Читаем без скачивания «Штурмфогель» без свастики - Евгений Федоровский

— Оцепить мастерские! Никого не впускать и не выпускать! — приказал Зандлер. — Где Зейц? Через несколько минут прибежал Зейц.

— Господин оберштурмфюрер, здесь только что кто-то был. Дежурный инженер спал, но, когда я зашел сюда, мне показалась тень вон там.

— Здесь никто не появлялся, клянусь вам, — пробормотал позеленевший от страха инженер.

— Молчать! — оборвал его Зейц и махнул солдатам.

Те бросились шарить по мастерской. Зандлер осмотрел взволнованных служащих. Взгляд его остановился на Пихте:

— Как попали сюда вы?

— Как все, по тревоге.

— Но ведь по тревоге вам полагается быть у своей машины, а не в мастерских.

— Все бежали сюда, ну и мы не удержались! — вышел из толпы Вайдеман, вытирая запачканный маслом рукав френча.

— Вы были вместе с Пихтом?

— Нет, я его не заметил… Впрочем, и вас-то недавно разглядел.

— А вы, Пихт, видели Вайдемана?

— Я?.. Нет.

— Какой двигатель работал на полную мощность? — спросил Зандлер дежурного инженера.

— Третий слева. «Юмо».

— Что нужно сделать, чтобы заставить его работать на полную мощность?

— Двинуть вот этот сектор на пульте. — Инженер потянулся к рычажку с оранжевой рукояткой.

— Не трогать! — крикнул Зейц.

— Около двигателя есть такой же сектор. Управление здесь спаренное, — сказал инженер.

— Мы найдем преступника по отпечаткам пальцев, — проговорил Зейц.

Осмотрев все закоулки мастерской, эсэсовцы никого не обнаружили. Зейц вызвал специалиста по отпечаткам пальцев, переписал всех, кто оказался в этот момент рядом. Оставив усиленную охрану, он проводил Зандлера, вернулся к себе и срочно вызвал Берлин, чтобы доложить штандартенфюреру Клейну о происшествии.

…Профессор плохо спал в эту ночь. Только несколько рюмок коньяка сморили его. Однако проснулся он, как всегда, и появился у себя в кабинете ровно в восемь. Затянувшись сигаретой, Зандлер посмотрел в окно на одинокий бук. «Может быть, у меня вчера была галлюцинация? Просто от сильного утомления причудились чертики?» — подумал он и приказал продолжать испытания двигателей.

Снова по аэродрому покатился грохот запущенных «Юмо». На них больше всего надеялся Зандлер. Они работали хорошо.

«Конечно, показалось». Профессор шагнул к телефону, чтобы сказать Зейцу об этом и вдруг услышал взрыв. С треском вылетело стекло. Зандлер бросился к окну и увидел дым, окутавший мастерские.

— Взорвался на взлетном режиме двигатель, — доложил дежурный инженер.

— Какой?

— «Юмо», на стенде третий слева.

«Все ясно», — прошептал Зандлер, бледнея.

Рядом действовал агент. Мысленно Зандлер перебрал всех инженеров, техников, летчиков, которых знал: «Кто-то из них, в рабочей куртке или мундире люфтваффе, — враг…»

Дверь в кабинет отворилась, и на пороге вырос Зейц.

— Как я и ожидал, преступник не оставил отпечатков своих пальцев, — возбужденно сообщил он, — но агент все же не успел скрыть следов!

Зейц, стуча каблуками своих великолепных сапог, подошел к столу Зандлера и бросил перчатки:

— Мои люди нашли их в баке с топливом! Профессор покосился на перчатки — обычные армейские перчатки из темно-серой искусственной кожи.

— Таких перчаток, наверное, у каждого по паре, — усмехнулся он.

— Нет и нет, господин профессор, — засмеялся Зейц. — Во-первых, мы знаем размер руки преступника. Во-вторых, вряд ли кто из техников получал такие перчатки на складе, а если получал, мы легко установим. В-третьих, видите чуть треснутый шов? Преступник имеет привычку сжимать кулаки. Это не все, но уже многое. А вы, господин профессор, не волнуйтесь и продолжайте работу. Как поживает фрейлейн Эрика?

— Спасибо, хорошо.

— Передайте ей привет от меня. — Зейц улыбнулся и, прощаясь, приложил руку к козырьку.

Но Зандлеру не понравился оптимизм оберштурмфюрера. Оставшись наедине, он подумал о неприятностях, которые наверняка свалятся на его несчастный «Штурмфогель». Даже несмотря на явную диверсию, двигатели «Юмо» и «БМВ» не годились для летных испытаний. Они требовали серьезной доводки.

