Читаем без скачивания Затворник. Почти реальная история - Сергей Кузнецов

По дороге ей пару раз приходилось почти продираться сквозь толпу, уворачиваясь от тянущихся мужских рук, морщась от перегарных «выхлопов», стараясь не слышать скабрезностей и недвусмысленных предложений. Пьяных и в подпитии много; еще бы! все увеселительные заведения работали до утра. Сейчас – пик сезона. Хозяева ресторанов, баров, кафе и дискотек даже в этом захолустье не хотели терять прибыль.

Ольга вышла на набережную и некоторое время издалека смотрела на «Святую Терезу», упорно не желая признаваться себе в том, что прощается с яхтой. Красавец корабль, единственный среди буйства света, цвета и звука, был тих и темен. И он прощался с ней, откуда-то зная, что она не вернется с прогулки. Он был почти живым существом – и Ольга знала, что ему жаль прощаться с ней. Если бы он мог, он бы ее удержал. Но он не мог. Как не могла и она сама.

Аура спокойствия и мира, которая неизменно окутывала Ольгу, как только она оказывалась на борту «Святой Терезы», даже сейчас висела над женщиной, будто охраняя, медленно растворялась, таяла.

Они прощались.

Горечи не было, только светлая печаль. Все доброе и красивое когда-то уходит. Не нужно удерживать, чтобы не стать свидетелем увядания. Отпусти...

Словно в ответ на ее мысли в кармане шорт зазвонил мобильный. Оказывается, выходя, она машинально положила телефон в карман. Его полтора месяца назад подарил Вадим, он же оплатил прямой номер и безлимитный тариф.

«Что это он звонит в такой час? Почувствовал?»

Она извлекла телефон из кармана и, не глядя на экран, легким движением кинула изящную «раскладушку» в море. Несколько гуляк удивленно уставились на нее.

Ольга еще раз взглянула на «Святую Терезу», повернулась и пошла прочь, провожаемая зычными, точеными, как их фигурки, голосами «Стрелок». Ей необходимо было попасть на ту сторону бухты, на платный пляж. Она молила бога, чтобы дискотека там уже закончилась.

Чем дальше Ольга уходила от центра городка, набережной, света, шума, разгульной жизни курортников... тем больше успокаивалась. И, хотя двигалась теперь вдоль высокого темного забора военно-морской базы с одной стороны и жилых домов – с другой, нисколько не боялась. Собственно, бояться следовало одного: того, к чему она шла.

Вокруг уже не было ни души. Последний раз она повстречалась с патрульными в украинской военно-морской форме несколько минут назад, у поворота. Ребята курили и посмотрели на нее с подозрением, но ничего не спросили и не стали останавливать.

Огни городских фонарей остались позади. Сюда, в узкий проулок, доставал лишь свет низко висящей луны. Было почти тихо в окружающем мире; грохот ночной жизни отдалился и превратился в едва уловимый шум. Где-то рядом в траве стрекотали цикады.

Она вдруг осознала, что идет быстро – почти бежит, – и сбавила скорость. В самом деле: куда торопиться?

Сердце билось тяжело и медленно; Ольга ощущала мощный выброс адреналина в кровь. «И правильно, – подумала она. – Нечего себя обманывать. Надо быть сильной. Это были восхитительные каникулы. Будет о чем вспомнить в последние мгновения».

Страха, отчаяния или ложного трагизма с внутренним заламыванием рук и рыданиями она не испытывала. То есть вовсе. Ольга слегка изумлялась своей холодной решимости, хотя все разложила и определила для себя, и произошло это не вчера; решение было принято давно, осталось лишь сделать дело. А уж по части воплощения задуманного в ее жизни ни разу не было сбоев (один раз все-таки был...), даже если речь шла – идет! – о ее собственной жизни. Чего-чего, а силы в ней предостаточно.

Лунный человек в пижаме и колпаке, бросив случайный взгляд из окна своего лунного дома на землю, в этот уголок мира, увидел маленькую одинокую фигурку женщины, неторопливо но уверенно идущую... к своей цели.

Выйдя на набережную с другой – правой, если стоять лицом к морю, – стороны залива, она некоторое время двигалась вдоль полузатопленных и заброшенных гротов и штолен: здесь во время войны и после ее окончания располагалась одна из важнейших и секретнейших баз подводного Черноморского военно-морского флота Советского Союза. Сам город был закрыт для туристов. Несколько лет назад секретность сняли, на сохранившиеся стоянки подводных лодок водят туристов, а сама база перешла в ведение Министерства обороны Украины.

