Читаем без скачивания Кокнбулл - Уилл Селф

Осторожно поднимаясь по лестнице, Булл чувствовал, как липкая лента цепляется за волосы на ноге, которые вот-вот уже станут лобковыми. Булл шел по разделенной перегородками большой конторе Get Out! мимо неряшливых, заваленных бумагами столов и бурчал «приветы» разным сослуживцам. Все они либо прихлебывали кофе из пластиковых стаканчиков, закинув ноги на стол, либо, сгорбившись и завязнув в пучине своих мониторов, клацали по клавиатуре.

Булл уселся за свой стол, щелкнул кнопкой компьютера и, пока тот разогревался и приходил в себя, начал уже сочинять в уме рецензию на Раззу Роба.

Как уже было сказано, по своим склонностям Булл был спортивным обозревателем. На самом деле (хотя к нашей истории это никакого отношения не имеет) о спорте он писал весьма недурно. Описывая спортивные события, он смотрел на них не поверхностным взглядом журналиста, мечтающего о писательской карьере, но с проницательной беспристрастностью потенциального спортсмена-профессионала. И журналистом-то он стал, чтобы быть ближе к людям, которыми восхищался, — спортсменам. Он неплохо играл в регби, но никогда не строил иллюзий, что мог бы стать профессионалом. Таким образом, его спортивные комментарии были отмечены тонким пониманием и живостью изложения, сочетание которых придавали его письму качества поистине выдающиеся. Вот, например:

«Проделав невиданный кульбит, на пределе физических возможностей Гугенхайм принял мяч и, не останавливаясь, без видимого напряжения повел его к воротам противника. Обойдя всех защитников, он с редким артистизмом отправил мяч в верхний левый угол». Таким было живое и проникновенное описание ключевого момента в матче между командами Wigan и Filey RFC.

При этом, с другой стороны, и мы уже отмечали это, его рецензии на эстрадные номера ужасно портили тяжеловесные метафоры и аналогии из спортивной жизни. Таким вот образом:

«"Дьявольские Жонглеры" так и не вышли за рамки своих "сценических опытов" в "Диораме". Неуклюжие блокировки и хаотичность, характерные для их движения по сцене, наводят на мысль о том, что срежессировал их безвременно ушедший Бобби Робсон в запоздалой попытке снова ввести в английский футбол показавшее свою несостоятельность построение 4-3-3».

От редактора статья обычно приходила с беспощадно вымаранными пассажами, которые уступали место самым незамысловатым выражениям. Булл чувствовап себя закованным в цепи каторжником, которого заставляют выкапывать ямы и снова забрасывать их землей без всякой цели. Его неспособность писать об эстраде только прогрессировала, как и его ненависть к легкому жанру: всякого рода кабаре, юмористам, экспериментальным труппам и другим представлениям, рассчитанным на небольшую аудиторию.

Булл по-прежнему все так же страстно любил спорт. Единственное, что он опасался пропустить из — за своей травмы, — это мини-тур по курортам южного побережья в составе команды любительской лиги Wallingford Wonderers.

Булл играл за Wallingford Wonderers практически с тех пор, как окончил школу (не считая того периода, когда жил в США). Клуб номинально был связан с его школой, но полезных игроков находили через друзей и знакомых. Большая часть приятелей Булла были игроками Wonderers. То были крупные парни — маркетологи, страховые агенты, оттенок космополитизма добавляли дантист или держатель лавки.

Больше всего в Wonderers Буллу нравилось, что команда эта представляла собой вполне сносный вариант небольшого регби-клуба. Выпивать выпивали, но не подсиживали, обнимались, но до содомии не доходило. В сущности, для всех членов команды это было продолжением их студенческих лет. Раз в году команда отправлялась играть в свою альма-матер, что было самым ярким событием сезона.

Как ни старался Булл, ему было сложно сосредоточиться на содержательном разносе Раззы Роба. Он стучал по клавиатуре, на экране появлялись буквы, а потом курсор съедал их снова и снова. Перед его глазами маячила картинка с чистым, покрытым зеленым дерном полем. Он чувствовал ту всеобъемлющую, наполненную адреналином радость, которую всегда испытывал среди своих товарищей по команде, когда они стояли в чистой еще форме и, сомкнув ряды, ждали первого вбрасывания. По ноге его пробежала восхитительная судорога, как будто он уперся бутсой в дерн, стараясь найти нужное положение для свободного удара.

Ощущение это напомнило Буллу о ране. Что-то он совсем размечтался. Расслабился, как под кайфом. Валиум сделал свое дело. Вот так, умиротворенный седативом, Булл и проработал весь день.

