Читаем без скачивания О жестокости русской истории и народном долготерпении - Владимир Мединский

В Германии офицера-дворянина могли выпороть по закону до самого конца кайзеровского режима, то есть до ноября 1918 года.

В закрытых учебных заведениях Британии потомственных лордов и пэров пороли до середины XX века.

Некоторые ученые считают, что одна из причин заговора против Павла I как раз в том, что при нем от Манифеста о вольности дворянской стали отступаться и нескольких офицеров выпороли. Дворяне не собирались терпеть подобного безобразия, и Павел I пал жертвой очередного дворцового переворота.

А вот европейцы, по крайней мере, и немцы, и британцы, терпели подобные нравы, давно исчезнувшие в России.

Как там, господа, насчет чувства личного достоинства, долготерпения и рабской сущности ваших собственных предков?

Характерная история, приключившаяся с одним из дворян Плещеевых. Парень рассказывал случайным собутыльникам неприличные анекдоты про царицу Екатерину, Неосторожно, прямо говоря. По любым временам. Был «приглашен» в Петропавловскую крепость знаменитым кнутобойцем Шешковским. Поведи себя парень сдержанно, смиренно, вполне могло обойтись и словесным «отеческим внушением». Но парень нагрубил Шешковскому, и вообще — вел себя нагло… За что и был жестоко выпорот.

Возвратясь к себе, в конногвардейскую казарму, Плещеев лег лицом к стене, не пожелав ни с кем общаться и заявил, что собирается умирать. Друзья влили в Плещеева водку, послали за его девушкой. Та происходила из незаконнорожденных дворян, была записана в мещанское сословие и училась в Епархиальном училище — неком женском аналоге бурсы. Для нее порка, видимо, чем-то исключительным не была. Узнав, что любимый собирается покончить с собой, девица кинулась в казармы, где состоялась бурная сцена.

— В окно выброшусь! Стеклом зарежусь! — орал изрядно набравшийся Плещеев, очень жалея себя и откровенно упиваясь общим вниманием.

— Бросайся, коли дурак! — кричала Машенька.

Остальные кадеты веселились и подливали Плещееву. В окно парень, естественно, не кинулся, стеклом не зарезался. Постепенно утешился и на Машеньке потом женился.

От этой пары произошли полчища более поздних Плещеевых, один из которых (внук) участвовал в событиях на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Другой (правнук) сделался знаменитым поэтом.

Главное в этой истории: уже в конце XVIII века русский дворянин (причем совсем молодой парень, 17 лет) переживал физическое наказание как страшный позор. Его современники в Европе, в том числе и коренной потомственный нобилитет со всяческими приставками к фамилиям «де» и «фон», думали совершенно иначе.

А потом все эти поротые «фоны» говорят, что у русских проблемы с чувством собственного достоинства. Составная часть того же мифа: русские настолько покорны правительству, что послушно кладут свои головы по малейшему мановению пальца начальства. Но и это не совсем так…

Самопожертвование или покорность?

Бог терпел и нам велел.

Василий Осипович Ключевский говаривал, что «Россия родилась на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты».[66] То, что родилось на Куликовом поле, на Западе частенько называют проявлением все той же русской покорности властям, долготерпения и равнодушия к своей судьбе.

Что же произошло на излюбленном куликами поле 8 сентября 1380 года? Ранним утром этого исторического и страшного дня великий князь Дмитрий Иванович снял с себя знаки княжеского отличия и велел надеть свои доспехи боярину Михаилу Бренку. Бренок сражался во главе Большого полка под великокняжеским знаменем. Он погиб, и какое-то время татары верили, что убили самого великого князя.

А великий князь Дмитрий Иванович надел одежду рядового воина и сражался в глубине своих войск, ни как не отмеченный и не выделенный. После сражения его нашли без сознания, раненого, истекающего кровью. Князь разделил судьбу своего народа. Это раз.

Князь заложил основу традиции, согласно которой судьба государя и командующего не должна отличаться от судьбы любого другого человека. Это два.

После такого поступка князя стало невозможно отступать, даже если упало великокняжеское знамя, если смят центр русского войска, если неизвестно, есть ли вообще хоть малейший шанс. Ведь упавшее знамя пало не над великим князем. Монарх сам бьется в рядах войска вместе со всеми. Может, вот он стоит совсем рядом?

