Читаем без скачивания Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина

– В смысле, актриса? – удивилась она. – Вы сделали много абортов и будете настаивать на том, что женщина – хозяйка своему телу, или вы не сделали ни одного аборта, у вас уже семеро детей, несмотря на молодость, и вы станете нести в мир, что бесконечные беременности – это прекрасно?

– Да нет! – внезапно хихикнув и куда теплее сказала молодая девица. – Я актриса. Просто актриса. В сериалах снимаюсь. Вы меня разве не узнаёте? Я актриса первого медийного ряда.

Это было ещё до того, как грамотный в вопросах не только медицинской терминологии Родин разъяснил Татьяне Георгиевне, что это за медийные ряды такие: «Первый медийный ряд: даже если не знаешь фамилию, морда знакомая. Второй: морда малознакомая, но если сказать, где и кого играл-играла – вспомнишь…» – и потому Мальцева этому «первому медийному ряду» никакого значения не придала.

– А вы кто? – поинтересовалась девица.

– Я врач. Акушер-гинеколог.

– Настоящий? – встрепенулась «просто актриса».

– Да. Настоящий акушер-гинеколог. Вон, за правой тумбой ещё настоящий врач акушер-гинеколог стоит. Доктор наук. Профессор. Приличный, что называется, настоящий профессор. Странно, что она стоит в «сторонниках». Насколько я её знаю и сколько я с ней пересекалась, она является ярой противницей абортов. Как и любой настоящий акушер-гинеколог.

– Не делает, что ли?

– Почему не делает? Делает.

– Зачем же она их делает, если она их противница?

– Затем, что лучше их сделает она, чем баба Клава. И потому что есть такая профессиональная опция: «медицинские показания».

– А что это за три помятых мужичка за тумбой противников абортов? – спросила «просто актриса» у Мальцевой.

– Понятия не имею.

«Тишина в студии!» – раздался грозный голос, и все притихли. «Просто актриса» закинула ножку на ножку и профессионально выгнула спинку, попутно придав самый выгодный ракурс своему смазливому личику, безошибочно вычислив, какая именно камера сейчас главная. Мальцева, напротив, вальяжно развалилась в кресле, как назло, оказавшимся слегка покачивающимся, и стала, собственно, в этом самом кресле слегка покачиваться. В студии становилось душновато.

Бодро выскочил коротышка-ведущий, размахивая руками, и с задорной серьёзностью протрубил в одну из камер: «С вами программа “Членом по столу” и я, Ерофей Шашкин, добрый вечер! Тема нашей сегодняшней передачи “Аборт – в набежавшую… в убежавшую… в надлежабля…” Давайте ещё раз!» В общем-то, не слишком и задержал Ерофей Шашкин съёмку, уже со второго раза без проблем справившись в творением очередного креакла – «Аборт – в надлежащую волну».

– Боже, какая безвкусица! – прошептала Татьяна Георгиевна себе под нос.

– Тишина в студии!!! И вы, гость в кресле, не качайтесь!

«Просто актриса» бросила на Мальцеву укоризненный взгляд. Но мягкий такой, как учительница младших классов. Мало ли. Настоящий гинеколог. Вдруг пригодится? Надо не забыть взять визитку после съёмок. Татьяна Георгиевна осадила мягкое кресло. Бедному Шашкину в третий раз пришлось произносить неудобоваримую тарабарщину.

– …щуюволнуисегодняунасвгостях, – багровея от недостатка кислорода и втягивая нужные химические элементы из среды, по всей видимости, жабрами, без паузы тараторил ведущий, – основательцентраостановимубийство… – Далее следовали имя-фамилия, которые Татьяна Георгиевна не смогла вычленить из потока речи. – А-а-а, – всё-таки наполнил лёгкие воздухом Шашкин, – а-таа-а-кжеещё-о-о-один-прола-а-айфер-и-борец-за-права-эмбриоо-о-нов…

И снова Мальцева не поняла ни имени, ни фамилии, хотя дикция у Шашкина была безупречная. Видимо, это был какой-то профессиональный фокус, ну или у Татьяны Георгиевны внезапно приключилась избирательная глухота.

Со стороны противников – точнее сказать: ратующих за категорическое запрещение абортов даже по медицинским показаниям – был ещё один мужичонка в дешёвеньком помятом пиджачке. Юрист. Со стороны «сторонников» – вернее: людей с головой, понимающих, что аборт – это плохо, но временами необходимо и что категорический запрет легальных абортов ведёт лишь к всплеску абортов криминальных – так же был юрист. Куда более спокойный и солидный дядя. Куда более образованный и умеющий вести вежливую аргументированную беседу, как показало дальнейшее развитие событий. А так же две женщины: профессор акушер-гинеколог Ольга Кустотина и депутат, фамилии которой Мальцева не запомнила. У депутата голос был такой же визгливый, как у пришибленных пролайферов, но вещи она говорила неглупые. Интеллигентную Ольгу Кустотину мужичонки так закидали шапками, что толком и слова не давали профессору акушеру-гинекологу сказать. И в какой-то момент Татьяне Георгиевне надоело слушать про то, что «бабы должны рожать!», «в стране не хватает солдат и рабочих!», «врачей-убийц – к ответу!», «жизнь – священное право каждой делящейся клетки!» – и она, включив так обожаемое Паниным ситуативное глубокое контральто на полную мощность, певуче, гулко и сильно затянула:

– А я вооообще за права бактерий и категорическую отмену антибиотиков и мыла!

