Читаем без скачивания Царевна Софья и Пётр. Драма Софии - Андрей Богданов

Несчастный князь Голицын слушал приговор, опустив голову, и отвечал только, что ему трудно оправдаться пред его царским величеством. Он удалился немедленно и был препровожден назначенным для этого полковником на место его ссылки. Один из государственных секретарей отправился в Москву, чтобы описать его дом и все сокровища.

Там оказалось очень много богатой мебели, 100 000 червонцев в сундуке, закрытом в погребе, взятых, как полагают, из имущества гетмана Ивана Самойловича, 400 пудов серебряной посуды, считая пуд по 40 фунтов, и разные серебряные монеты. Жена несчастного князя и невестка его сосланы были вместе с ним и его сыном, и всем четвертым было разрешено взять с собою только тридцать рублей[219].

Когда Голицын был выслан, боярин Леонтий Романович Неплюев, воевода севский, приведен был к ступеням и осужден на пожизненную ссылку в Пустозерск — город, лежащий гораздо севернее Каргополя, причем ему было заявлено, что так как он покушался лишить царя власти, то подвергается вечной немилости, имения же его конфискуются.

Венедикту Андреевичу Змиеву приказано, впредь до следующего повеления, жить в своих имениях. Косагов был лишен всех должностей и также осужден жить в своих поместьях. Дворецкий Толочанов назначен был на всю жизнь воеводой в Переяславль, — город неподалеку от Киева, на Днепре, а великий казначей (Ржевский) послан воеводой в Новобогородицк на реке Самаре.

На другой день Федьке отрубили голову на плахе. Ту же казнь потерпели и два стрельца, которые должны были быть исполнителями покушения. Полковник, которому предназначено было предводительствовать отрядом убийц, был высечен кнутом, после чего ему отрезали язык и сослали на всю жизнь в Сибирь, причем дали на пропитание по одному су в день. Остальным пятерым стрельцам также отрезаны были языки, и они сосланы были в Сибирь добывать соболей.

Когда окончились эти экзекуции, царь Пётр велел известить об этом царевну, приказывая ей оставить дворец и удалиться в монастырь, который она выстроила на расстоянии одной версты или пол итальянской мили от Москвы[220]. Она отказалась повиноваться приказу брата, ибо не могла решиться на пожизненное затворничество, из которого ей удалось вырваться вопреки обычаям страны, и предпочитала искать убежища в Польше[221]. Но когда уведомили об этом царя Петра, он послал приказание начальнику стрельцов препроводить царевну волею или неволею в монастырь, поставить кругом места ее заточения стражу и не допускать к ней никого, что и было исполнено.

Через два дня после этого царь Пётр возвратился в Москву и въехал в столицу верхом, причем ничего замечательного не было, кроме того, что восемнадцать тысяч вооруженных стрельцов находились при царе. Через четверть часа после этого прибыли в коляске супруга и мать царя, и все поехали прямо во дворец. Царь Иоанн встретил брата на дворцовом крыльце; они обнялись. Пётр просил Иоанна быть ему другом, и тот, который говорил за Иоанна, уверил Петра в его дружбе к нему. Затем цари удалились в свои покои, и с тех пор упоминали об Иоанне только в заголовках государственных актов.

Так кончилось правление царевны Софии, несколько лет бывшей повелительницей обширного государства Московского. Увлекаемая безмерным честолюбием, она хотела захватить в свои руки неограниченную власть, данную ей от имени братьев, и остаться навсегда независимой и самовластной, но кончила падением и заключением на всю жизнь в монастыре, с 800 монахинями, которых она нарочно вызвала из Киева, с намерением приобрести как можно больше приверженниц и в надежде, что они будут скорее блюсти интересы ее, нежели брата Петра, подданными которого они сделались только в 1666 году, когда палатинат и город Киев поляки уступили москвитянам. Но таковыми они оказались только по имени[222].

ПРИЧИНЫ СМЯТЕНИЙ

После подробного изложения московских событий необходимо объяснить, что смятения, как происшедшие уже в этом государстве, так и те, которые впредь могут произойти, есть следствие козней царевны Софии, ум и дарования которой нисколько не походят на ее наружный вид, ибо она очень безобразна, необыкновенно толста, с головой огромной, как подушка; на лице у нее волосы, на ногах наросты, и ей теперь, по крайней мере, сорок лет[223].

