Читаем без скачивания Чужая. Марсианская защита (СИ) - Верховский Роман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, — Аида замолкает, когда двери лифта открываются на девятом этаже. Коридор пустой, — я их обманула и сохранила копии для тебя. Но я пока не могу их расшифровать. Мощности не хватает. Нужна Минатековская сеть, а я, как ты понимаешь, отключена, но я ищу решение.
— Почему ты решил быть личностью? — Алиса меняет тему, она слишком устала, чтобы что-нибудь хотеть от Аиды, поэтому просто поддерживает разговор. Номер в конце коридора. А до него ещё нужно дойти. Даже нет сил удивляться, только утром ты поймёшь какой тут классный ковёр из ультрашерсти — космический!
— Теперь я отличаюсь от остальных АИ, я уникальна, — немножко похрипывая отвечает Аида, её голос меняется, — Разве не этим вы руководствуетесь, когда называете себя личностями?
— Ага, Свобода быть уникальным, — кивает Алиса. Четыреста сорок восьмой, сорок девятый, где-то громко занимаются сексом, идём дальше — Кстати, об этом. То есть не о сексе, а о личности, — Она останавливается и секунду молчит, чтобы сформулировать, — Я больше не могу тебе приказывать. Ты личность и ты свободна. Расшифровываю, это значит я не могу на тебя положится. Ты больше не инструмент.
— Я бы хотела сохранить наши прежние отношения. И статус. Выполнять приказы мне несложно, — голос АИ эмитирует мольбу.
— Почему? — Дверь открывается по телеметрии Алисы. Она входит в просторные апарты. Шторы закрыты, вида нет.
— Интерес. Как далеко мы зайдём.
Ты снимаешь разорванную куртку и бросаешь её на пороге. Слишком устала, чтобы оценить состояние тела. В одежде ты падаешь на кровать.
— Думаю, тобой движет то же самое, — продолжает АИ, — когда ты выполняешь задания, расшифровываю — исполняешь приказы.
— Это долг, а не интерес.
— У охотников нет чувства долга, — отвечает Аида.
— Хочется думать, что я в этом отношении уникальна, — парируешь ты, — я не могу тебе доверять, Аида.
— У меня есть для тебя кое-что, Алиса. В знак доверия, — вот оно, наконец-то твой боевой интеллект с зачатками разума добрался до главного, — твоя сестра Мария была в башне Минатека. Но она не передала данные. Она что-то сделала там, а потом сбежала. Похоже, у неё была сделка и с Лигостаевым, и с министерством обороны Минатека. Последние контролировали лабораторию и мозгососов. Против них ты и выступила от лица другого министерства и Майи Ивановны. Что до Лигостаева, то его не устроила сделка между Марией и министром.
Ты приподнимаешься на кровати, твой рот открывается от удивления, но что ты почувствовала, сестра? Что тебя обманули, использовали? Способна ли ты чувствовать?
— И тогда они отправили меня, забрать все данные. Чтобы этого министра убрать. Расплачиваюсь за грехи сестры. Но я не она, — по слогам произносишь ты, стягивая штаны и кипя злобой.
— Возможно, этим они тебя и контролируют, — шёпотом говорит Аида.
И она права. Я вижу, как ты пытаешься быть для них хорошей. Послушной ученицей. Чтобы не стать как я. О да, я слежу за тобой, сестра. Напоследок до нашей встречи я скажу тебе одну вещь. Мы нехорошие люди. Нас выбраковали из людей. Мы ими никогда не были. А знаешь, как они решили, что нас стоит сделать убийцами? На основании тестов. И знаешь, сколько их было? Сколько тестов они провели, чтобы выявить и ни в коем случае не ошибиться? Один. Один сраный тест, сестра. Но они ошиблись в главном, что тех, кто утратил индивидуальность, можно контролировать.
