Читаем без скачивания Как жили византийцы - Геннадий Литаврин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закон был все-таки более снисходительным к мужчинам: чаще всего он подчеркивал ответственность женщин за прочность брака, устанавливая для них и более суровые наказания. Застигнув на месте неверную жену, муж имел право безнаказанно убить ее вместе с любовником. Недаром один из видных чиновников, уличенный в связи с замужней женщиной, бросил все и в страхе бежал на остров Лемнос. Мог муж в подобном случае и выгнать жену из дома немедленно, а сам, оказавшись в таком положении, — отделаться двенадцатью палочными ударами. Строже карал закон мужчину, который, будучи женатым, разрушал чужую семью: тогда и он, и замужняя матрона подвергались упомянутому выше наказанию, ибо такие дела, подчеркивалось в судебнике, ведут к "разорению детей и нарушению заповедей господних". Муж, знавший об измене жены и ничего не предпринявший, подвергался публичному бичеванию и изгонялся.
Церковь и светский закон отрицательно относились уже ко второму браку, с огромным трудом и всякого рода ограничениями допускали третий и совсем запрещали четвертый. По мнению Кекавмена, второй брак не приносит счастья, а в тех случаях, когда в новой семье имеются сводные дети, даже гибелен для нее: возникают раздоры, и все идет прахом. Закон иногда обходили. Сам василевс Лев VI женился в третий раз (правда, он не сумел избежать громкого скандала). Встречались и «четверобрачники», но сожительство таких супругов не считалось законным в глазах властей. Только в конце Х в. патриарх Сисиний счел необходимым признать юридически правоспособными семьи, в которых супруги (или хотя бы один из них) вступили в брак в четвертый раз до патриаршего указа, однако он снова подтвердил, что новые случаи «четверобрачия» церковь будет считать нарушением закона.
*
Оценивая положение женщины в византийском обществе, ученые давно уже обратили внимание на одно существенное противоречие: закон препятствовал проявлению какой-либо активности женщин в общественной жизни и содействовал уравнению их имущественных прав с правами мужчин. В первой трети нашего столетия в историографии возник спор: одни историки считали, что в целом византийская женщина находилась в приниженном положении и в семье и в обществе, другие отстаивали мнение, что она пользовалась гораздо большим уважением и имела больше прав, чем женщина в странах средневекового Запада.[1]
Ближе к истине, пожалуй, первые. Закон в Византии не разрешал женщине свидетельствовать на суде, представлять перед судом других лиц, осуществлять опеку, вступать в качестве равноправного члена в большинство торгово-ремесленных корпораций, занимать какую бы то ни было официальную должность. Знатные женщины неофициально носили титул, присвоенный их мужьям (жена протоспафария — протоспафарисса), присутствовали на торжественных приемах во дворце (но только вместе с мужьями), окружая императрицу в соответствии со своим рангом. Специально для женщин предназначались в Х-XII вв. лишь два титула (без должности), правда, весьма почетных: зоста-патрикия ("патрикия опоясанная") и севаста. Обе в числе других пяти-шести высших вельмож империи допускались к трапезе за одним столом с василевсом. Но этой парадно-представительной функцией и ограничивалась роль даже севасты, если только она не пользовалась неофициальным влиянием как фаворитка императора.
Совершенно иная тенденция обнаруживается в византийском законодательстве VIII–XI вв. при определении прав женщины в семейно-имущественных отношениях. Государственная власть стремилась к обеспечению имущественных прав женщины, в особенности жены и матери, все более настойчиво подчеркивая ее равноправие с главой семьи — мужем. Хотя на практике в указанный период имущество жены и мужа объединялось и все чаще становилось общей собственностью, закон сохранял право распоряжаться приданым (в его денежной оценке) исключительно за женой. Сохранение прав женщины на приданое являлось своего рода гарантией имущественного обеспечения ее и ее детей в случае какой-либо беды. Приданое (в кругах знати оно достигало порой 100 литр золота) судебные власти не имели права отбирать для погашения долгов несостоятельного должника-мужа. Если жена умирала бездетной, муж получал четверть ее приданого, остальное отходило ее наследникам по завещанию; жена же в подобном случае наследовала половину имущества мужа, а если имела от него детей — то все его имущество.
Особенно тщательно регулировал закон имущественные права вдовы, обремененной детьми (налоги с нее устанавливались официально по более низким нормам).
Отношения супругов в семье определялись не столько законом, сколько обычаем и религиозно-нравственными правилами. Значительную самостоятельность в семейных делах проявляли порой представительницы социально полярных кругов общества. Существенной была роль жены в хозяйственной жизни бедняка. В состоятельных семьях военнообязанных крестьян жена в отсутствие мужа управляла всем хозяйством, а чем позже, тем чаще на ее долю приходилась и основная тяжесть физического груда на поле (крестьянин-воин, уходя в поход, все реже оказывался в состоянии нанять мистиев). Несмотря на наличие особых управляющих, велика была роль жены-хозяйки и в поместьях знатных вельмож, полководцев и сановников, служивших иногда в отдаленных провинциях. Например, жена Ватаца, соратника Никифора Вриенния в мятеже против Михаила VII, сумела подчинить себе весь город Редесто, где находился ее дом: она принудила горожан присоединиться к мятежникам, склонила на их сторону городской гарнизон, позаботилась об обороне и охране стен.
Социальный вес ближайших родственников женщины и размеры ее приданого оказывали, разумеется, заметное влияние на ее положение в семье мужа. Колоритную сцену супружеской ссоры нарисовал Феодор Продром, поэт XII в. Высокообразованный, но не занимавший постоянной должности, а поэтому плохо обеспеченный, он взял в жены представительницу средних городских кругов, приданое которой составляло в сущности все достояние семьи. Его жена исполнена презрения к учености и музам мужа, не стяжавшим ему славы и неспособным прокормить семью. Она обрушила на голову неудачливого поэта потоки брани и упреков: ходит она в обносках, даже рубашку ей приходится шить себе самой, не в чем выйти на улицу, стыдно сходить в баню — столь бедны ее одежды; она и сукновальщица, и портниха, и пряха, и ткачиха, кроит и шьет плащи и штаны; ест же раз в день, а два сидит впроголодь… и у мужа она, как прислуга, на побегушках, а он — нищий побродяжка, одетый в старье; спал он некогда на соломе, а она — на перине; он и ныне живет на ее подачки, кормит его она благо есть приданое, а он сидит, как курица, и ждет обеда. Не можешь содержать семью, заключает потерявшая терпение женщина, — не надо было жениться, а женился — так помалкивай и слушайся…
Как ни велика была роль беднячки-труженицы или знатной хозяйки, в большинстве полноценных семей женщина редко добивалась полного равенства с мужем. Иоанн Апокавк сообщает о многочисленных жалобах простолюдинок, просивших у него защиты от тирании мужей, от непосильного труда и побоев. Власть мужа (или тестя) была непререкаемой; она имела прочные традиции, восходя к власти pater familias ("отца семейства") эпохи Римской империи. Целиком оправдывала тиранию мужчины в семье и христианская этика: природа женщины объявлялась потенциально порочной — именно женщина была виновницей "первородного греха". Намекая на это, Кекавмен советует глаз не спускать с жены, невесток и подросших дочерей как способных на любой неожиданный поступок. Их позор, поучает он, — недосмотр мужчины, причина уныния всей родни, укус ехидны в сердце.
В средних и высших слоях общества женщины были обычно затворницами в гинекеях. Лишь изредка знатная дама или девушка решалась отправиться на богомолье или в публичную женскую баню (и то в окружении служанок). Без ведома хозяина ни один мужчина под страхом суда не имел права отворить дверь чужого дома.
Иоанн Камениат, описавший разорение арабами Фессалоники в 904 г., приводит одну деталь, которая, по его мысли, способна сама по себе дать представление о грандиозности постигшей город катастрофы. Описывая картины убийств и разбоя, автор поражается, что женщины "не желали сдерживать себя и прятаться от глаз мужчин, не испытывая смущения, носились по городу с распущенными волосами, презрев всякое приличие" и издавая вопли. И это делали, удивляется Камениат, не только матроны, но даже девушки-затворницы, "лелеемые для брака".
*
Вступив в брак, супруги с нетерпением ожидали появления детей — их отсутствие воспринималось как божья кара. В житиях нередко рассказывается о бесплодии женщины, о растущей неприязни мужа и, наконец, о чудесном «вмешательстве» свыше. Особую радость вызывало рождение мальчика — кормильца под старость. Когда в семье с небольшим достатком рождалось несколько сыновей, то родители в VIII–XI вв. нередко оскопляли одного из них. Как правило, сын-евнух отправлялся в город, чаще всего в столицу, мечтая сделать там духовную карьеру (много евнухов было среди епископов, митрополитов, диаконов крупных церквей и даже патриархов) либо устроиться в гинекее или мужских покоях вельможи, а возможно, и самого василевса. Немало евнухов занимало важнейшие дворцовые должности, а порой, и не занимая их, в качестве спальничих — доверенных лиц императора — играло значительную роль в политической жизни государства. Иногда сына оскопляли и в ожидании от него духовного подвига. По словам хрониста Х столетия, евнухов в императорском дворце было больше, чем мух в загоне для скотины.