Через несколько дней, не выдержав взлетного режима, взорвался мотор «брамо». Мессершмитт, занятый совершенствованием модифицированного винтомоторного истребителя «Ме-109» все же нашел время, чтобы серьезно поговорить с Зандлером о будущем «Штурмфогеля». Главный конструктор был недоволен моторостроительными фирмами.

— Вы видите, что нам пишут с фирмы «Юнкерс»? — Мессершмитт швырнул Зандлеру телеграмму.

В ответ на просьбу ускорить постройку новых двигателей фирма сообщала, что она сможет это сделать не раньше, как через восемь месяцев.

— А война идет! — Мессершмитт кулаком ударил по столу, и серебристая модель его любимца «Ме-109» свалилась на пол. — Война идет! Она требует новых и новых машин — надежных и прочных. Лучше, чем у русских!

Глава девятая

Голоса лета

С весны 1942 года после затяжных дождей по всей Европе установился устойчивый антициклон. Трупы после зимних боев успели закопать местные жители, но сладковатый запах мертвых остался. Он и мутил двадцатитрехлетних солдат многотысячной армии Паулюса, наступающей на Волгу. Эти кадровые солдаты прошли по Европе, но впервые видели такие моря полей, такое богатство земли, еще не тронутой огнем войны.

5 апреля Гитлер подписал директиву, составленную генштабом вермахта: «Все имеющиеся в распоряжении силы должны быть сосредоточены для проведения главной операции на южном участке с целью уничтожить противника западнее Дона, чтобы затем захватить нефтеносные районы на Кавказе и перейти через Кавказский хребет».

Для рейха нужна была пшеница Украины, Кубани, Ставрополья, донецкий уголь, бакинская нефть. В перспективе снова рождались заманчивые планы: вступление в войну Турции на стороне Германии, захват Москвы, вторжение в Иран и далее в Индию. Под командованием генерала Фельми был сформирован специальный корпус «Ф», предназначенный для действий в странах Ближнего Востока. Он укомплектовывался солдатами и офицерами, знающими восточные языки.

Таранным ударом полевая армия Паулюса и танковая Гота прорвала Юго-Западный фронт русских и ринулась на восток.

1

На утро 18 июля 1942 года Мессершмитт назначил новое испытание «Штурмфогеля», но его задержали дела в Берлине, и в Лехфельд он приехал лишь к вечеру. Сам Зандлер без главного конструктора проводить испытания «Штурмфогеля» на этот раз не решился. Мессершмитт вернулся из Берлина в самом радужном настроении.

— Профессор, скоро я вам смогу предоставить отпуск, — объявил он Зандлеру, — вы поедете в Швейцарию или на Средиземное море.

Зандлер в недоумении потер свой шишковатый лоб:

— Я не понимаю вас, господин конструктор…

— Скоро поймете. На Востоке у нас идут дела превосходно, с Россией к началу зимы все же мы покончим, а потом, дорогой профессор, очередь за Индией, Америкой, даже Южной…

— Тогда придется свернуть работы над «Штурмфогелем»? — уныло протянул Зандлер.

— Наоборот! — Мессершмитт возбужденно прошелся по бетонной полосе. — «Штурмфогель» — это прародитель тех самолетов, которые я вижу в будущем. А те машины будут иметь стремительную скорость, может быть сверхзвуковую, и огромную бомбовую нагрузку! Они сотрут в пыль все небоскребы янки.

Зандлер подумал, что Мессершмитт, очевидно, в Берлине был на каком-то заседании, где обсуждались новые перспективы, открывающиеся перед авиапромышленниками.

«Штурмфогель» стоял на краю аэродрома. Около него утро и день возились инженеры и механики. Все было проверено и перепроверено, но они не могли уйти от самолета по той лишь причине, что вложили в «Штурмфогель» слишком много своего труда.

Мессершмитт и Зандлер повернули к самолету.

— Разрешите начать испытания? — спросил Зандлер.

— Разумеется, но перед этим я хочу поговорить с пилотами Вайдеманом и Пихтом.

Зандлер послал за ними механика.

Мессершмитт оглядел пилотов с явным удовольствием:

— Как вам нравится работать у меня, господа?

— Благодарим, господин конструктор, — ответил Вайдеман.

— Я придумал такую штуку… Если «Штурмфогель» взлетит, то со стороны в воздухе за ним будет присматривать другой пилот. Вы, Пауль.

— Понятно, — кивнул Пихт.

— А вы, Альберт, по расчетам, очевидно, взлетите вот здесь. — Мессершмитт топнул по бетонке. — По расчетам… Но, к несчастью, иногда бывает, что и мы, конструкторы, ошибаемся.

Вайдеман криво усмехнулся. В душе он недолюбливал и конструкторов и инженеров. Ему казалось, что они слишком много времени проводят за бумагами, а не около своего самолета. Но Мессершмитт в это время глядел за аэродром, туда, где начинался кустарник.