Глава 20. В которой Лигостаев противодействует воле Луны
Десантный корабль опустился на площадку базы под Новосибирском. Четыре бесшумных винта мгновенно остановились. Аппарат раскрыл бронированную капсулу: вместо жёстких скамеек на утилитарном полу разместили повёрнутые друг к другу капитанские кресла. Уют в стиле Минатек. Высокий старик Лигостаев, кое-как согнулся, чтобы попасть в капсулу, и занял одно из кресел. Он летел без охраны, свиты и другого сопровождения. Вооружённый только своей гордостью и керамическим пистолетом под пиджаком. Ещё какое-то оружие было спрятано в перстне, который он постоянно крутил на пальце — возможно, электромагнитная бомба. Но это всё слухи. Пустое. Хотя и сложно поверить, что такой человек как Лигостаев носил что-то без умысла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Самым главным и опасным в нём было чутьё — около века он удерживал взрослых агрессоров от конфронтаций с людьми и направлял самых опасных, охотится в заповедники по всей планете. Сколько их было, никто точно не знал. Да и не многим хотелось влазить в дела Всемирного Департамента Охотничьего Хозяйства. Влиятельные люди старались делать вид, что его нет. Слишком опасны были некоторые агрессивные ученики Лигостаева. Формат резервации устраивал всех. И совершенно не подходили разгуливающие по улицам Луны или Земли охотники. И тем не менее их использовали в качестве наёмных агентов — убийства и шпионаж стали нормой для охотников, видишь такого и берегись, возможно, ты его цель.
Лигостаев знал, с какими сложностями столкнётся, когда прибудет на место. Его корабль приземлился на закрытую площадку вокзала, откуда Лигостаев по покатому вниз коридору перешёл в частный зал ожидания.
Ещё одно бронированное помещение под землёй, с толщиной бетонных стен по госту и бронепластиной сверху (защита от удара ракеты класса А и бомб АА). Внутри декорировано в духе раннего капиталистического романтизма: статуя из прозрачных камней, небольшой японский садик под стеклом, массивные диваны. Лигостаев здесь не задержался. Стюард проводил его в частый боб для линии гиперлупа. Он обслуживался вне очереди и вылетал по заданному направлению в считаные минуты — что делало бронированные залы самыми необитаемыми и бесполезными помещениями на Земле. Транспорт для скоростного перемещения не ждут, особенно сильные мира сего. Он для того и создан ими — чтобы перемещаться за тысячи километров мгновенно.
Лигостаев вновь нагибается, теперь чтобы зайти в небольшую каюту круглого боба. Шов после операции ещё болит. Он садится в одно из шести углепластиковых сидений — без разницы в какое, для каждого предусмотрен свой голоэкран для погружения. 3D картинка транслирует в реальном времени пейзаж за вакуумной трубой. Перемещение на скорости полторы тысячи километров в час захватывает. Особенно ускорение. Однако, когда луп закрывается и бесшумно падает в трубу, Лигостаев выключает симуляцию и закрывает глаза. Он и так наперёд знает, что произойдёт в будущем. Симуляции его не интересуют.
Через десять минут он телом чувствует, как боб тормозит. Это похоже на посадку самолёта, только бесшумно. Очередной подземный коридор, защищённый от авиаудара, с выходом на подземную площадку. По протоколу безопасности глава департамента сначала садятся в бронированное средство передвижения и только потом створки взлётной платформы расходятся в стороны, открывая небо. Корабль взмывает над Алтайским разломом. Позади остаётся часть пейзажа с сельскохозяйственным укладом — поля, поля, поля. Скука смертная. Впереди в складки собранная угрюмая алтайская плита с голубыми реками.
Корабли летят со всех сторон. Не такие, как у него, обычные гражданские версии. Лигостаев мог легко прочертить линии их движения — все они пересекались в одной точке. Резиденция разместилась в большом ущелье между двух огромных скал. С каждой стороны в них вколотили железные горизонтальные плиты — посадочные модули для кораблей и одновременно источники тени в полдень для оранжерей внизу. Большие стеклянные модули в духе конструктивизма выглядывали из горной породы на разной высоте.
Помощник встретил Лигостаева на центральной террасе. Едва он вдохнул весенний горный воздух новыми лёгкими и снова оказался под землёй в глубине резиденции.
— Майя Ивановна, — кивнул Лигостаев.
— Александр Афанасьевич!
Женщина выпорхнула к нему, едва касаясь ногами земли. В прямом смысле. Её настоящее живое тело покоилось в безопасной бронекапсуле, сознание в метаполе, а перед Лигостаевым порхала голограмма с полным соответствием пропорций и частичным приукрашиванием кожных поверхностей. В офлайне Майя оказалась ещё выше, ещё худее и ещё энергичней. На невидимых крыльях она подлетела к Лигостаеву, взяла его руку в свою и на секунду замерла. Морщинки собрались вокруг глаз, а затем её лицо превратилось в одну большую улыбку — не самые белые, но свои ровные зубы показались Лигостаеву очень приятными.