Но насколько стан её толст, короток и груб, настолько, напротив, тонок и проницателен ум; и хотя она никогда не читала и не изучала Макиавеля[224], но по природе знает его принципы и особенно то, что нет ничего, никакого преступления, которого нельзя было бы предпринять, раз дело идет о получении власти. Если бы она довольствовалась управлением государства и не пыталась бы избавиться от своего брата, то нет сомнения, что никто не возымел бы смелости образовать против нее партию в пользу брата Петра[225].

При конце жизни царя Феодора, предвидя, что он, при болезненном своем состоянии, недолго проживет, Софья, обладая вышеназванными качествами, решилась оставить свой монастырь, несмотря на строгий обычай, согласно которому все члены царского семейства женского пола обязаны проводить жизнь в монастыре в безбрачном состоянии[226].

Для этой цели она начала оказывать необыкновенную любовь и нежность к своему брату и сочувствие к его страданиям и начала скорбеть о своем несчастье, что она не может видеть столь нежно любимого брата и не может сама предложить ему всех тех услуг, какие можно оказать человеку, в здоровье которого мы заинтересованы. Во время приступов болезни Софья беспрестанно посылала спрашивать о нем, не пропуская ни одного случая, где бы она могла выразить свои чувства по отношению к нему и глубокую печаль о том, что она лишена возможности оказывать ему услуги, как любимому человеку[227].

Подготовив такими средствами умы к своим замыслам, она оставила монастырь под предлогом, что хочет ходить за своим больным братом и сделать все возможное, чтобы облегчить его муки; и она исполнила это, никого почти не допуская к нему, находясь беспрестанно при нем и давая ему сама все лекарства[228]. Умная принцесса предвидела, что чем больше она сделает для него, тем больше приобретет любви со стороны его и уважения со стороны всех других.

Она внушила, таким образом, благоприятное о себе мнение знатным, с которыми была крайне любезна и предупредительна[229], и расположила к себе народ своей ласковостью, стараясь, чтобы те и другие остались довольными её поведением и без неудовольствия смотрели бы на то, чего им до сих пор не приходилось видеть[230].

Казалось, что она могла удовольствоваться успехом своего выхода из монастыря, но так как она имела намерение более туда не возвращаться, то справедливо рассудила, что единственный способ избавиться от опасения быть когда-нибудь снова водворенной в монастырь был — стать полной повелительницей государства[231].

Такие замыслы не могли иметь успеха без поддержки большой партии. Она решилась образовать таковую и, взвесив достоинства окружавших её, не нашла более способного стать во главе этой партии, чем князя Голицына. Он был человек великих достоинств и происходил, бесспорно, от последнего литовского герцога из рода Ягеллонов[232]. Царедворцы были сперва очень довольны выбором его, думая, что он будет только по имени министр и что все они разделят власть с ним[233].

Голицын, обладая один большим умом, нежели все москвитяне вместе, без труда поддерживал в них такое мнение во все царствование Феодора. Неожиданная смерть последнего дала случай Хованскому, смелому, могущественному вельможе и непримиримому врагу Голицына, произвести возмущение и погубить всех знатных, которые могли противиться ему в намерениях его завладеть в свою пользу престолом, под предлогом мщения за смерть царя, будто бы отравленного, и наказания виновных. Но, будучи уже вполне уверенным в том, что престол достанется ему, Хованский, как видно в главе о 1682 годе, был, несмотря на то что ему некого было страшиться, наказан за свою дерзость и жестокости.

Смерть этого бунтовщика имела желанные для царевны последствия, ибо укрепила правление за нею.

В силу чего она отдала звание великого канцлера своему любимцу[234], который так сумел воспользоваться им, что нет примера, чтобы подданный управлял в этой стране с такой властью, как он[235]. Принцесса Софья, видя себя в состоянии предпринять все, что ей угодно, захотела, для успокоения своей совести, загладить свои скандальные отношения к своему любимцу таинством брачных уз[236].

Все затруднение состояло в том, чтобы отделаться от жены Голицына, на что этот князь не мог решиться, будучи от природы человеком благородным. К тому же он взял за ней большие богатства и имел от нее детей, которых он любил более, нежели детей, прижитых с царевной[237], которую он любил лишь как виновницу своего величия. Но благодаря женской изобретательности она так искусно повела дело, что убедила его уговорить жену сделаться монахиней. Вследствие этого, согласно религии москвитян, муж, выставив на вид силу своего темперамента, не дозволяющего ему оставаться вне брака, мог получить от патриарха разрешение снова жениться. Когда эта добрая женщина выразила свое согласие[238], царевна не сомневалась более в успехе своих замыслов.