Читаем без скачивания Кинжал и яд - Жюльетта Бенцони

А для человека, который беспредельно любил ее на протяжении всей жизни, оставался только один выход — следовать тем путем, который избрал монарх, наконец-то признанный всеми.

Коронованный святой, завоевавший сердца подданных величием и добротой, отправился освобождать Гроб Господень. Вместе с ним в крестовый поход ушел и Гуго де Лузиньян. Он пал смертью героя при осаде Дамьетты, но перед тем как испустить последний вздох, взял клятву с сопровождавшего его в походе младшего сына, что тот доставит его тело в Ангулем. Не имея права покоиться в королевском аббатстве Фонтевро, верный возлюбленный Изабеллы желал быть похороненным в ее родном городе. И у ворот Ангулема до сих пор можно видеть развалины аббатства, где Гуго де Лузиньян дожидается наступления Вечности.

ОДНА ИЗ ДВУХ РОЗ (МАРГАРИТА АНЖУЙСКАЯ)

(1445 год)

Можно быть солдатом, с закаленной в тысяче битв шкурой, с очерствевшим от ужасов войны сердцем, иметь жену и ребенка, не верить никому, кроме себя самого, — и вдруг в одно прекрасное утро оказаться слабым и беззащитным перед ясным взором девочки-подростка…

Именно это и произошло мартовским утром 1445 года с послом английского короля Уильямом де ла Полом, графом Суффолком, у подножия главного алтаря в соборе города Нанси. Опытный воин был захвачен врасплох. Он прибыл во Францию в дурном расположении духа, ибо никогда не любил французов, с которыми воевал всю жизнь. Не нравилась ему и сама страна, которая была уже почти завоевана, но пренебрегла своим счастьем и ухитрилась выскользнуть из рук английского монарха. Конечно, всему виной была эта ведьма Жанна по прозвищу Дева! Именно она под Орлеаном разбила наголову не только его самого, но и старого полководца Джона Толбота — до той поры непобедимого. Сверх того, эта наглая девчонка, как ему донесли, осмелилась именовать его «Пулем» , чем и доказала полное свое невежество, — подумать только, до такой степени не знать благородного британского языка!

— Чтобы я еще когда-нибудь отправился в эту проклятую страну! — сказал себе Суффолк, вернувшись в родной дом после перемирия. — Да пусть меня лучше повесят!

Однако именно Суффолка кардинал Уинчестер, дядя молодого короля Генриха VI, назначил послом и представителем монарха во Шранции — ему предстояло от имени своего сюзерена заключить брачный союз с французской принцессой. Хуже этого и быть ничего не могло!

Впрочем, следовало учитывать, что времена изменились… Этому браку юного Генриха VI с Маргаритой Анжуйской, племянницей короля Карла VII, придавали чрезвычайно большое значение в Лондоне: партия мира прилагала все усилия, чтобы завершить наконец войну, которая продолжалась сто лет. Да и сколько можно было упорствовать? Англичане были изгнаны отовсюду, в стране воцарилась анархия, и обескровленное королевство, растратившее попусту золото и войска, медленно клонилось к упадку. Между тем в силу поразительного стечения обстоятельств жалкий французский принц, признаваемый только в Бурже, стал после коронации в Реймсе помазанником божьим. Его окружали теперь преданные и доблестные полководцы, его сундуки ломились от золота благодаря казначею Жаку Керу, его пушки были лучшими в Европе благодаря оружейнику Жану Бюро…

Для англичан мир был жизненной необходимостью, и грозный кардинал Уинчестер сумел убедить в этом буйный парламент, королевский совет и, главное, дядю молодого короля герцога Глостера, извечного смутьяна и признанного вожака реваншистов всех мастей.

Сначала хотели просить руки одной из дочерей Карла VII, но Уинчестер быстро отказался от этой мысли, поскольку алчность французского короля превзошла все границы. В конце концов выбор пал на племянницу Карла VI Маргариту, дочь Рене Анжуйского, короля Сицилии и графа Прованского, и Изабеллы Ло-тарингской. За этой принцессой давали хорошее приданое, и она, несмотря на юный возраст, считалась общепризнанной красавицей. Вот и пришлось раздраженному до крайней степени Суффолку отправляться во Францию, чтобы заключить брак с этим сокровищем от имени своего повелителя.

«Если эта девчонка вздумает вертеть мною, как захочет, я быстро вправлю ей мозги! — мысленно повторял он, желая хоть как-то утешиться. — А уж путешествие в Лондон она долго не забудет!»

Но когда Суффолк увидел Маргариту в блеске свечей, с короной на голове и в белой вуали, ему захотелось протереть глаза, чтобы убедиться в реальности этого дивного видения. Казалось, сама Дева Мария спустилась с небес и вложила свою сверкающую руку в его дрожащие пальцы…

Красавица? О, жалкие глупцы! Эта девушка источала свет, ослепляла громадными озерами глаз, сиянием чарующей улыбки. Маргарите было пятнадцать лет, и она словно воплощала собой изящество, юность, свежесть. У Суффолка внезапно защемило сердце, и он невольно подумал, как повезло его молодому господину. А этот взгляд! Когда она на него взглянула, все в нем перевернулось. И он понял, что никогда уже не будет прежним — таким, каким был всего секунду назад. Отныне ему суждено быть верным слугой и покорным рабом этой девушки, которая стала его королевой…

Между тем Маргарита Анжуйская тоже была потрясена: ее поразил этот мужественный гигант. Его светлые волосы посеребрила седина, грубое лицо было испещрено шрамами — следами множества сражений, но взгляд голубых глаз был простодушен, как у ребенка. Ей говорили, что ему почти пятьдесят лет, и она ожидала увидеть согбенного старика, однако гибкому и мускулистому телу этого мужчины мог бы позавидовать любой юноша, и принцессе вдруг стало жаль, что он ведет ее к алтарю лишь как представитель короля.

Вложив свою руку в его крепкую ладонь, Маргарита прошептала со свойственной ее возрасту невинной откровенностью:

— Мне бы хотелось, милорд, чтобы вы меня больше никогда не покидали!

— Если это будет зависеть только от меня, мадам, я с вами не расстанусь, разве что вы сами прикажете мне удалиться…

Но Суффолк знал, что ему не суждено долго быть рядом со своей маленькой королевой: надо было отправляться в Англию, где молодой король с нетерпением ожидал юную супругу.

5 апреля, в отвратительную погоду, корабль «Джоан Шербург» отплыл из Руана, который все еще принадлежал английскому королю, — впрочем, до освобождения города оставалось уже совсем немного времени. Увы! Казалось, небеса ополчились против свадебного кортежа: в Ла-Манше бушевал шторм. Маргарита много раз прощалась с жизнью, а Суффолк исступленно молился о том, чтобы корабль никогда не достиг берегов Англии, — он мечтал погибнуть, сжимая Маргариту в объятиях.

Наконец изрядно потрепанное судно было выброшено на берег у Рочестера, где, разумеется, его никто не ждал. Королева, измученная ужасными приступами морской болезни, с радостью ступила на английский берег, она забыла даже о том, что большую часть ее вещей смыло во время шторма.