Читаем без скачивания Знаменитость - Дмитрий Тростников

— Ты прикинь перспективу! — толкнула меня под столом Старкова. И в ее глазах мелькнули чертики.

Не могу сказать, что я сам слушал все эти сказочные выкладки равнодушно. Я и раньше, по собственной инициативе уже представлял, что южные курорты — это, возможно главный рынок сбыта музыки юморного подпольного жанра. Но не догадывался, чтобы настолько. Если конечно, наш новый жизнерадостный знакомый привирал в разумных пределах, а не как сивый мерин.

— И я сказал себе — Рудик! Тот, кто сейчас успеет быстро обернуться и выбросить на этот огромный рынок новый качественный концерт «блатняка» — просто озолотится! Но для этого же нужен исполнитель с громим именем!.. Конечно, Одессе всегда был Сорокин, в Киеве — Гриша Барбер — но это же все на любителя — не тот уровень. Нужен Алеша Козырный — его воспринимают все. И вот я в разгар «бархатного сезона» уже неделю торчу в столице нашей родины, городе-герое Москве, и за Алешу я слышу только какие-то «мансы»: Фигаро здесь — Фигаро там!

Мы со Старковой только грустно посмотрели друг на друга. Тем более, что еще десять минут на кухне, и я опаздывал на дневной поезд.

— Через два часа там следующий поезд есть, — словно вычислив мои мысли, предупредила Старкова.

— А вы, наверное, тот самый молодой человек, который был с Алешей на воровской сходке? — догадался Рудик. — Наши Одесские авторитеты, тоже присутствовали у Тимура. А у нас в городе все друг друга знают, так шо мне за вас говорили. И о том шо вы на Алешу имеете влияние, и что у вас неприятности с этим Бесом. Кстати, наши тоже его на дух не переносят, только никто прищучить не может…

— Да уж, влияние на Алешу, — криво усмехнулся я. Конечно, немного польстило, что обо мне уже кто-то наслышан, как о человеке, имеющем влияние. Но я честно рассказал одесскому гостю о том, каков нынешний уровень наших отношений с Алешей. Много слов не потребовалось. Лев Евгеньевич все схватывал налету.

— Прискорбно, прискорбно, — покачал он головой.

— И вы учтите еще вот, что — предупредил я. — Вы учтите, что Алеша устал петь одно и то же. Он не хочет уже петь блат. А из-под палки — все насмарку. Я уже видел в Питере, как он одну запись вот так запорол.

— Господи! Никто и не собираюсь его неволить! — замахал руками одесский продюсер. — Не хочет петь чистый блат — и ради бога. Границы жанра ведь очень широкие. Например, песня «Поеду я в город Анапу, куплю себе черную шляпу», — она ведь не блатная. Этакий городской романс. Но у отдыхающих имеет огромный успех! Как считаете, он такое может спеть?

— Алеша все может спеть, когда не кобенится, — приподняла брови Старкова.

Но, не смотря на замечательное взаимопонимание с нашим новым одесским знакомым, и не взирая, на моментально возникшую симпатию — помочь мы ему ничем не могли. Получалось, что он приехал зря и уже понимал это. Чай был допит. Все что могло быть сказано — прозвучало.

Но прежде чем откланяться, уже в прихожей Рудик все-таки сделал последнюю попытку.

— Зайчики мои! — обратился он к нам, уже как к родным. — Если все-таки на горизонте возникнет наша «гордость и легенда» — наладьте его в Одессу, я вас умоляю! И сами приезжайте! Милости просим! — гостеприимно развел руками Лев Евгеньевич. — Сережа, если ты хотел с Алешей своё записать — так вместе у нас и запишем! А прибыль по-братски поделим? У нас такого не водится, чтобы кому-то работать мешать! Только отправьте его до Одессы-мамы. Сам я сегодня уеду, но еще две недели у меня роскошный блат за билеты на Киевском вокзале остается. Надо только обратиться в восьмую кассу, сказать, что от Льва Евгеньевича — и вам мигом оформят билеты по первому классу. Как сыр в масле кататься будете!..

Это он уже выкрикнул в последнее мгновение, прежде чем двери лифта автоматически закрылись, и кабина повезла толстяка вниз.

— Забавный дядька! — улыбнулась Старкова, когда мы с ней вдвоем вернулись в комнату.

За окном слышался обычный летний дворовый шум. Покрикивали дети, невнятно гудел поток машин на соседней улице. Где-то у соседей, этажом ниже громко бормотал телевизор.

— Не передумаешь? — поинтересовалась Старкова. — Смотри, какая возможность с неба сама свалилась? Его надо только подождать — сам объявится — никуда не денется. Еще приползет. А ты бы пожил у меня еще недельку? — смутившись, пробубнила она.

