Читаем без скачивания Роковой Париж (СИ) - Ускова Нелли

К ноябрю все сцены по отдельности были отрепетированы, реплики выучены. Пошли целые акты, которые отрабатывались достаточно быстро, из-за этого репетиции стали короче. Все быстро отыгрывали акт один-два раза и шумной компанией вываливались на улицу, всё ещё под впечатлением от репетиций. Иногда стояли около университета, делясь впечатлениями, и только потом расходились.

Франсуа был доволен. Иногда ему так нравилось, как актёры отыгрывали ту или иную сцену, что он хлопал им и широко улыбался. Правда, споры с Ромео не прекратились — тот отказывался или ленился учить реплики, и носил с собой шпаргалки, Франсуа отбирал их, просил выучить, повторить, но на следующий день Ромео приходил с новым листом и пустой головой.

Франсуа казался Юле очень странным. Он постоянно ходил в одной и той же синей толстовке с капюшоном. За исключением игры на сцене, он никогда не выражал своих чувств и эмоций, на всё реагируя спокойно и примерно одинаково, даже на несносного Ромео. Если ему нравилось что-то, он чуть улыбался и говорил: «Хорошо», — или просто хлопал в ладоши. Если же не нравилось, едва заметно хмурился и говорил: «Давай попробуем по-другому…» Франсуа был немногословен, ничего не рассказывал о себе, сколько его ни расспрашивали, и сам совершенно не интересовался жизнью своих актёров. Для него существовала только пьеса и герои — об этом он мог говорить долго и дотошно.

За время репетиций Юля уже досконально изучила его лицо: высокий лоб, широкие подвижные брови, большие синие глаза. У Франсуа был крупный нос, как Юле казалось, немного искривлённый, аккуратные тонкие губы — единственное, что смотрелось гармонично на его слишком худом лице со впалыми щеками и острыми скулами. Но когда он улыбался, на его щеках образовывались ямочки, и лицо словно озарялось. У Франсуа были тёмно-русые волосы почти до плеч, которые он постоянно убирал ладонью назад, однако они тут же рассыпались взлохмаченными вьющимися локонами. Его было сложно назвать красивым или привлекательным, но было в нём что-то, из-за чего он притягивал взгляд и располагал к себе.

В середине ноября они вовсю репетировали третий акт. Закончили, как всегда, рано, в полпятого вечера, и опять труппа стояла около выхода, делясь впечатлениями и эмоциями. Затем стали быстро расходиться. Юля распрощалась со всеми и вышла на улицу. Было холодно, шёл дождь. Девушка порылась в сумке в поисках шапки и поняла, что, скорее всего, оставила её в зале. «Надеюсь, Франсуа ещё не закрыл дверь и не ушёл», — Юля решила вернуться.

Зал был ещё открыт, там играла музыка. Франсуа был один, он стоял на сцене и пел на английском языке красивую песню о любви. Но как он пел! Юля в жизни не слышала ничего подобного. Звук его голоса как будто проходил сквозь неё, вибрируя в области сердца. Мурашки миллиардами расползались по телу, а слова песни заставляли сердце замереть и прислушаться. Юля застыла в дверях, боясь пошевелиться, она даже забыла дышать, восхищённая тем, как он поёт. Хотелось закрыть глаза и погрузиться в голос, словно в теплое море. Только песня слишком быстро закончилась. Франсуа заметил девушку и чуть улыбнулся ей. Юля была в изумлении, она никогда не слышала этой песни, и чтобы кто-то настолько красиво и проникновенно пел.

Франсуа молчал и продолжал с легкой улыбкой смотреть на Юлю. Она немного опомнилась.

— Франсуа. Я. Прости… забыла шапку, — растерянно оправдывалась она, но никак не могла прийти в себя. В то же время стало неловко от того, что она без спроса стояла и подслушивала. Юля опустила глаза и осторожно пробралась к месту, куда клала вещи во время репетиций — шапка ждала её там. Она бросила взгляд на Франсуа, но он по-прежнему стоял на сцене и улыбался, наблюдая за девушкой.

— Что это была за песня? — спросила она.

— Это песня из мюзикла «Moulin Rouge[10]», называется «Come what may[11]». Кстати, её изначально написали для фильма Ромео и Джульетта, — выдал он.

— Очень красивая песня. Ты потрясающе поёшь! — восхитилась Юля.