Даже оставшись один против всего татарского войска, россиянин был обречен продолжать битву. Так власть требовала от россиян максимально возможного самопожертвования…

Но ведь власть, требуя этого, одновременно жертвовала и своими высшими представителями! Дмитрий Иванович потому и получил моральное право требовать героизма, что сам его проявлял. И он, и камикадзе — боярин Бренок.

В битве на Куликовом поле участвовали не только профессиональные воины. Там были и простолюдины, пошедшие воевать добровольно «по разбору», то есть как представители своих общин. Власть готова была к самопожертвованию и потребовала максимально возможной самоотдачи от своих подданных.

Так что что-то тут с покорностью «не бьется», не стыкуется.

Тем более «не стыкуется» логика обвинений, если мы вспомним: на протяжении истории России было немало случаев, когда военнослужащие отказывались выполнять поставленную задачу — из нравственных соображений. Во время подавления русскими войсками революции 1848 года в Венгрии, группа офицеров демонстративно вышла в отставку.

При подавлении польского мятежа 1863 года повторилось то же самое: некоторые офицеры и даже генералы, заблаговременно уведомив начальство, иначе бы это уже трактовалось как нарушение присяги, отказывались идти на войну против поляков.

Что странно и удивительно: никаких репрессий не было. Некоторые при этом даже не вышли в отставку (или их отставку не приняли?) и продолжали вполне успешно служить.

Получается, власть признавала за ними некоторое право на нравственный выбор: соглашаться или не соглашаться с официальной политикой Российской Империи. Замечу: для таких действий от властей требуется колоссальная уверенность в своей правоте и в наличии у нее множества (!) верных и надежных слуг. Да и вера в то, что, отказавшись раз, тот же самый военный вполне надежен на любом другом фронте и выполнит любой приказ в другом месте.[67]

Во время русско-турецкой войны 1877-78 годов никто из офицеров-мусульман не отказывался воевать с турками. Но многие россияне открыто, в том числе в печати, выражали сомнение в ее осмысленности. Лев Толстой в «Анне Карениной» устами князя Щербацкого утверждает, что война эта России совершенно не нужна, мол, нет ничего от нее, кроме вреда. И опять же никаких репрессий против этих сомневающихся и протестующих.

Эта как бы «мягкость властей» не означала, что когда надо — империя и ее высшее руководство не могли потребовать от населения отдать все, а от солдат — стоять насмерть. Петр I накануне Полтавы приказывал: стрелять в своих бегущих и даже если бежать будет лично он, Петр, стрелять так же и в него, как во всех.[68]

Генерал Милорадович в 1812 году демонстративно велел накрыть ему обед на передовой, прямо под огнем неприятеля. И приказал не отходить, «пока хоть один солдат останется».[69] Не отошли…

В том же 1812 году (я об этом уже писал как-то ранее), у деревни Дашковка под Смоленском огонь французов был столь нестерпим, что солдаты боялись оторвать голову от земли. Тогда генерал Раевский вышел к первой линии окопов со своими сыновьями, служившими (!) в свои соответственно 11 и 14 лет при штабе. Крепко взяв младшего сына за руку, а старшему дав знамя полка, генерал лично повел за собой солдат в атаку. И «мужики», вчерашние крепостные, со слезами на глазах бросились вслед за «барином и барчуками» в штыковую — под французскую картечь.

Сталин не водил войск в атаку, но ведь и он отказался обменять своего старшего сына, попавшего в плен артиллериста РККА, на фельдмаршала Паулюса: «Мы фельдмаршалов на солдат не меняем!» Дух тот же самый. Пусть даже единственный источник для проверки легендарной фразы — киноэпопея «Освобождение»… Все равно мог Сталин так сказать! Здесь есть правда контекста, правда исторического момента. Власть отдает все, включая свои жизни и жизни самых близких. Потому требует в ответ по максимуму.

Яков Джугашвили с дочерью.

Есть разные версии гибели сына Сталина, но очевидно одно: сын Верховного Главнокомандующего и Отца народов ушел на фронт и умер как настоящий солдат

Получается: есть разные войны. В одних офицер может отказаться принимать участие, и это никак не поставит под сомнение его личную доблесть и право оставаться русским военным.