Набережную освещали фонари. Отраженная от воды какофония звуков из разнообразной музыки и неразборчивых криков слышалась здесь прекрасно.

Она дошла до строящегося небольшого отеля, предназначенного для состоятельных туристов, и остановилась.

Не реже двух раз в неделю Ольга выбиралась на платный пляж, располагавшийся неподалеку, и всегда замедляла шаги и любовалась на построенное здание. Отель напоминал стилизованный средневековый замок с башенками, окнами-бойницами, конусообразными дверями-воротами из красного дерева, витражами из разноцветного стекла. Он выглядел громоздким и легким одновременно; из материалов преобладали металл и стекло, но при этом возникало стопроцентное ощущение надежности и защищенности человека за этими стенами.

Она никогда не видела его ночью, и сейчас, при свете луны и фонарей по периметру ограды (территория была довольно большой), отель производил сильное впечатление.

Чтобы разглядеть его получше, она подошла к самой ограде.

«Будет жаль оставить их, – подумала Ольга. – Будет жаль только их двоих: "Святую Терезу’’ и отель. Я привязалась к ним».

Справа, в глубине двора, под навесом, она увидела запыленный мебельный фургон. Скоро они обставятся, и тогда появятся первые постояльцы...

Она постояла еще несколько минут и двинулась дальше.

Справа надвинулась темная громада гор, слева было море. Освещенная набережная осталась позади. Шум с той стороны залива отдалился.

Не доходя ста метров до платного пляжа, дискотека на котором закончилась давным-давно, на высоте пятнадцати метров над водой был мост, под которым выходили в отрытое море в надводном положении советские субмарины с ближних стоянок. Здесь большая глубина. Сейчас с этого моста в воду прыгают подростки, в основном – местные: приезжие боятся. Высота слишком велика.

Этой ночью первый и последний раз в жизни с моста решила прыгнуть Ольга.

Стать частью моря. Раствориться в нем.

Именно для этого она приехала в маленький пыльный захолустный украинский городок, с самой высокой горы которого днем в ясную погоду видно тонкую, едва различимую кромку турецкого берега.

Городок на краю мира.

Она стояла на самом краю бетонного карниза, обеими руками держась за парапет сзади. Море и небо были одного цвета. Море было абсолютно спокойным, в нем отражались луна и звезды, и оттого казалось, что она собирается сигануть в небо.

Впрочем, так оно на самом деле и было.

Время даже не остановилось – оно просто исчезло. Пропали звуки. В ее голове не было ни одной мысли, а в душе – чувства. Она не вспоминала свою короткую и непутевую, как всегда ей казалось, жизнь, ни с кем не прощалась. Она вглядывалась в необъятную равнодушную бездну, силясь увидеть, кто встретит ее там, по ту сторону. Получалось – никто, кроме...

Она медленно махнула сначала одной ногой, потом другой – шлепанцы беззвучно полетели вниз.

Она подняла голову, бросила спокойный, чистый взгляд на луну, потом отпустила руки и слегка толкнулась ими.

Приподнявшись на локте, Саша глядел на Оксану.

Она сидела на краю постели, поджав ноги и положив подбородок на колени. Смотрела в окно, за которым, по его твердому убеждению, не было ровным счетом ничего интересного: небо и окна соседних домов – некоторые занавешены шторами или тюлем, в других мелькают жильцы. Десятый этаж. Улица, машины, жизнь – внизу, далеко.

Впрочем, Оксана уставилась в окно не потому, что хотела увидеть там что-нибудь замечательное. Ей важно было не смотреть на Сашу. Всем своим видом и репликами она демонстрировала, как сожалеет о произошедшем, чем привела его в состояние раздражения: он не верил в ее раскаяние, помнил, как она вела себя во время близости. «Лицемерие, – думал он. – Обыкновенное женское лицемерие».

Он протянул руку и осторожно провел указательным пальцем по ее обнаженной спине вдоль позвоночника, сверху вниз. Она не дернулась и не отстранилась, вообще не пошевелилась. Только негромко произнесла (в который уже раз – в двадцатый, в сорок пятый?):

– Какая дура, блин. Дура.

Он убрал руку и лег на спину.

– Ты еще заплачь. Подай, пожалуйста, сигареты.

Взяв с тумбочки пачку она, не глядя, бросила ее за спину. Он поймал.

– Когда ты улетаешь? – спросила она негромко.

– Через пятнадцать дней.

– Ну и дура же я...

– Ну и хватит! – отрезал он, устав сдерживаться. – Все это поняли. И странно, что ты не употребляешь других, не менее расхожих эпитетов: лгунья, лицемерка... Шлюха. Что за истерика? Никогда не изменяла мужу?