В обед Булл пошел с коллегами опрокинуть по стаканчику. Один из них, заметив, что тот хромает, спросил: «Что, Джон, потянул ногу на тренировке?» «Да нет, — внезапно засмущавшись, ответил Булл, — это так, ничего особенного».

Маргулис сел в пропахший грузовой лифт, чтобы спуститься в больничный подвал. Пахло мертвыми предками и обедами, на которых они председательствовали. В подвале давил низкий потолок, и непосредственно за дверями лифта линолеум на полу начинал расходиться, образуя островки с неровными берегами, будто поверхность здесь была подвержена титаническим сдвигам. Служитель с лицом средневекового крестьянина — морщинистый, весь в бородавках и носом, как у Сирано, — отвел Маргулиса туда, где хранились закрытые фонды, и отпер ему железную клетку.

Маргулис с ходу налетел на настольную лампу, стоявшую на небольшой металлической парте, и пошел бродить меж полок, всматриваясь в корешки толстых медицинских справочников и журнальных подшивок в переплете, вытаскивая то один, то другой фолиант.

У Маргулиса был обеденный перерыв. После ухода Булла Маргулис провел в своем кабинете несколько непростых часов. Он прямо-таки физически чувствовал, как этика и сдержанность вытекают из его головы, словно вода из ванной. Различные соображения и аргументы ходили кругами под его измученным челом, пока не исчезали, громко журча и булькая. Только чтобы уступить место новым соображениям и аргументам.

Совесть подсказывала Алану, что он поступает неправильно. Совершает большую ошибку, которая может серьезно опорочить его репутацию как кандидата на канонизацию.

Здравый смысл тоже говорил Алану, что когда к тебе в кабинет приходит мужчина с влагалищем под коленкой, то первое, что ты должен сделать, чтобы не повредить свою психику и психику пациента, — это рассказать об этом кому-нибудь еще. Аномалия становится нормой путем включения ее в мир других людей. Если этого не сделать, она окажется в тени зловещей инакости.

Однако проблема заключалась вот в чем: Алан уже начал действовать по драматической схеме предательства. Его любовные связи открыли бездну, разделяющую то, что о нем знали окружающие, и то, что он знал про себя сам. И вот в эту бездну и попал Булл… со своей пиздой. А что еще хуже для Булла, он ее практически заполнил.

Алан не понимал причину, однако чем больше он думал о том, как помочь своему пациенту, тем боль- me сугубо ненаучных образов Булла заполняли его воображение.

Булл был такой ранимый, такой доверчивый. Что — то такое жалобно-нежное было в его крупном лице и выражении искреннего и полнейшего недоумения. Он очень даже ничего… Многим женщинам нравятся хорошо сложенные мужчины, особенно с тучной основательностью, присущей игрокам в регби.

А влагалище! Что за отверстие! Как редко видят в нем эстетическое наслаждение. Мужчины смущенно бегут его плотской реальности. Они могут лизать его, пихать в него, но крайне редко смотрят на него подолгу и с любовью. Они предпочитают видеть его глазами ребенка, как потайную дверцу, за которой находится комнатка, полная сладостей.

Может, это потому, что оттуда появляются дети? — размышлял Алан, поигрывая глиняными фигурками, в ожидании, пока очередной замученный артритик приползет из регистратуры. Несмотря на хваленый интеллект, внутренний диалог у Алана был весьма скудный и даже неприятный. Может, это очередной вывих мужской психики по части комплекса девственница-шлюха? Мы не можем признать видимое существование пизды потому, что это означало бы признать мочеиспускание, месячные и окровавленные головки нарождающихся младенцев?

Конечно же, Алан был не настолько зашорен, чтобы не знать о существовании массы порножурналов, чьи страницы буквально ломились от фотографий всевозможныхдырок. Пизды, нарисованные с невероятной точностью, налепленные на страницу, когда шелковистая щель и обрамляющие ее заросли разглаживались, как долина реки, сфотографированная с самолета… Однако он был достаточно восприимчив, чтобы понять, что цель подобных фотографий не в том, чтобы показать красоту этих женщин… а в том, чтобы унизить их, выставить напоказ.

Подобные мечтания осаждали Алана беспрестанно. И даже когда они, казалось, уже принимали умозрительный, рефлективный оборот, шли в направлении, которое могло бы вывести его из физиологического лабиринта, где он блуждал, его тут же снова накрывало волной похоти. Волной, которая выставляла анатомию Булла в совсем ином свете: розоватая, трепещущая, налитая, невероятно сексапильная…