Читаем без скачивания Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не шевелится, глаза смотрят в одно место и ни слова. Спросил несколько раз. Без толку. Понял его состояние и сказал:
— Слушай, может, я еще живой останусь.
Он выговорил одно слово: «В телеге».
Телега рядом, достал там полбутылки касторки, выпил и в санчасть. Пока шел эти метры, два раза падал без сознания. Очувствуюсь и опять вперед.
Это было 22 июня 1942 года.
В санчасти поставили третий укол морфия и сказали:
— Вон рядом, 15 метров, лежит подбитый наш самолет У-2, может, там что есть.
Подошел к самолету, метрах в трех от него лежит погибший летчик. Самолет разбит. Нашел шланг, около полутора метров длиной со сплюснутой воронкой, на другом конце металлический винтовой наконечник с краником. Сидоркин говорит:
— Этим нельзя помочь, все изорвешь, и умрешь.
— Все равно умирать. — ответил я.
Взял воды, отошел к самолету, привязал шланг к березке, залил водой, заправил, открыл краник и потерял сознание. Когда очнулся, посмотрел, лежит как спрессованная кость, сантиметров пятнадцать, и как вода, жидкая зелень. Встал, подошел к медикам. Спросили:
— Ну, как, все вышло?
Ослаб, направился к своим. Иду и вижу, у сломанного дерева лист травы, сантиметров 12 длины и 6 ширины. Удивился, как он остался, нигде никакого листочка не найдешь. Сорвал и съел. Пришел, силы иссякли, и я лег.
23 июня я уже не мог встать и лежал не двигаясь.
Самолеты летали группа за группой. Стреляли из пулеметов и спускали бомбовые снаряды, которые в большинстве в болоте не рвались, только ухали. Спасались в воронках, да и передний край мало подвергался атаке, так как расстояние между позициями было не более 50 метров.
Меня спросили:
— Скоро выходить будем, а ты как?
Я показал на автомат, что у меня пуля есть в нем для себя.
Бойцы уже падали и умирали.
Вижу, боец Александров встал, ловится руками за воздух, упал, опять встал, упал и готов. Вижу, как зрачков не стало, конец. Пришел Загайнов, адъютант комполка, увидел меня и говорит:
— Никонов, что с тобой?
— Все! — сказал я.
— Обожди, я часа через полтора приду.
Пришел раньше и принес кусков подсушенной кожи с шерстью и кость сантиметров пятнадцать длины. Шерсть я обжег и съел эту кожу с таким вкусом, что у меня в жизни больше ни на что такого аппетита не было. У кости все пористое съел, а верхний слой сжег и углем съел. Так все делали. У голодного человека зубы такие крепкие, как у волка.
С этого утра 24 июня и поднялся на ноги. Стали собираться к выходу. Комполка сказал:
— Никонов, остаешься для прикрытия, пока мы выходим. С тобой даем личный состав и тех, которые останутся на переднем крае (т. е. не могущие встать). Как будете отходить, имущество все сжечь.
Взял выделенных бойцов, и пошли на передние точки, а оттуда, которые смогли, встали и ушли на выход. Пришел, осмотрелся. Лежат мертвые, которые умирают, встать уже не могут. Винтовок кучи.
Появились в армии и случаи людоедства.
В докладной записке, подготовленной 6 августа 1942 года для Абакумова, указывалось, что начальник политотдела 46-й стрелковой дивизии Зубов задержал бойца, когда тот пытался вырезать «из трупа красноармейца кусок мяса для питания. Будучи задержан, боец по дороге умер от истощения».
Глава шестая
В эти дни Власов не только посылал в различные штабы радиограммы о бедственном положении армии, но и пытался найти решение: самостоятельно со своей стороны разорвать кольцо окружения.
Болото… Чахоточная, сочащаяся водой земля.
Здесь словно бы остановилось время, истончилось, истекло, словно его и не было.
Даже лето, которое уже давно пришло, никак не ощущалось тут ни по пейзажу — нигде не увидишь зеленой травы! — ни по одежде.
Как и зимой, бойцы кутаются в полусожженные фуфайки. На головах — летнюю форму не выдали — чернеют зимние шапки.
Солдаты замерли, радуясь спасительному теплу.
Но это днем, на солнечном припеке, а по ночам холодно на болоте, зябко в сырых окопах.
Впрочем, до вечера нужно еще дожить.
Солдаты, которых вывели по приказу Власова в тыл для создания штурмового кулака, до сегодняшнего вечера доживут. Их срок умирать наступить только нынешней летней ночью.
И пока их заботы — заботы живых.
Где-то горят костерки, что-то варится в них.
Но это не армия.
