Читаем без скачивания Унесенные ураганом - Роксана Сент-Клер

Камерон кивнул.

– Я предположил, что, если таковы законы Нью-Йорка, здесь нечто подобное тоже должно действовать.

– А уязвимость по строительным стандартам? – Этот вопрос задал Колин. – Форма крыши влияет на средний ущерб?

Квин ткнул пальцем в Колина. Очень сообразительный он, этот бунтарь против условностей, с прической хвостом и с серьгой.

– Прямо в точку попал, братик. – Он сверкнул улыбкой в сторону Николь. – Знаешь, очень полезно иметь в семье банкира с юридическим дипломом, да и архитектор может иногда пригодиться.

Живая искорка, заблестевшая в ее глазах, придала им удивительную голубизну подлинного сапфира.

– И черепицу они здорово кладут, – пробормотала она.

– Сегодня мне пришлось использовать все, что у меня есть, не поддаваясь желанию все-таки хоть разок чмокнуть этот прекрасный рот, – пояснил Квин. – Если бы со страховым полисом я не угадал, надо было бы побыстрее закончить с крышей.

Колин взмахами рук обозначал линии крыши:

– Прямо скажу, отлично сделано. Плоскости и ребра в идеальном балансе, и несколько высоких точек. Тот архитектор досконально разбирался в подлинном испанском стиле.

– Эту крышу начертил и возвел мой прадедушка, – с явной гордостью произнесла Николь. – Ее геометрия мне всегда нравилась.

Квин послал Камерону значительный взгляд. Как бы он ни ценил тот факт, что братья побросали все и предоставили ему свои знания и умелые руки, торчать с ними на верхотуре, любуясь линиями, он не хотел.

Камерон молча принялся собирать инструменты. Через минуту-другую Квин проводил братьев за двери номера-склада, пообещав вскоре заглянуть к ним.

Глубоко вздохнув, он направился обратно на крышу. До чего же ему не терпелось оказаться наедине с Николь!

Взобравшись по лестнице, стоявшей на балконе, Квин остановился на верхней ступеньке, откуда была видна вся крыша.

Николь сидела на конце горизонтальной балки, скрестив перед собой длинные ноги, высоко открытые короткой юбкой. Откинувшись назад и опираясь на руки, она глядела на залив с тающими на нем последними отблесками заката.

Наконец она повернулась и взглянула на Квина.

– Ты не такой бессердечный капиталист, как я думала. Я ошиблась на ваш счет, мистер Воротила. Очень ошиблась.

Сложив руки на груди, он прислонился к теплой черепице.

– Прелесть моя, можешь ошибаться сколько хочешь. Хотя я предпочитаю, чтобы меня понимали правильно.

С соблазнительной улыбкой она откинула назад голову и грациозно прогнулась. Вздохнула, точно довольный котенок, и закрыла глаза.

– Спасибо тебе, Квин.

Невольная сексуальность позы была такова, что ему стало трудно дышать.

– Мак, – поправил он автоматически, одновременно соображая, не взять ли ее прямо здесь, на идеально сбалансированной крыше, вызвавшей восхищение его брата. – Так как же я получу все причитающиеся мне выражения признательности?

Николь медленно встала; Квин подтянулся наверх, чтобы дать ей руку. Затем, встав тверже на нижней ступеньке, он наблюдал, как она спускается. Видно ему было из этого удобного положения все, что находилось под юбкой. Включая огненно-красное кружево – когда она нагибалась.

– Виды в этой местности просто невероятны! – со смешком сообщил он, помогая ей преодолеть последние ступеньки. – Никогда не угадаешь, какой цвет увидишь следующим.

Тихий смех. Повернувшись, Николь без единого словца залепила его рот страстным горячим поцелуем.

– Я очень хочу поблагодарить тебя как следует, – мягко произнесла Николь. – Только у меня нет сейчас комнаты, а твоя полна Макгратов.

– В комнате позади нас есть матрас, – ответил он, проводя руками по ее ягодицам. Затем потянулся к блузке и расстегнул верхнюю пуговицу. Первый роскошный дюйм промежутка между грудями открылся его взору. Закончив расстегивать, он отодвинул ткань в стороны, любуясь красным кружевом. – Все в тон. Молодец девочка.

Николь хихикнула.

– А я думала, тебе нравится синее.

– Мне нравится... – слова не хотели сходить с языка, – любой цвет, какой ты носишь. – Застежка спереди бюстгальтера выпустила изобильную плоть, дав ей пролиться в его жаждущие руки. – Ты великолепна, – сумел он еще пробормотать, задыхаясь, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

Зажав голову Квина в ладонях, Николь притянула его к себе долгим, алчущим поцелуем. Не прерывая поцелуя, Квин повел ее, заставляя пятиться, сквозь открытую дверь в затемненную комнату. Перемежая поцелуи ласками, они раздели друг друга, нетерпеливо, томимые обоюдным желанием. Жаркая комната, горение страсти покрыли обоих блестящей пленкой пота.

– Вот нам постель, – Николь кивнула на матрас, все еще в упаковке, – совершенно новая по крайней мере.

Мак оценил сверхгабаритный матрас, потом посмотрел на Николь. Из одежды на ней – только сексуальная улыбка. Одного взгляда на ее удивительное тело хватило ему, чтобы принять решение.

Он содрал покрытие их импровизированного ложа, другой рукой подталкивая женщину к атласным выпуклостям матраса.

Они отчаянно нуждались друг в друге и не церемонились с удовлетворением этой нужды. Изнуренные любовью, оба соскользнули с матраса и свернулись вместе на полу. Наконец-то напряжение ушло. Однако тяжесть с сердца Квина не исчезала. Догадывается ли она, что именно он сотворил сегодня? Спас ее владение – и тем самым уничтожил всякую связь между ними двоими. И вот теперь для него нет места в ее жизни, и вообще в ее мире ему нечего делать. Он сам об этом позаботился, воюя утром с Норткотом.

Это не имеет значения, убеждал он себя. Ведь она счастлива.

А я-то – нет. Нашел наконец ту единственную, обещанную бабушкой, ждущую его, и только его. И должен навсегда покинуть.

– Тебе хорошо? – спросила его Николь, лаская лицо тонкими влажными кончиками пальцев.

Он кивнул и улыбнулся. Говорить не хотелось.

– Ты... какой-то растерянный.

– Растерянный, – признался он и поцеловал ее. – Я весь растерялся в озерах твоих синих глаз, леди.

– Ты умеешь заговаривать зубы, Квин Макграт. А теперь расскажи, что такое, в точности, ты наговорил Тому Норткоту, чтобы он переменил намерение.

Но объяснений, ожидаемых Николь, он дать не успел. Из кучи одежды на полу зазвонил телефон.

Квин потихоньку чертыхнулся и пошел к телефону.

И успел всего лишь произнести свое имя, потом только слушал. По временам пытался вставить что-то, но каждый раз останавливался и, по-видимому, получал по первое число.

Освещение было слабым, но бесстрастное лицо Квина Николь различала. Подумалось, что он, вероятно, хотел бы остаться один.

Николь натянула белье и юбку. Мак смотрел, продолжая слушать, кивать и иногда говорить «ага». Когда она потянулась за бюстгальтером, он перехватил ее руку.