Читаем без скачивания Знак Истинного Пути - Елена Михалкова

– А ты сядь с нами, – предложила Евгения Генриховна почти ласково, но Ольга Степановна ее ласковости почему-то совершенно не обрадовалась. – И послушай, что я говорю. Мальчик Жора слушает, и ты послушай.

Ольга Степановна безропотно опустилась на стул рядом с секретарем и уставилась на скатерть.

– Так вот, по поводу дверей, – продолжила Евгения Генриховна. – Отныне все двери, разумеется, нужно закрывать. Мальчик, реши вопрос по поводу камер. Я хочу, чтобы их установили везде, по всему периметру дома.

– Давно пора, я тебе сто лет про них говорил… – начал было Игорь Сергеевич, но наткнулся на взгляд сестры и осекся.

– Я хочу, чтобы каждый из вас понял: Затрава очень опасен. Этот человек не остановится ни перед чем, поэтому каждый из вас должен принять свои меры предосторожности. Разумеется, прокуратура расследует преступление, но на наши правоохранительные органы у меня надежды мало, откровенно говоря. Наташа, старайтесь не ходить одна. Ты, Эдик, пожалуйста, договорись с охраной своего банка.

– Мама! – страдальчески поднял глаза к потолку Эдик. – Ну о чем я с ними договорюсь?

– Поставь их в известность о ситуации, – не терпящим возражений голосом приказала Евгения Генриховна, – а дальше уже не твое дело. Так… Алла, когда закрывается твоя галерея?

– Наверное, через месяц, – протянула Алла Дмитриевна. – А что?

– То, что тебе предпочтительнее посидеть пока дома. Возьми отпуск или больничный.

Внезапно раздался хрипловатый голос Боброва:

– Знаешь, Женечка, я думаю, что Алле ничего брать не надо. Давай не будем паниковать и переходить на осадное положение. Вполне возможно, что Алле даже безопаснее будет находиться пока на работе, а не… не дома. Так что ты… ты не паникуй раньше времени.

Наташа посмотрела на свекровь и подумала, что меньше всего к той применимо слово «паниковать». Госпожа Гольц, подняв брови, посмотрела на Аллу Дмитриевну, но та сидела, уставившись в скатерть. Точь-в-точь, как Ольга Степановна. И тогда Евгения Генриховна перевела взгляд на брата. Господин Бобров постарался сделать вид невозмутимый, но у него не очень хорошо получилось.

– Игорь, – голос Евгении Генриховны звучал дружелюбно, но Наташу чуть не передернуло, – скажи мне, пожалуйста: ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Женечка, я не понимаю, о чем ты?

Евгения Генриховна продолжала смотреть на Боброва, и Наташе подумалось, что сейчас он вскочит и убежит из столовой. Но вместо него вскочила с места его жена.

– Нет, это невыносимо, совершенно невыносимо! – вскрикнула Алла Дмитриевна и быстрыми шагами вышла из столовой. По ковру негромко простучали каблуки и затихли в отдалении.

– Женя, извини, – нарушил молчание Игорь Сергеевич. – Она не в себе после вчерашнего.

Евгения Генриховна, не взглянув на брата, молча кивнула и продолжила пить кофе.

– Мамочка, – раздался у Наташи под боком голос Тимоши, – я еще тостов хочу.

– Сейчас, маленький, сейчас! – закудахтала Ольга Степановна и убежала на кухню.

– Мама, я сейчас хочу, – ныл Тим. – Дай мне твой кусочек.

Наташа попыталась что-то объяснить сыну, но не преуспела.

– Господи, да успокойте же своего ребенка! – не выдержала Евгения Генриховна. – Невозможно завтракать.

Эдик тут же взвился:

– Не своего ребенка, мама, а нашего!

Пораженная Наташа взглянула на мужа. Тот рассерженно смотрел на мать, готовясь сказать что-то нелицеприятное, и почему-то напомнил ей виденного недавно по телевизору суслика, готового к нападению на другого суслика – захватчика территории. От столь неожиданного сходства Наташа чуть не расхохоталась в голос, но вовремя удержалась и встала из-за стола.

– Эдя, Евгения Генриховна права, – спокойно заметила она, и Эдик тут же замолчал. – Тима ведет себя сегодня непозволительно. Я его уведу. Выйди из-за стола, – обратилась она к сыну. Малыш попытался что-то сказать, но Наташа, не повышая голоса, повторила: – Выйди из-за стола. Ты наказан. – И мальчик безропотно подчинился.

Наташа вывела Тима за руку из столовой и услышала, как за спиной Ольга Степановна что-то недоуменно говорит про тосты.

