постоянно, вскоре превратились в такое раздражение, что обе стороны были уже готовы убить друг друга и, возможно, сделали бы это, если бы с предельной прямотой не выяснили своих отношений и не расселились».

Должен сказать, что нигде, ни в каких других исторических источниках я не нашел такой откровенно-пикантной информации, и могу дополнить ее лишь несколькими штрихами. Во-первых, с самого начала работы команд Перминова и Кесслера было решено: полтавский аэродром тяжелой советской авиации настолько разрыт немецкими и советскими бомбежками, что латать его и восстанавливать нет никакого смысла, а лучше собрать новую взлетно-посадочную полосу длиной в 1800 метров из сборных стальных секций, которые следует доставить из США и Великобритании. В связи с этим из Ливерпуля в Мурманск был срочно отправлен специальный конвой из пяти судов с грузом для Полтавы — авиационный бензин, масло, запчасти к самолетам, стройматериалы, автомобили, продукты, медицинское оборудование и боеприпасы, а также свыше 12 000 тонн стальных плит для покрытия ВПП. Одновременно в Полтаве был объявлен набор рабочих на строительство будущего аэродрома и авиабазы. А поскольку в 1944 году в Полтаве, кроме безногих или одноногих инвалидов, не было мужчин в работоспособном возрасте (чему я еще живой свидетель), в конкурсе на 1400 рабочих мест приняли участие несколько тысяч полтавских женщин. Кого именно выбрали русские и американские офицеры, вы можете увидеть в американской и советской кинохронике той поры, обильно выложенной в Интернете — грудастых молодок, каждая из которых «коня на скаку остановит». До прихода из Мурманска сборных стальных плит бо́льшая часть этих тружениц работала на расчистке летного поля, ремонте многоквартирного дома для офицеров и сооружении палаточного городка для американских летчиков и техников; еще часть кухарила для этих работниц; а две дюжины особо привлекательных молодых женщин были взяты штабными поварихами, прачками и уборщицами. И хотя нет письменных данных об их зарплатах, но есть документальные свидетельства (в том числе наглядные в виде фото— и киносъемки) того, что питание этих тружениц было вполне достойное, плюс «американцы смотрели сквозь пальцы на то, что скромную часть продуктов их кухарки уносили домой». Правда, к ужасу военврача капитана Роберта Невела, «женщины приходят на работу босиком и в грязной одежде, а моют посуду холодной водой с мылом, что приводит к диарее». Впрочем, босыми эти дамы ходили недолго, поскольку Перминов приказал выдать им в счет зарплаты аванс на покупку обуви, и вскоре в штабе возникли ревнивые мужские конфликты…