Я промолчал. Надо было скорее выходить, чтобы не опоздать и на следующий ленинградский поезд.

— Ну, раз тебя не уговорить, провожу тебя до перрона, да и все, — порывисто встала она и направилась прихожую.

На московских улицах уже было жарко. Перед ларьком мороженого выстроилась небольшая очередь. Давали эскимо «Морозко» по 28 копеек. Старкова все время пыталась сдуть прядь волос над бровью. Но та прилипала к вспотевшему лбу и Маше приходилось дуть снова и снова. На меня она демонстративно не смотрела, сосредоточившись на этом своем занятии. Мы пропускали уже третий троллейбус, набитый пассажирами настолько плотно, что не было никакой возможности втиснуться в двери с моей сумкой. А ведь еще предстояло ехать на метро. Я не спускал глаз с поворота улицы, откуда после сигнала светофора ринется очередная порция московского транспорта.

— Вон, такси едет, махни ему, — смерив меня взглядом, велела Старкова. — Иначе тебе не успеть.

Но у меня уже не оставалось даже трех рублей на такси. А сказать ей об этом я не мог. Слишком памятно было, как Алеша при встрече с Машей сразу принялся извиняться за занятые когда-то и не отданные деньги. Уподобляться этому пижону я не хотел. Минуты до моего поезда безжалостно утекали.

— Ну, ты упрямый! — ухмыльнулась Маша и взяла инициативу в свои руки — сама шагнула на обочину и замаячила рукой.

Как ни странно, первая же салатная «Волга» с опознавательными шашечками сделала крен в нашу сторону и остановилась у бордюра.

— Тебя кто так учил дверью хлопать? — мрачно осведомился таксист, когда мы оказались на заднем сиденье. — Дома холодильником так же хлопаешь?

Маша метнула на него яростный взгляд, но ответила по-своему.

— На Ленинградский вокзал! И не вздумай нам «город показывать». Я в Москве все улицы знаю. Заплатим четко по счетчику.

Водила только пробормотал что-то невнятное, но явно злое. Однако, не нашедшись быстро, что ответить — тронулся с места.

— Ну вот, и заканчивается твой вояж в Москву, — подытожила Старкова, прижимаясь к моей руке. — Вспоминать-то хоть будешь? Или сплошные разочарования, которые постараешься поскорее забыть?

Я посильнее привлек ее к себе на заднем сиденье, стараясь таким образом подтвердить, что забуду я далеко не все.

— Город показывать! — недовольно бубнил таксист впереди, резко и со злобой разворачивая руль. — Как же! Надо мне город показывать!

Из-за его резких поворотов нас с Машей все время бросало друг на друга. Поэтому бессильная злоба таксиста никак не могла нам повредить, а только скрашивала последние минуты перед расставанием. В глазах Старковой, которыми она поглядывала на меня снизу, даже засверкали искорки веселья.

— А вот захочу и вообще никуда не повезу! — с большим опозданием вдруг сообразил таксист.

— Сделайте одолжение! — мягко попросила его Маша. — Так не охота, чтобы он уезжал! Колесо проколите или еще как-нибудь! Ну, пожалуйста!

— Колесо проколи! — возмутился таксист.

И даже в маленькое зеркальце было видно, как вылупились его глаза. По его мнению, Маша своими словами надругалось над чем-то святым и непорочным. Он даже несколько раз судорожно набирал воздух для достойного ответа. Но, по-видимому, найти достойный ответ на такое ужасное кощунство было не просто.

В конце улицы уже замаячило открытое пространство площади трех вокзалов. Еще пара минут езды, потом очередь в билетную кассу, сто метров перрона и последний взмах руки перед окном медленно отбывающего вагона. Уже можно было начинать говорить какие-то последние существенные вещи, чтобы не скомкать их потом в сутолоке вокзальной толпы.

— Ты на Алешу не держи зла. По крайней мере, настоящего зла, — попросила она. — Такой сволочью иногда бывает! Но кроме него так петь никто не сможет. А талант артиста, когда не удается его выплеснуть — грызет человека изнутри, и покоя не дает. Выходит такое проклятие пожизненное. И для него и для окружающих. Угораздило же бога им наградить такой вот экземпляр? Всем, кто хочет явить людям этот талант — приходится платить, имея с ним дело…

— Пять рублей! — отрывисто заявил таксист, резко тормозя перед вокзалами.

— Три рубля, и не больше! — отрезала Маша, бросая на переднее сиденье мятую денежную купюру. — Я же сразу сказала, что и цены знаю и маршруты. И нечего было счетчик отключать! С нами этот номер не прокатит!..

Она распахнула заднюю дверцу, и уже энергично продвинулась к выходу, когда водитель хлопнул себя по коленке и, наконец, сообразил, как он может достойно оскорбить таких отвратительных ему пассажиров.