Читаем без скачивания Все друзья делают это (СИ) - Ручей Наталья

Когда его обхватывают мужские пальцы, мне кажется, он распухает до невероятных размеров и опять увеличивается. А на его головке вновь появляется капелька, которую ужасно хочется слизать, забрать себе, запомнить, какая она на вкус. Потому что…

Мелькают странные и нехорошие мысли, которые пытаюсь отогнать, потому что они причиняют тупую боль. Перед глазами проносятся образы рыжих девушек, блондинок, брюнеток, которые уже прикасались к нему, и уже пробовали, и уже знают, каков Никита на языке.

И он позволял им.

Я позволяла им.

И никогда не задумывалась, даже представить не могла, что захочу узнать этот вкус сама.

Мой лучший друг.

Брат человека, которого я любила пять лет, и… люблю?..

Мы априори не могли быть с Никитой вместе в интимном плане. Но глядя на то, как движется его ладонь по стволу, меня не мутило, мне не хотелось сбежать или отвернуться.

Здесь другое.

Я хотела ему помочь. Хотела к нему прикоснуться, почувствовать и узнать…

И вдруг мелькнула иная мысль, перекрывшая воронку неприятных воспоминаний — а, может, и правильно, если так и сейчас…

Два дня назад эта мысль показалась бы мне абсурдной. День назад я бы паниковала, что мы потеряем дружбу, а я не готова! Но сегодня, убедившись, что после того, как он отымел меня пальцами, а я все еще не умираю от сожаления, и мы способны общаться, шутить, обижаться и все друг другу прощать, я допускала подобную мысль.

Обкатала ее в сознании. Примерила на себя и Никиту. Посмотрела ему в глаза. Увидела жажду, которая меня подтолкнула раскрыться, сказать.

И сказала, чуть слышно, но мужчина услышал…

— Хочу, чтобы ты помог удовлетворить мое любопытство… — Я нервно сглотнула, когда Никита понял о чем я, и немедленно оказался рядом. Подняв на него глаза, я выдохнула и добавила самое важное: — Только ты должен знать, что очень рискуешь, я ничего окончательно не решила, сильно боюсь все испортить, не хочу тебя потерять, и… И еще…

Уверена, для друга это признание не стало открытием, но выдавить его было трудней всего и просто необходимо:

— Твой член — первый, к которому я хочу прикоснуться.

Глава № 19

Я ожидала любой реакции, кроме той, что последовала.

Окинув меня внимательным взглядом, Никита сначала отодвинулся от меня, потом отошел, а потом поднял откинутое ранее полотенце и прикрыл им бедра, а заодно и все то, к чему я выявила интерес.

— Можешь открыть шкатулку, — предложил он взамен.

И так беспечно улыбнулся, словно и не было ничего — ни моих красных щек, ни признания, ни желания, которое все еще отражалось в его темных глазах.

— А еще я могу уйти, — предложила свой вариант и сделала шаг к двери, но плюнула на все и развернулась обратно к Никите.

Какого черта я буду перед ним притворяться? У нас нет с ним закрытых тем. Я знаю по именам даже тех, с кем он когда-то просто встречался. Он знает дни моих ежемесячных недомоганий. Да, сейчас между нами что-то меняется, но я думала, строится что-то новое, а не рушится старое. Разрушить я не смогу, и ему не позволю.

— Почему, если желание проявляешь ты, то я раскрываюсь? — взглянув на него, отметила, что он с силой сжал челюсти. — А если желание проявляю я, ты от меня закрываешься?

— Может, потому, что я сейчас в белом? — попытался он отшутиться и поправил полотенце на бедрах. — Люди в белом обычно ассоциируются с кем-то благородным и на лошади, разве нет?

Если бы я знала его чуть меньше, я бы просто вышла за эту дверь. Но я видела, что несмотря на его улыбку, глаза мужчины оставались серьезны, и ожидала ответа, а не простой отговорки.

— Иди сюда, — поманил он, усмехнулся, когда я не сдвинулась с места. — Просто так будет наглядней.

Ну раз так…

Когда я приблизилась, он взял меня за руку, завел в ванную и развернул лицом к большому зеркалу, занявшему добрую половину стены.

