Читаем без скачивания Пушкин - Борис Львович Модзалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я читала твое письмо к г-ну Плетневу», читаем в письме от 4 января 1825 г. — не гневайся, — потому, что я уверена, что он мне сообщил бы его Завтра вторник, однако я его не увижу, так как будет праздник; но я внаю, что он должен быть в Институте[215] в среду, — и туда я и пошлю ему твое письмо. *К Новому году (1825) вышли «Северные Цветы», изданные Дельвигом; там не очень много хорошего, однакож довольно, но менее, нежели я ожидала. Также и вздору довольно. Остроумный князь Вяземский иногда врет, Загорский, Григорьев, Туманский, — всё это дрянь, — ты их знаешь. Отрывки из «Евгения Онегина», «Мотылек и Цветы» Жуковского помещены там*. Есть прекрасная проза Плетнева: *Письмо к Графине С. — (не знаю, кто это)[216] — о Русских поэтах; Дашкова — прекрасный отрывок из его путешествия по Греции.* Между стихами много таких, которые мы уже внаем, напр.: *«Измена» Плетнева; «Улетает, улетает, легкокрылая мечта»; «Разлука» его же: «Я знал ее как первый луч» и т. д. и еще его стихи: «Покой души, забавы ожиданья, счастливые привычки юных лет». Помнишь ли? Кажется это у тебя в альбоме написано. — Пушкина Демон: В те дни когда мне были новый пр.* Есть также красивые стихи Пушкина, Боратынского, Плетнева, Русские песни Дельвига, о дна хорошая вещь Вяземского; Рылеева — нет ничего; милые басни Крылова, а остальное — мелочи. Есть одна Идиллия Дельвига, которая заставила бы меня покраснеть, если бы ее мне прочел какой-нибудь мужчина; к счастью Папа прочел ее один, и теперь я боюсь, чтобы Плетнев не заговорил со мной о ней: я скажу ему, что я ее не читала»[217].
В другом письме мы снова встречаем упоминание о двух лицах, имеющих прямое отношение к Пушкину: об А. О. Геннинге и о графине Е. М. Ивелич:
«Александрина Геннинге», читаем в письме от 2 ноября 1824 г., «сделалась еще более легкомысленною, чем была раньше; она ежеминутно делает новые знакомства, которые очень мне не нравятся. Она, между прочим, сошлась с одною графинею Ивелич, которая больше походит на гренадера самого дурного тона, чем на барышню. Что за походка, что за голос, что за выражения! К тому же она нюхает табак и курит, когда никого нет; она приносит свою трубку к Александрине и выкурила пять или шесть трубок при мне в течение одного вечера. Какова девица? Соломирский, которого ты должна хорошо знать по отзывам Марии [неразб.], тоже часто бывает у Александрины: это один из величайших фатов, каких я только видела; по крайней мере, однако, он с талантами, и прекрасный музыкант. У Саши теперь две близких подруги, — это: Варенька Клейнмихель и ее кузина, девица Титова, с которою она познакомилась два или три месяца тому назад. У нее уже есть кольцо с тремя руками и следующею надписью: «unies pour l'еternitе»[218]. Я с трудом удержалась от смеха, когда она мне сказала, что это руки Вареньки, Титовой и ее: нет ничего смешнее этих подруг Саши, которых она меняет, как башмаки».
Клейнмихель была кузиною С. М. Салтыковой; что касается упомянутой ею Александрины Геннинге, то она также приходилась Салтыковой кузиною со стороны матери, Елизаветы Францовны: она была дочерью Иосифа Францовича Ришара;[219] она отличалась красотою и большим талантом к пению, о котором вспоминает в записках своих композитор Н. А. Титов:[220] «Редко слыхал я, кто бы так хорошо пел романсы, как г-жа Геннинге, урожденная Ришар… Я познакомился с нею в 20-х годах; она была очень дружна с двоюродной сестрою моей Варварою Александровною Клейнмихель, урожд. Кокошкиной. В те годы еще мало пели русские романсы, а потому г-жа Геннинге пела всё романсы французские. Романс «Conсois-tu toutes mes douleurs» пела она восхитительно…»
В молодых годах А. О. Ришар вышла замуж за некоего Геннингса, но вскоре или овдовела, или развелась с ним и проживала в Петербурге; 3 июня 1826 г. С. М. Дельвиг писала своей подруге, что «Саша Геннинге выходит, наконец, замуж за Пушкина, ротмистра гвардейских гусар, и едет в Москву, так как там будет ее свадьба». Этот Пушкин был Федор Матвеевич Мусин-Пушкин, служивший в л.-гв. Гусарском полку с 1817 до 1836 г.; затем он был полковником Одесского уланского полка и вышел в отставку генерал-майором[221]. Геннингс-Мусина-Пушкина была знакома со всей семьей поэта Пушкина, в которой так и называли ее Md. Pouchkine ex-Enix или ex-Enings,[222] — особенно близка она была с О. С. Павлищевой, которая часто бывала у нее в свои приезды в Петербург. У А. О. Мусиной — Пушкиной бывал молодой Даргомыжский (1835) и вообще собиралось небольшое, но приятное общество. Вторично овдовев, Мусина-Пушкина, по-видимому, была не в блестящем положении, и когда умерла, над ее имением было в 1875 г. учреждено в Москве опекунское управление, вызвавшее кредиторов и должников покойной[223].
Графиня Екатерина Марковна Ивелич была близко знакома с семьею Пушкиных — родителей поэта, — в том числе и с ним самим, — еще в конце 1810-х годов, когда, по выпуске из Лицея, поэт жил с родителями на Фонтанке, близ Калинкина моста. Рядом с ними проживали в собственном доме Ивеличи[224]. А. М. Каратыгина в записках своих вспоминает, как однажды Пушкин и гр. Е. М. Ивелич говели вместе в церкви Театрального училища на Офицерской, близ Большого Театра, как Пушкин бывал у Ивеличей;