На мгновение в студии воцарилась «тишина неожиданности». Хихикнула Оля Кустотина. Засмеялись в зрительном зале безо всякого сигнала. Не дожидаясь каких-либо указаний от ведущего или «студийного голоса сверху», пользуясь их внезапной ошарашенностью, Татьяна Георгиевна так же гулко и сильно и так же спокойно обратилась к мужичку – основателю центра «Остановим убийство»:

– Извините, у вас дети есть?

– Есть! – выкрикнул он.

– А жена?

– Какое это имеет значение?

– Ответьте на вопрос.

– Нет!

– А вы помогаете своей не жене, возможно, даже не одной, растить ваших детей?

– Я не понимаю, какое это имеет значение?! Мы тут говорим о глобальных проблемах, о стране, о том, что вы, врачи, ежедневно совершаете узаконенное убийство, в то время как…

– Так вы помогаете своей/своим не жёнам растить ваших детей?

Вместо того, чтобы достойно ответить на простой, в общем-то, вопрос – а хотя бы и уверенно соврать, – мужичок всё дальше и со всё большим визгом углублялся в глобальные аспекты проблемы, оперируя несуществующими текстами какой-то альтернативной ВОЗ. Профессор уже утирала слёзы, выступившие от хохота, зрители перестали реагировать на сигналы и смеялись от всей души, пролайферы стремительно теряли лицо, которого у них, признаться честно, с самого начала-то не было.

– В штате Нью-Джерси был проведен опрос пролайферов, в рамках крупномасштабного социологического исследования. Они заполняли длинную анкету, где среди самых ненужных деталей, вроде того, какую марку зубной пасты вы предпочитаете и где похоронен ваш прадедушка, был запрятан самый главный вопрос-тест, очевидно выявляющий готовность человека к убийству. Девяносто девять и девять процентов активных пролайферов признаны потенциальными убийцами, у них зашкаливает уровень агрессии, – перекрывало тягучее мальцевское контральто шум аудитории и визг трёх «пролайферов». – Кстати, почему среди вас нет женщин? И всё-таки, вы помогаете ваших не жёнам растить ваших детей?

Шашкин делал в камеру недовольное лицо и периодически говорил: «Татьяна…», но «студийному голосу сверху» сделал какой-то знак, мол, не тормози! Пущай гутарит! Профессору акушеру-гинекологу, юристу и депутату осталось лишь уложить цветочки на укатанных Мальцевой «пролайферов».

– Спа-а-а-аси!.. – затарился кислородом ведущий. – …и-и-ибогостямнашейстудиисвамибылерофейшашкинипрограммачленомпостолуабортвнадлежащуюволну!…Фуф!

К Татьяне Георгиевне подбежал звукорежиссёр.

– Я, наверное, ужасно себя вела? – спросила, немного смутившись, Мальцева, слегка отойдя от азарта. Подобные мужичонки её раздражали как класс, как биологическая разновидность.

– Это была лучшая наша передача за последние полгода! – благоговейно прошептал звукорежиссёр.

У лифта Татьяну Георгиевну догнал второй, более молчаливый пролайфер, тот, который был представлен как «борец за права эмбрионов».

– Вы делали аборты?

– Что? – удивилась Татьяна Георгиевна, уже успевшая задуматься о чём-то своём.

– Вы должны покаяться! Покаяться – и вас простят!

– Вы кто?

Подошёл лифт. Борец за права эмбрионов оттёр всех прочих желающих и, буквально впихнув Мальцеву в лифт, быстро нажал кнопку.

– Покайтесссссь! – чуть не в лицо Мальцевой зашипел борец, схватив её за лацканы куртки.

– Публично? – от неожиданности вырвалось у Татьяны Георгиевны. – Руки убери, – сказала она так холодно, что у пролайфера как-то поубавилось пылу, и он тут же отпустил её.

– Вы должны покаяться. Это синдром выгорания, – скучно и даже чуть расстроенно сказал он, продолжая тащиться за ней по холлу телерадиокомпании. – Покайтесь. Покайтесь…

Она вышла на улицу и пошла к машине.

– Покайтесь! – тащился за ней пролайфер.