— Н-да, открытый нарциссизм впечатляет, — не удержалась от реплики я.

— Если хочешь, я передам Филиппу, — хмыкнул Никита. — Раньше это была его комната.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А потом?

— Тебе подсказать, в какую он переехал?

— Я не собираюсь идти туда и сравнивать зеркала! — возмутилась я подозрению. — Мне интересно, почему ты перебрался сюда?

— Ну… нарциссизм же еще бывает и скрытым.

Никита прижался ко мне со спины, и я услышала, как дрожит его грудь. Перевела взгляд на все еще запотевшее после горячего душа зеркало и улыбнулась, заметив, как он смеется.

— Посмотри, Аня, — мужчина убрал мои волосы назад, скрутил их в узел и зажал в одной руке, чуть приподняв мою голову вверх и заставляя прислониться к нему еще больше. — Посмотри внимательно. Видишь?

— Да, — легко согласилась я.

— Нет, не видишь. Посмотри внимательней, глубже.

Я снова посмотрела на отражение нашей пары.

И увидела через таявший пар на стекле…

Себя — немного испуганную, немного растерянную, с нескрываемым любопытством в глазах. И мужчину, который смотрел на мое отражение так властно и жадно, что даже странно — почему личина «лишь друг» треснула только сейчас. Мужчину, глаза которого медленно, с удовольствием и с каким-то внутренним правом, которое он ощущал, скользили по моей фигуре, едва ли не раздевая при этом. Мужчину, которому полотенце на бедрах казалось в эту минуту не более необходимым, чем мне. Мужчину, без которого я не могла, не хотела представлять своего завтра…

— Да, — сказал он и отстранился. — Теперь ты увидела.

Он все еще стоял позади меня. Казалось бы, ничего и не изменилось — он, я, наше отражение все еще вместе, и его взгляд все также на мне…

Но теперь в его глазах я отчетливо увидела то понимание, которое он заставил осознать и меня.

— Большая разница, правда? — на его губах привычно заиграла усмешка, но лицо осунулось, его словно заволокло невидимой тенью. — Вчера я показал тебе женщину, которая хочет мужчину. А сегодня — женщину, которая боится его потерять.

Упрямо покачав головой, медленно, так как он все еще сжимал мои волосы, развернулась в его объятиях, жалко простонала, когда он обнял меня так нежно, что просто до слез.

Его слова… Казалось бы, так логично…

И было бы проще, гораздо проще признать, что он прав, но… мы никогда не врали друг другу.

Вновь качнув головой, я прижалась к нему сильнее. А потом успокоилась под стук его сердца и смогла облечь в слова то, что думаю.

— Никита, я не знаю, что со мной происходит. Не понимаю своих реакций. Мне кажется, их вообще понять невозможно — они такие противоречивые, что я путаюсь и сама, и… — Мне понадобилась минута, чтобы набраться храбрости и продолжить.

— Я все еще не разобралась в своих чувствах к Филиппу. Вернее, я была уверена, что все ясно, и… Я была уверена в этом так долго…

Никита отпустил мои волосы, словно даря свободу, но его руки тут же сильнее обхватили меня, приподняли и усадили на что-то вполне комфортное. Ага, стиральная машинка — достаточно высоко, чтобы смотреть друг другу в глаза, без утайки.

— Эти два дня… — продолжила я со вздохом, выдавшим, как мне трудно, и говорить, и пытаться понять, и чувствовать это. — Все происходит очень быстро, раскручивается, как карусель, а я…

— А ты боишься скорости и высоты, — закончил он, когда я замолчала.

— А еще твоих сюрпризов и перемен, — добавила я.

И с удовольствием и облегчением наблюдала за тем, как он откинул голову и рассмеялся, взъерошив черные короткие волосы.

Кстати, странно, но несмотря на его восточные корни и то, что он темненький, на его груди волос совсем не было. Не было их и на плечах, и на спине, и на заднице, как часто встречается у мужчин. А там, где были, смотрелись очень даже уместно. И прическа эта ему идет, и на ногах с растительностью все тоже в порядке нормы, и черная дорожка, ведущая к полотенцу, аккуратная и манящая по ней прогуляться, и там, под белым-белым полотенцем тоже не было все черным-черно, а так… скажем так…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})