Читаем без скачивания Кто и как изобрел Страну Израиля - Шломо Занд

Всемогущий хозяин раз за разом повторяет: «Ибо моя вся земля» (Исход 19: 5). Он передал «обетованную территорию» израильтянам в качестве временного вознаграждения и лишь на определенных условиях; если у кого-либо и появлялись сомнения относительно подлинного характера владения и пользования землей, он рассеивал их резко и решительно: «А земля не будет продаваема вовеки, ибо моя земля; вы же пришельцы и поселенцы у меня» (Левит 25: 23)[191]. Как известно, в современной политической философии, во всяком случае, по Джону Локку, земля всегда принадлежит тем, кто ее обрабатывает; ветхозаветная точка зрения совсем иная. Земля не принадлежала древним народам Ханаана, не принадлежит она и древнееврейским племенам — всех, кто на ней живет, можно с полным основанием считать ее сиротами…

Потомки «сынов Израиля», при всем своем сильнейшем тяготении к «Эрец Исраэль», никогда не воспринимали ее как «землю праотцев» просто потому, что, как мы видели выше, подавляющее большинство их вымышленных предков родилось в других местах. Мало того, у ветхозаветных героев не было родины — не только в эллинско-римском политическом смысле слова, но и его узком значении, подразумевающем хорошо знакомый кусок земли, защищающий от зла и порождающий чувство безопасности. Территория, в рамках первой монотеистической концепции, не является надежным убежищем для обычных, тем более, уставших от борьбы смертных, она — вечный вызов, кусок земли, которым может владеть только тот, кто его достоин, — да и то лишь временно.

Другими словами, во всем корпусе книг Ветхого Завета страна Ханаан не является и даже не именуется родиной «сынов Израиля»; именно поэтому, в числе прочего, она ни разу не названа и «страной, принадлежащей Израилю».

2. Территориальная история — от Ханаана к Иудее

В то время как абсолютное большинство современных израильтян даже не подозревает, что олицетворяющий «национальное владение» привычный термин «Эрец Исраэль» вообще не появляется в Ветхом Завете [в таком значении и смысле], авторы Мишны и Талмуда прекрасно это знали, поскольку им, к счастью, не довелось изучать книги Ветхого Завета через национальную призму. В мидраше, созданном, судя по всему, в III веке н. э., преспокойно говорится: «Ханаан удостоился дать стране свое имя. Что он для этого сделал? Когда услышал Ханаан, что израильтяне входят в страну, он устранился перед ними. Всевышний сказал ему: ты устранился перед моими сыновьями — я назову страну твоим именем» (Мехилта Пасха 18: 69). Как я уже отмечал во введении к этой книге, не только в эпоху создания Ветхого Завета, но и далее, в течение сотен лет, вплоть до разрушения Иерусалимского храма в 70 году н. э., территория Ханаана не воспринималась как «Эрец Исраэль» — ни самими его жителями, ни их соседями.

Впрочем, исторические именования местностей не вечны. Социальные и демографические перемены порождают новые имена и ярлыки. Четырехсотлетний срок сделал здесь, как и в других регионах мира, свое дело: в период между II веком до н. э. и II веком н. э. политическая морфология Ханаана непрерывно изменялась; постепенно — несмотря на то что старое название страны отнюдь не исчезло — ее все чаще стали идентифицировать как Иудею[192]. Например, Иосиф Флавий, писавший в I веке н. э., говоря о прошлом, использовал термин «страна Ханаан», однако постоянно привлекал внимание читателей к тому обстоятельству, что «эта территория называется теперь Иудеей»[193].

О том, что происходило в Ханаане между V и II веками до н. э., в эпоху, когда были сочинены, доработаны и отредактированы книги Ветхого Завета, к сожалению, известно очень мало. Мы недостаточно хорошо знаем, при каких обстоятельствах писались эти книги, и, соответственно, не всегда ясно понимаем их смысл. Мы слабо знакомы с историей маленькой персидской провинции, просуществовавшей вплоть до завоевания страны Александром Македонским, ибо почти не существует письменных источников, относящихся ее к «персидскому периоду»; это же относится и к ранней эллинистической эпохе[194]. Впрочем, несомненно, что священные книги передавались в этот период от поколения к поколению и постоянно переписывались, причем пропаганда яхвистской религии в городках, находившихся в непосредственной близости к Иерусалиму, давала неплохие результаты. Как уже упоминалось, во II веке до н. э. здесь уже существовала значительная община верующих в единственного бога, способная отстаивать свое мнение и даже восстать против языческого властителя, чтобы защитить основы своей веры и культа.

