Читаем без скачивания Двадцать дней без войны (Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина) - 2) - Константин Симонов

И то, что сняла с мертвых и надела на себя, надела для того, чтобы убить еще кого-то!

- Так что комендатура тут у вас жесткая? - спросил он вслух.

- А какой же ей еще быть, - сказал Губер. - Сами знаете:

война не идиллия. Нигде не идиллия. И здесь, в тылу, тоже. Считается, что сюда за этот год больше миллиона людей приехало.

И половина из них осела в Ташкенте. А в таком море чего только не плавает - все есть. Тут сейчас военной комендатуре - и не ей одной работы с головой! Всякой работы, в том числе и такой, чтоб рука не дрогнула.

Сказав это, Губер рассмеялся. Он редко смеялся, и это было тем более неожиданно.

- Меня тут, как старого строевика, хотели в комендатуру сманить на помкомеыданта. И я дал понять, что согласен. Решил про себя: раз редактор на фронт не пускает, легче от них, из комендатуры, через полгода вырвусь! Но его запросили - и сразу крест!

Наверно, подумал, что я тихой жизни ищу!

Уже почти подъезжая к самому штабу округа, они увидели еще один патруль. Этот шагал не по мостовой, а по тротуару и без задержанных.

В знакомом Лопатину по тридцатым годам старом здании штаба округа было холодно. Холодно в коридорах и на лестницах, холодно и в большой пустой приемной перед кабинетом командующего.

Поднявшись из-за стола, адъютант сказал, что командующий уехал на бюро ЦК, но по докладу оперативного дежурного разрешил корреспондентам "Красной звезды" воспользоваться связью в свое отсутствие.

- Пока присаживайтесь!

Он снял трубку и назвал по телефону знакомый Лопатину прямой междугородный "Красной звезды", по которому дежурили стенографистки. Несколько раз за войну Лопатину удавалось дозваниваться им из разных мест по этому номеру.

- Как со связью? - спросил адъютант. - Корреспонденты здесь.

Лопатин посмотрел на часы: половина третьего ночи.

"Да, поздно они сидят здесь на бюро ЦК, как мы в редакции с номером".

Адъютант был молоденький, и старанием строго держать себя напомнил Лопатину Велихова - адъютанта покойного Пантелеева.

Где он теперь, этот Велихов, и какой стал? И куда и с кем отходил потом из Симферополя - на Севастополь или на Керчь? И жив ли после всего этого, или убит, или потонул?

Раздался телефонный звонок.

- Дают редакцию, - сказал адъютант и задержал телефонную трубку в руке, не зная, кому отдать - Лопатину или Губеру.

Лопатин потянулся к трубке, но Губер шагнул вперед и сам взял ее, и, когда уже взял, Лопатин мысленно выругал себя за бестактность - нельзя было лишать Губера возможности самому доложиться по телефону редактору. Наверно, не так часто это бывает!

- Говорит Губер, прошу дивизионного комиссара. Звоню по его приказанию.

Редактор говорил с Губером недолго - минуту, но, кажется, похвалил его.

- Есть! Будет сделано. Передам второй материал в таком же духе, сказал Губер. - Есть! - И протянул трубку Лопатину.

- Как дела? Еще не закончил? - без предисловий спросил редактор.

"Так оно и есть, сейчас вызовет в Москву", - подумал Лопатин.

И сказал, что работы осталось на три дня, не закончил, но, если надо, готов прервать.

- Раз не закончил, прерывать не надо, - вопреки ожиданиям, сказал редактор. - Когда в Красноводск, второго?

- Второго утром.

- Так и выезжай. Не задерживайся, обстановка не позволяет.

- Мне все ясно, товарищ дивизионный комиссар, - сказал Лопатин, хотя ему было как раз неясно, зачем редактору потребовалось вызывать его к телефону.

- Поздравляю вас с наградой! - вдруг на "вы" сказал редактор, и в голосе его прозвучала торжествующая нота. - По представлению редакции, Военным советом Сталинградского фронта награждены орденом Красной Звезды.

- Благодарю, - сказал Лопатин.

Полагалось сказать: "Служу Советскому Союзу", но в телефонную трубку почему-то не получилось.

- Наводил справки. Ефимова там, где ты будешь, очевидно, встретишь. Вопросов нет?

Лопатин вдруг вспомнил лицо Вячеслава в тот первый вечер, когда они заговорили с ним о Ефимове. Лицо человека, которого всего один шаг отделял от мольбы: "Возьми меня с собой!"

- Вопросов нет, есть предложение.

- Какое еще предложение? - недовольно спросил редактор.

Там, в Москве, верстали номер, и он спешил.

Лопатин стал торопливо объяснять ему про Вячеслава - что тот просится поехать с ним вместе на фронт от "Красной звезды".

Если редактор согласится на это и свяжется с Политуправлением округа, наверное, можно будет тут, на месте, выдать ему обмундирование и предписание до Тбилиси. А туда, в Тбилиси, в штаб Закавказского округа, фельдсвязью прислать на него, как на корреспондента "Красной звезды", предписание в действующую армию.

- Он сможет сделать для нас и хорошие стихи, и очерк, - говорил Лопатин, боясь, чтобы редактор не перебил его на полуслове. - Я буду все время с ним и отвечаю за его поведение на фронте.

Редактор, против ожидания, не перебил. Лопатин кончил, а он еще молчал - наверное, думал. Но, помолчав и подумав, наотрез отказал.

- Тебе некогда будет с ним возиться. У самого хватит работы.

Будет много работы! Много! Понял меня? А он, если просится на фронт, пусть пишет мне в Москву. Попросится - решим. И, без паузы добавив: - У нас еще одна потеря, девятая, Хохлачев полетел стрелком на штурмовике и сгорел, - не попрощавшись, положил там, в Москве, трубку.

Хохлачева этого Лопатин лично не знал - его только недавно перевели в редакцию из фронтовой газеты. Забрали после того, как редактор прочел во фронтовой и перепечатал у себя его очерк о полетах на бомбежки стрелком-радистом. За этот очерк и взял к себе в редакцию. Поставил на летучке в пример другим и послал к летчикам. И он полетел на штурмовике за корреспонденцией для "Красной звезды"...

Почему редактор вдруг сказал об этом Лопатину под самый конец разговора, на прощание, - кто его знает? Может, после просьбы о Вячеславе захотел напомнить, что война есть война, а не экскурсия на фронт, и нечего на себя брать лишнее - отвечать еще за кого-то, когда неизвестно, что потребуют от тебя от самого!

- Сообщил, что Хохлачев, новый наш корреспондент, погиб на штурмовике, - сказал Лопатин Губеру, положив трубку.

- Не знал его, - коротко ответил Губер и, поблагодарив адъютанта, вышел вместе с Лопатиным из приемной. И только уже там, когда шли по гулкому холодному коридору вдвоем, спросил, какой был ответ редактора на предложение Лопатина.

- Отказал.

- Я так и думал, - сказал Губер.

И Лопатин по его тону почувствовал, что совершил неловкость:

говоря с редактором, за Вячеслава попросил, а про стоявшего рядом, около трубки, Губера, что он хочет на фронт, - ни слова! "Да, некрасиво вышло", - подумал он. И так прямо и сказал об этом Губеру: