Читаем без скачивания Жизнь и судьба Федора Соймонова - Анатолий Николаевич Томилин

«Вот, — отмечает про себя Анна. — Это и есть главный вопрос, ради которого он пришел. Где Польша, там и Курляндия. Как всегда, задает он его как бы мимоходом». Но Анна уже давно разгадала все его уловки. Да куда денешься. Кто защитит, кто прикроет ее, кроме него?.. И все-таки... С утра она особенно не любит думать о делах, что-то решать. Правда, не любит она этого и в середине дня делать, и вообще... Но там не отвяжешься. А сейчас...

— Вот ужо придет Андрей Иванович, с ним и рассуждайте.

Бирон наклоняет голову. С Остерманом он договорится. Сложнее будет с другим кабинет-министром, с Волынским. Большую силу последнее время взял себе этот созданный им человек. Большую силу. Один на докладе у императрицы по кабинетским делам. Другого она и слушать не хочет... Ах, Курляндия, Курляндия, liebes Herzenskind[12], сколько хлопот доставляет ему это герцогство, которое он уже так давно не видел... Бирон вздыхает потихоньку и думает, как Анна: «А куда денешься?..» А тут еще Волынский... Незаметно для себя герцог крепко сжимает пальцы в кулак так, что ногти впиваются в ладонь. Но губы его улыбаются. Он еще раз кланяется и уходит, плотно притворив за собой потайную дверь, обитую голубым атласом. За стенкой так же твердо звучат его удаляющиеся шаги.

— Девки! — Анна хлопает в ладоши. — Одеваться! — приказывает она вошедшим фрейлинам...

9

Прибавление. КТО ЕСТЬ КТО?

БИРОН ЭРНСТ ИОГАНН

Трудно в русской истории найти второе действующее лицо, которое вызывало бы большее неприятие у читателя, чем Бирон. «Альковный властелин», «ничтожество», злодей и вор, разворовавший Россию за время своего паразитирования... Можно, наверное, найти и еще более сильные выражения в адрес временщика, накопившиеся в течение двух с половиной столетий со дней его неправедного правления. С кого же пошло в русской историографии столь отрицательное отношение к этому вельможе?

Вот «Зерцало российских государей по Р. Хр. с 862 г., изображающее их родословие, союзы, потомство, царствование, кончину, место погребения и вкратце деяния с достопамятными происшествиями» — труд, созданный Тимофеем Семеновичем Мальгиным, писателем и членом Российской Академии, изданный первым тиснением в 1789 го ду. Описывая годы правления Анны Иоанновны, он утверждает: «В правление ея посредством известнаго честолюбиваго и опаснаго вельможи Бирона, великая и едва ли не превосходившая царя Иоанна Васильевича Грознаго употребляема была строгость с суровством, жестокостию и крайним подданных удручением... страх, уныние и отчаяние обладали душами всех; никто не был безопасен о свободе состояния и жизни своей». При этом, по словам автора, жертвами «лютости и бесчеловечия» были и знатные и простолюдины, повсюду раздавались «сетования, воздыхания и вопли изнуренных россиян».

Читатель вправе воскликнуть: «Вот! Разве этого не достаточно?!» В нас во всех живо заблуждение, что, чем древнее источник, тем больше ему доверия. А тут — почтенный академик ведь родился (1752), когда Эрнсту Иоганну Бирону еще предстояло править до конца 1769 года Курляндией. Почти современник... Однако «никто не ошибается столь глубоко, как очевидец». Не будем забывать эту поговорку.

Вернемся к годам написания «Зерцала...» — конец 80‑х годов. На русском престоле — Екатерина Вторая. Ей — к шестидесяти (род. 24 апреля 1729). Царствует двадцать семь лет. В Кабинете готовится почва для «добровольного» перехода Курляндии в подданство России. А посему правительство императрицы поддерживает теперь не Петра Бирона, которому отец передал герцогство еще в 1769 году, а заигрывает и поддерживает притязания оппозиционных баронов. Как же объяснить ужасы кровавого царствования Анны Иоанновны? Не на нее же, не на императрицу всероссийскую вешать все обвинения. Время опасное: идеи просветительства взбаламутили французскую монархию, близится буря. Не потому ли, назвав Анну Иоанновну императрицею «строгой», верноподданный автор избрал лицом, ответственным за все, Бирона?..

Кощунственное предположение, не правда ль? А как же тогда:

Стран северных отважный сын,

Презрев и казнью и Бироном,

Дерзнул на пришлеца один

Всю правду высказать пред троном.

Открыл царице корень зла,

Любимца гордого пороки,

Его ужасные дела,

Коварный ум и нрав жестокий.

Это ведь Кондратий Рылеев — декабрист, поэт и гражданин! Ему ль не доверять?! Но для Рылеева образ Бирона в думе «Волынский», скорее, способ борьбы с самодержавием. Кто же первым-то дал негативное направление, и только негативное, Бирону как исторической фигуре? И как ни странным это покажется — виною всему сами немцы, точнее пруссаки.

После окончания Семилетней войны (1763) король Фридрих Второй утвердился в качестве могущественного соперника Австрии. Подготавливая первый раздел Польши (1772), Фридрих не упускал из поля зрения и прибалтийские земли. И, надо полагать, внутренние смуты фрондирующих курляндских баронов и молодого герцога Петра Бирона были ему весьма кстати. Памятуя, что в свое время покойный король-отец Фридрих Вильгельм Первый жестоко просчитался, надеясь с воцарением Анны Иоанновны прибрать к рукам Курляндию, сын любыми способами раздувал огонь вражды в герцогстве. Его политикой стала поддержка баронов против Бирона. И вот в 1770 году в период обострения курляндского вопроса из печати выходит книга мемуаров Христофора Германа фон Манштейна, прусского генерала, бежавшего с русской службы. Хорошо владея русским языком и постоянно вращаясь в придворной среде, Манштейн довольно подробно изложил события царствования Анны Иоанновны. В них-то и заложена основа отрицательного отношения к роли и фигуре Бирона, развитая и умноженная последователями и эпигонами.

Дополнили картину «бироновщины» записки фельдмаршала Миниха. Но Миних был личным врагом фаворита.

В то же время князь Михаил Михайлович Щербатов, историк XVIII века, утверждал, что: «Хотя трепетал от него весь двор, хотя не было ни единаго вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастья, но народ был порядочно управляем... народ не был отягщен налогами, законы издавались ясные, исполнялись в точности; страшились вельможи подать какую причину к несчастью своему и, не быв ими защищаемы, страшились и судьи что неправое сделать и мздоимство коснуться».

К такому мнению присоединяется и Александр Сергеевич Пушкин, который говорил о Бироне, что «он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа». Пушкин один со свойственной ему смелостью поднимает вопрос о «нравах народа», продолжая традицию Чаадаева и других западников.

Позже целый