Бабкин только что побеседовал с пожилым опером, отнесшимся к нему крайне недружелюбно, и теперь отправился в парк, чтобы обдумывать ситуацию. Мужика он понимал хорошо: когда тебе в категорической форме приказывают делиться информацией с каким-то хреном с бугра, не имеющим никакого отношения к конторе, и ты прекрасно понимаешь, что в случае чего будешь крайним, то тут уж не до дружелюбия. Но то, что ему требовалось, Бабкин выяснил.

У самого Затравы, разумеется, было алиби. Сергей очень удивился бы, если бы этим самым алиби Затрава не потрудился себя обеспечить. Представив, как шеф небольшой, но очень агрессивной конторы крадется по особняку Гольц, чтобы придушить чернявую уборщицу, Бабкин хмыкнул. Это было бы хорошо для дешевого голливудского боевика, не более. В жизни такого не бывает.

В беседе со следователем Степан Затрава недвусмысленно дал понять, что госпожа Гольц сама пристукнула собственную уборщицу, чтобы таким нехитрым способом свалить вину на него, Затраву. Опер, пересказывая содержание разговора, хмуро заметил:

– Паяц он какой-то, а не мужик. Правда, пронырливый, сволочь. На кота похож.

На кого похож Степан Затрава, Бабкин уже знал. Он чуть не сказал оперу, что паяцы не сколачивают такое состояние к сорока пяти годам, но удержался. А вот что-то кошачье во внешности «персонажа» и впрямь было.

– По ножницам и по веревке ничего нет, – продолжал опер. – Да тухлое дело, чего там говорить! Хотя… тебе-то за работу хоть деньги платят, вот и флаг тебе в руки.

Бабкин прекрасно понимал собеседника. Да, Сергею платили деньги, а ему… Зарплата опера за месяц куда меньше обещанной Бабкину суммы. Но тут уж Сергей ничего поделать не мог, да и не собирался. Подстелив заботливо припасенный пакетик на лавочку в уютном уголке парка, как приучил его делать Макар, детектив уселся и стал размышлять.

В фирме Затравы работало около сорока человек. На первый взгляд это было очень много. Но Бабкин понимал: хозяин вовсе не держит у себя штат из полусотни бойцов, каждый из которых способен убивать конкурентов бечевкой, заточкой или листом ватмана. Нет, большинство его работников были вполне законопослушными, мирными людьми.

«Если Затрава нашел исполнителя заказа на стороне, нам на него никогда не выйти, – нахмурился Сергей. – А если говорить совсем точно, то не нам, а мне. Макар-то шастает по бескрайним просторам нашей родины и занимается своим делом». Он раздраженно побарабанил пальцами по мягкой коричневой папке с бумагами по убийству. «С другой стороны, такие люди, как пронырливый Затрава, предпочитают обычно для каждой цели держать своих исполнителей. Многофункциональных. Их, в крайнем случае, убирать значительно легче, чем почти неизвестного чувака со стороны. А мне гораздо проще тех исполнителей искать».

Сергей внимательно просмотрел досье на всех людей Степана Затравы и убедился, что круг его поисков не просто сузился, а очень сузился. Из четырех десятков человек на роль киллера подходили только несколько. К тому же, кроме доблестных правоохранительных органов, у сыщика были и другие источники – Бабкин называл их «консервами», – и вот эти самые «консервы» сейчас очень пригодились. Итак, Авдеев Виктор, тридцати двух лет, по национальности – украинец, спортсмен – стрельба по мишени… Замечательно, конечно, но в нашем случае совершенно не подходит. И даже не потому, что Илона Ветрова не была мишенью, а потому, что Авдеев Виктор две недели назад улетел на историческую родину и пока еще пребывал там, если верить источнику. А вот Олег Ерофеевич Ботвинник последние полгода находился в Санкт-Петербурге.

Глядя на фотографию господина Ботвинника, Бабкин покачал головой. Внешность у того была самая что ни на есть подходящая. Чезаре Ломброзо, увидев Олега Ерофеевича, радостно потер бы руки и немедленно использовал бы его данные для своей теории. Низкий лоб, глубоко посаженные глаза, крупный нос, к тому же перебитый в юности… Илона Ветрова могла сама умереть, просто от разрыва сердца, увидев такой «персонаж».

Бабкин покрутил фотографию в руках и с сожалением отложил в папку. Ботвинник был главой информационного центра Затравы, собирал со своей командой данные на всех тех, кто попадал в поле зрения босса, анализировал их и заодно предлагал свои прогнозы для той или иной ситуации. Интеллект у Ботвинника был такой, что Чезаре Ломброзо мог бы только плакать горючими слезами. Скажем, от зависти. «Красавца» не раз пытались у Затравы сманить, но Ботвиннику было хорошо на своем месте, и он никуда с него уходить не хотел. Или не мог, подумал Бабкин. Но в данный момент это непринципиально. Принципиально то, что господин Ботвинник, несмотря на внешность, больше подходящую антигерою в голливудском триллере, убийства не совершал. Во всяком случае сам, лично, точно не совершал.