Читаем без скачивания Семь минут - Ирвин Уоллес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты несправедлив, Майк. Я же присутствовала при разговоре. Несмотря на отрицательное отношение к книге и процессу, на тревогу из-за Джерри Гриффита, он с пониманием отнесся к твоей проблеме и был готов изменить свои условия, немного уступить. Ты нравишься ему, и он хочет, чтобы ты добился подобающего тебе успеха в жизни. Майк, он же спросил, сколько времени тебе нужно на процесс.
— Вот именно, и я о том же, — согласился Барретт. — Он был готов дать мне время, которого, по его мнению, вполне должно хватить. Если бы процесс касался какого-нибудь другого дела, уверен, он бы проявил большую гибкость. Единственная причина, по которой он поставил предел своему великодушию, мое намерение защитить в суде продавца «Семи минут». Он сделал благородный жест, но обставил его такими невозможными условиями, что все потеряло смысл. Он прекрасно знает, что невозможно подготовиться к судебному процессу и провести его за несколько дней или недель. Он знает, что мне понадобится не меньше месяца. Когда я попросил месяц, он отказал. Почему? Если я ему на самом деле так необходим в понедельник, чтобы уже через неделю вести в Чикаго переговоры, он бы не согласился ни на какие отсрочки вообще. Но мы с ним оба прекрасно знаем, что невозможно сделать человека вице-президентом только ради одной сделки. Если человек и впрямь ценен, его ценность сохраняется много лет, и нужно смотреть в будущее. Поэтому я и говорю, что, если бы попросил у него время на помощь другу в каком-нибудь гражданском деле, связанном с налогами или корпоративным правом, таким, чтобы речь шла о голом предпринимательстве, он бы не отказал. Ему не понравилось содержание дела, в которое я впутался. Поэтому он постарался сделать невозможным мое участие в этом процессе, если, конечно, я не намерен отказаться от его предложения.
Фей слушала его, закусив нижнюю губу. Когда он умолк, она вдруг сказала:
— Майк, ты расстроен и, естественно, сердишься. А от злости у тебя все искажается. Никто не знает отца лучше меня. Можешь мне поверить, он не хочет заставить тебя идти на поводу. Он заботится о тебе, о твоем будущем. Он знает, как люди используют своих ближних, и прекрасно понимает, что Сэнфорд манипулирует тобой. Отец не хочет, чтобы твое имя связывали с этой грязной книгой и страдала твоя репутация.
— Я не… — начал Майк Барретт, но тут же одернул себя: спокойнее, Барретт, спокойнее, ты уже сыграл свою роль и все сказал. Сейчас полегче. — Может, ты и права, Фей. Трудно разобраться в чужих побуждениях. Скажем, меня беспокоит его упрямое предубеждение против книги, которую он никогда не читал и о которой ничего не знает, за исключением того, что окружной прокурор, любитель славы, считает необходимым запретить ее.
— Майк, а ты сам-то что думаешь? Ты сам признался, что не читал книгу, и все же судишь о ней, защищаешь ее.
Майк сделал вид, будто приподнимает шляпу.
— Ты совершенно права, моя дорогая. Готов проглотить свои слова, хотя и не все, а только часть. Твой отец не разбирается в книгах, а я с помощью Фила Сэнфорда, по крайней мере, знаком…
— Майк, дело не в том, читал или не читал. Ты меня удивляешь. От совершения некоторых поступков удерживает общественное мнение или отрицательное отношение к ним людей, которым мы доверяем. Если человек видит на пузырьке этикетку со словом «яд», разве этого недостаточно? Неужели каждому необходимо попробовать этот яд, чтобы в следующий раз держаться от пузырька подальше?
— Это не одно и то же, — возразил Барретт. — Яд можно заранее классифицировать как опасное вещество и проверить, но с произведением литературы сделать это далеко не просто.
— Ну пожалуйста, Майк. Эта кошмарная книга подверглась самой что ни на есть научной экспериментальной проверке у нас на глазах, при помощи живого человека. Джерри Гриффит хлебнул из пузырька и отравился.
— Ты вспомнила Джерри Гриффита. Давай посмотрим на него повнимательнее. Я адвокат, Фей. Меня учили не оценивать людей и их поступки по тому, как они выглядят, исследовать, задавать вопросы и нередко находить мотивы, которые в корне отличаются от лежащих на поверхности. Может, только «Семь минут» и виноваты в преступлении Джерри. А может, были и другие причины, и книга послужила только детонатором, вызвавшим взрыв. Если виноваты не «Семь минут», значит, детонатором явилось что-то другое. Ответить на этот вопрос можно, только если копнуть глубже, а не ограничиться лишь поверхностным осмотром. Я не готов осудить книгу на основании слов одного Джерри. Знаешь, что меня особенно удивляет и расстраивает? То, что так много образованных людей вроде твоего отца, тебя самой и еще тысяч горожан готовы стреножить свободу слова без каких-либо серьезных оснований.