Хасмонейское восстание, происходившее в 167–160 годах до н. э., стало одним из центральных событий, определивших путь развития монотеизма в истории Западного мира. Несмотря на сокрушительные военные поражения восставших, их дело не пропало: ослабление империи Селевкидов породило необычную ситуацию, сделавшую возможным создание автономного религиозного самоуправления, превратившегося в 140 году до н. э. в независимую теократическую монархию. Хотя независимое существование Иудейского царства продолжалось недолго — всего 77 лет, до прихода сюда (через Сирию) римского полководца Помпея Великого (Магна), оно стало мощным рычагом распространения иудаизма в большом мире.

О самом восстании мы знаем из немногочисленных и не слишком обильных информацией источников. Первый, важнейший документ — это сочинение, традиционно называемое «Первой книгой Маккавеев». К нему следует добавить более позднюю (и не слишком информативную) «Вторую книгу Маккавеев», релевантные [общие] замечания эллинистических и римских историков и поздние талмудические высказывания о Хасмонеях, нередко афористического характера. Иосиф Флавий рассказывает о восстании и в «Иудейских древностях», и в «Иудейской войне», однако его повествование почти целиком базируется на «Первой книге Маккавеев» и не добавляет к содержащейся в ней информации ничего существенного. Библейская книга Даниэля и некоторые «внешние» или «скрытые» сочинения[195] также были написаны в эпоху Хасмонеев, однако они не являются историографическими и почти не дополняют историческую картину.

Личность автора (или авторов) «Первой книги Маккавеев» неизвестна. Исследователи полагают, что этот автор жил в Иудее приблизительно через тридцать лет после восстания и был близок к Хасмонейскому двору в период правления Иоанна Гиркана[196]. Книга была изначально написана на иврите; к несчастью, иудейская раввинистическая традиция ее отвергла, и в ветхозаветный канонический кодекс она не вошла[197]. В результате оригинал книги был безвозвратно утрачен; мы располагаем лишь ее греческой версией, вошедшей в «Септуагинту» («Перевод семидесяти»)[198] и сохранившейся в веках благодаря стараниям христианских церквей. Злая историческая ирония: если бы христиане всех ранних эпох не хранили и не оберегали старинные книги, мы, по-видимому, почти ничего не знали бы о истории Иудеи в период между восстанием Хасмонеев и разрушением Иерусалимского храма в 70 году н. э.[199], ибо не только «Книги Маккавеев», но и сочинения Филона Александрийского и Иосифа Флавия дошли до наших дней лишь благодаря бережному отношению эллинской и христианской традиций к древним текстам.

Внимательный читатель «Первой книги Маккавеев» неизбежно будет потрясен невероятным (причем совершенно прозрачным) различием между смыслом, вложенным в эту книгу автором, и интерпретацией восстания, насаждаемой израильской системой образования. Сионистское движение не только «национализировало» праздник Хануки; оно сделало все возможное, чтобы затушевать религиозный характер книги, да и самого восстания[200]. Древний нарратив повествует отнюдь не о «национальном» восстании, ставшем актом борьбы с чужой эллинистической культурой, и еще менее того — о патриотическом мятеже, целью которого было защитить страну от иностранных захватчиков. Точно так же как именование «Эрец Исраэль», вопреки настоятельным утверждениям сионистских историков[201], ни разу не упоминается в этой книге, не появляется в ней и термин «родина», несмотря на то что ее автор был хорошо знаком с [породившей его] греческой литературой и не раз цитировал ее.

Иудейская религиозная община привыкла за долгие годы к жизни под управлением иноверцев. До тех пор пока сначала персидские цари, а позднее первые эллинистические правители оставляли эту общину в покое и не мешали ей служить своему особенному богу, иудеи не оказывали им ни малейшего сопротивления — во всяком случае, оставившего след в истории. Только религиозные преследования Антиоха Эпифана IV, в основном осквернение им Иерусалимского храма, стали причиной дерзкого восстания. Маттафий (Матитьяху) и его сыновья взбунтовались против царской власти из-за того, что «пришли царские люди в город Модиин принудить к отступничеству — чтобы приносить жертвы» (Маккавеи I 2: 15). Старый хасмонейский священник убил жителя Иудеи, собиравшегося принести жертву чужим богам, а не еврея, намеревавшегося перейти в чужую «национальную культуру»[202]. Он собрал своих сторонников, провозгласив: «Всякий, кто ревнует к Торе и тверд в завете, пусть идет за мной» (Маккавеи 12: 27).