— Я бы хотел поставить мюзикл, — поделился Франсуа. — Но понял, что научить людей и петь и играть чуть дольше. Мы бы не успели до Рождества, — улыбнулся он.

— Спой, пожалуйста, ещё раз, для меня, — вдруг попросила Юля.

— Для тебя?! — Франсуа очень удивился этой просьбе, задумчиво посмотрел на девушку и перестал улыбаться. — Ты уверена?

— Пожалуйста, — она была так восхищена, и так хотелось услышать его пение, его голос.

— Хорошо. Спою для тебя, — снова улыбнулся он. — Есть у меня ещё песня, думаю, ты её слышала.

Он сел за ноутбук, включил музыку. Потом встал и начал петь на английском, Юля узнала мелодию. Это была песня Бруно Филиппини из фильма «Ромео и Джульетта», «What is a youth[12]». От звука голоса Франсуа девушка снова замерла, боясь шевелиться и дышать. Она уже слышала эту песню, но в исполнении Франсуа она была восхитительна. Мягкий тембр, сильный голос проходили сквозь Юлю, заставляя сердце биться от волнения. На глазах выступили слёзы, которые потекли тоненькими ручейками по щекам, но Юля не замечала этого. А Франсуа не обращал внимания на её состояние, он спустился в зал, ходил вокруг и пел, пел от души, иногда приближался к девушке, смотрел в глаза и пел.

Его голос наполнял, обволакивал, проходил сквозь, вибрируя внутри. У Юли появилось чувство, будто кто-то ласково и нежно взял в руки её сердце и убаюкивает его, как младенца. И сердце успокаивается, душа успокаивается, и становится так хорошо внутри. В груди стало тепло, а убаюканное сердце захотело любить, дарить доброту и свет этому миру.

Это ощущение стало потрясением для Юли. Словно жизнь разделилась на до и после этой песни, невозможно было дышать, внутри ощущалась пустота, но такая прекрасная, чистая пустота, будто душа очистилась от всего и наполнилась чем-то прекрасным. Юля не замечала слёз, мир вдруг преобразился, внутри была целая вселенная чувств, тепла, любви. Песня закончилась, а слёзы так и лились. Франсуа неотрывно смотрел Юле в глаза, а она в его, не понимая, что сейчас произошло, новое состояние пугало и вдохновляло одновременно.

— Жюли, дыши! — вдруг выдал он. — И не плачь.

Юля только после его слов почувствовала влагу на щеках и выдохнула. Опомнилась, поморгала несколько раз, пытаясь выйти из наваждения. Вытерла слёзы, опустила глаза, потом опять посмотрела на Франсуа. Он всё так же стоял перед Юлей и внимательно, изучающе смотрел на неё.

— Я никогда не слышала ничего подобного! Спасибо, что спел для меня! Ты невероятно красиво поёшь! — проговорила Юля.

— Мне очень важно петь для кого-то, кто будет меня слушать и кому это понравится. Ты меня услышала, — он мягко посмотрел на Юлю, но потом на его лице появилась грусть. — Хотя я уже жалею об этом. Прости, это было моей ошибкой.

Юля была восхищена, потрясена, и её любопытство не давало ей покоя. Франсуа вдруг стал так резко интересен, захотелось узнать его лучше.

— Почему ошибкой? Ты потрясающе спел. Мне очень понравилось!

Но Франсуа лишь вздохнул:

— Потому что мне нельзя петь для кого-то, — и отвернулся от Юли, вернулся на сцену, к столам, на которых были разбросаны листки с репетиции, стал судорожно собирать их в стопку.

А потом Франсуа резко преобразился, Юля не понимала, что случилось — он начал метаться от одного стола к другому, собирая листки и что-то бормоча. Стал нервным, растерянным, принялся чуть ли не бегать по сцене и говорить стал всё громче. Он словно вёл с кем-то невидимым диалог, сокрушался, оправдывался. До Юли стали долетать фразы и отдельные слова:

— Нельзя… Неправильно… Франсуа ты должен петь для всех, нельзя выделять кого-то. Нельзя, нельзя… ты говорил… — Франсуа пугал своим странным поведением, он собрал все листки в стопку и бесконечно выравнивал их в руках.

Юле стало не по себе, она решила, что сказала что-то не то и осторожно спросила:

— Франсуа, я могу тебе чем-то помочь?