Фей достала из сумочки мундштук и сигарету.
— Мы удивляем тебя, а я, если честно, дивлюсь тебе, Майк. Я думала, что главная причина твоего желания защищать непристойную книгу — старая дружба. Это я еще могу понять. А сейчас оказывается, что дело вовсе не в дружбе, а в свободе слова.
— Наверное, сегодня вечером я просто завелся. Я уже давным-давно забыл, что когда-то был идеалистом, и не думал, что сохранил эти чувства.
— Жаль, что ты не направил их на что-нибудь более достойное. — Она подняла мундштук. — Знаю, знаю, я не должна говорить это до тех пор, пока не попробую яд.
Барретт попытался сдержать раздражение.
— Или, по крайней мере, до тех пор, пока не будешь полностью уверена, дорогая Фей, что кто-то не напутал с ярлыком. — В его голосе послышались едкие нотки, и он попытался придать ему мягкость. — Фей, в одном ты права: ни один из нас не читал эту книгу. Ты не читала, твой отец не читал, я тоже не читал «Семь минут». И никто из нас не знает, что это такое: чистейшей воды порнография или произведение эротического искусства. Как же мы можем обсуждать ее дальше?
— Произведение искусства! Ха! Можешь ее читать, только я не собираюсь. Вопрос закрыт. На балете было веселее. — Она откинулась на спинку кресла и закурила. Когда машина свернула с Сансет, девушка неожиданно выпрямилась. — Майк, куда ты меня везешь?
— Домой.
— Это что-то новое. — Она повернулась к нему. — Разве мы не собирались к тебе? Только не рассказывай, что ты рассердился на меня из-за того, что я не согласна с тобой.
— Конечно нет. Ты же меня знаешь, Фей.
— Тогда почему мы так рано расстаемся?
— Потому что сегодня вечером у меня будет другая компания. Сегодня я лягу в постель с… книгой. — Он свернул на подъездную аллею у дома Осборнов. — Попробую испытать на себе то, что проповедовал. Хочу проверить, правильная на пузырьке этикетка или нет.
— Ну, если дело только в этом… — Фей расслабилась и неожиданно повеселела. — Только не забудь, если она возбудит тебя, тебе не нужно выскакивать на улицу и насиловать какую-нибудь бедняжку. Я всегда к твоим услугам и всегда жду.
— Не забуду.
Майк Барретт остановил машину перед красивым зданием, построенным в испанском стиле, но не стал выключать мотор. Он хотел выйти, чтобы проводить Фей до двери, но она остановила его, спросив:
— Майк, ты думал над предложением отца отказаться от защиты «Семи минут»?
— Я сам не знаю, что думать. Скорее всего, я не стану рисковать предложением твоего отца. С годами у меня поубавилось храбрости. К тому же я не хотел бы лишиться возможности обеспечить тебе такую жизнь, к какой ты привыкла.
— Но ты не отказал Сэнфорду и собираешься прочитать книгу.
— Верно, дорогая, — кивнул он. — Но только потому, что не хочу постареть и растолстеть, и чтобы меня всю жизнь глодали романтические сожаления о чем-то важном, не сделанном однажды. Один мудрец давным-давно сказал: нет на свете ничего глупее сожаления. Я хочу поставить все точки над «i», чтобы без угрызений совести присоединиться в понедельник утром к команде твоего отца.
— Забавно, — рассмеялся Фей, но улыбка тут же исчезла. — Нет, серьезно, Майк…
— Если хочешь, можно и серьезно. Боюсь, выбор у меня невелик, но тем не менее я сохранил толику совести, разбуженной в молодости Кларенсом Дарроу.[7] И она требует от меня объяснения некоторых поступков. Пусть она ничтожна и не задает много вопросов, но она есть. Перед тем как отказать завтра Сэнфорду, перед тем как поставить крест на книге, по-моему, необходимо дать ей возможность высказаться самой, необходимо беспристрастно во всем разобраться. Эта маленькая толика совести успокоится, если я предоставлю обвиняемому все возможности для зашиты. Сегодня ночью я прочту «Семь минут» с единственной целью: установить, непристойна ли она. Приму окончательное решение по этому вопросу, и только после этого с чистой совестью завтра откажу Филу Сэнфорду.
— А если ты прочтешь и решишь, что это не просто порнография?
— Я такого не допущу. — Майк улыбнулся. — Если это все же произойдет, мне придется вступить в борьбу с этой толикой совести и попытаться заставить ее замолчать.