Это жалкие остатки армии, растерявшей силу и жизни своих солдат в изнурительных зимних боях.
И потому хмурится Власов, потому и сутулится сильнее обычного — все тяжелее давит на него предчувствие катастрофы.
Он идет с тяжелым, неподвижным лицом, рядом с ним Зуев. Морщинки перерезали красивый лоб комиссара. Печально лицо.
Как вспоминал Н.В. Коньков, водитель генерала Власова, «ежедневно из Штаба армии в район Мясного Бора выезжали, а позже ходили пешком командующий армией генерал-лейтенант Власов или член Военного совета армии дивизионный комиссар Зуев. До 20 июня у командования была полная уверенность в том, что окружение будет прорвано.
20 июня я слышал от бойцов и командиров, что командующий запросил по радио Штаб фронта о том, что если вырваться из окружения не удается, что предпринять с техникой и материальной частью? Каков был ответ на радиограмму, я не знаю, но на следующий день технику начали уничтожать…
Командование приказало сосредоточить все силы для удара в районе Мясного Бора. Генерал-лейтенант Власов отправил на передовую также две роты по охране Штаба армии. Я и еще человек восемь шоферов остались при Штабе в качестве охраны и в боях в этот день участия не принимали.
На следующий день командование издало приказ всеми имеющимися силами идти на штурм обороны немцев в районе Мясного Бора. Этот штурм намечался на вечер 22 июня, и в этом штурме принимали участие все: рядовой состав, шофера, командующий армией, начальник Особого отдела армии и работники Штаба армии.
Командующий армией и работники Штаба держались спокойно и стойко и в момент штурма шли вместе с бойцами. Штурм начался часов в девять-десять вечера, но успеха не имел, так как наши части были встречены сильным минометным огнем».
Николай Васильевич Коньков не знал, что шатающимся от голода бойцам 2-й Ударной армии все же удалось совершить невозможное — они прорвались сквозь немецкие укрепления.
Согласно донесению капитана госбезопасности Колесникова, направленному под грифом «Совершенно секретно» в Особый отдел Волховского фронта, в этот день из окружения вышли 6018 раненых и около 1000 здоровых.
Раненым повезло больше.
Их отправили в госпиталь (потому они и сосчитаны точно), из остальных (около 1000 здоровых) был сформирован отряд полковника Коркина, который снова загнали в «Долину смерти». Воистину злой рок висел над бойцами 2-й Ударной армии.
Целыми уйти из этого ада не дозволялось никому.
Интересно, что в этот же день начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер записал в своем дневнике: «Потери сухопутных войск на Восточном фронте с 22 июня 1941 года по 10 июня 1942 года: ранено — 27 282 офицера, 915 575 унтер-офицеров и рядовых; убито — 9915 офицеров, 256 302 унтер-офицера и рядовых; пропало без вести — 887 офицеров, 58 473 унтер-офицера и рядовых. Общие потери сухопутных войск (без больных) составили 1 268 434 человека».
Такие записи немецкий генерал-полковник делал регулярно три раза в месяц до 24 сентября 1942 года, пока не был отрешен от занимаемого поста [37].
В нашем Генеральном штабе подобных подсчетов — увы! — никто не вел.
Глава седьмая
Но вернемся к Андрею Андреевичу Власову.
Колонну, в которой шли штабные работники армии, немцы встретили минометным огнем, и она вынуждена была отойти.
Отчаяние сквозит в радиограмме, посланной из Штаба 2-й Ударной сразу, как только стало ясно, что прорыв не удался.
«23 июня 1942 г. 01 час 02 минуты. Войска армии после прорыва силами 46-й стрелковой дивизии вышли на рубеж Безымянного ручья 900 метров восточнее отметки 37,1 и только в этом районе встретились с частями 59-й армии. Все донесения о подходе частей 59-й армии к реке Полнеть с востока предательское вранье».
Утром 23 июня окончательно сломленная во время ночного штурма 2-я Ударная армия еще держала оборону по линии Глухая Кересть — Новая Кересть — Ольховка, но вечером немцы прорвались в район посадочной площадки в Новой Керести, ак 16.00 просочились к КП армии. И хотя к восьми часам вечера немецких автоматчиков от КП удалось отбить, было понятно, что армия доживает последние часы.
«23 июня 1942 г. 22.15. Противник овладел Новая Кересть и восточнее. Проход восточнее реки Полнеть вновь закрыт противником… Активных действий с востока не слышно. Артиллерия огонь не ведет. Еще раз прошу принять решительные меры по расчистке прорыва и выходу 52-й и 59-й армий на реку Полнеть с востока. Наши части на западном берегу Полисти. Власов. Зуев. Виноградов».