Читаем без скачивания Волчье Логово - Дэвид Геммел

— Почему?

— Она не говорит. Зато сказала, что постарается поднять бурю против вентрийского флота. Я сказал: не надо.

— Не надо?! — взревел Карнак, вскочив на ноги. — То есть как это не надо? Будь любезен, объяснись.

— Для этого нужно принести в жертву сто детей — так платят демонам за услуги.

Карнак выругался.

— Если мы проиграем войну, пострадает не сто, а десять тысяч детей.

— Хотите, чтобы я опять сходил к ней?

— Разумеется, нет! Проклятие, ну почему враг всегда оказывается в более выгодном положении? Бьюсь об заклад, вентрийский император не задумываясь пожертвовал бы сотней этого отродья.

— Можно совершить спешный поход в горы и захватить там сатулийских детей, — предложил Гален. — Пусть знают, как сговариваться с готирами против нас.

— Нет, — покачал головой Карнак, — это запятнает мою репутацию и настроит против меня народ. А скрыть такое невозможно. Нет, друзья мои, придется нам, как видно, положиться на храбрые сердца и острые мечи. Ну и об удаче забывать не надо. Но первым делом надо найти Бодалена.

— Быть может, он думает, что будет в большей безопасности, если скроется, — предположил Астен.

— Найдите его и убедите в обратном.

Нездешний присыпал пеплом огонь и прислонился к валуну, глядя на спящего надира. Белаш держался стойко, но по дороге несколько раз падал, и его рвало. Видя, что дело совсем худо, Нездешний сделал привал в укромной лощине.

— Видно, у тебя в черепе трещина, — сказал он, когда дрожащий надир растянулся у костра.

— Нет.

— Не каменный же он у тебя.

— Завтра мне станет лучше, — пообещал Белаш. В меркнущем свете дня его лицо было серым, и под раскосыми глазами залегли темные круги.

Нездешний приложил пальцы к его горлу. Пульс бился сильно, но неровно.

— Поспи, — сказал он, укрыв надира своим плащом.

Пламя жадно лизало сухие дрова, и Нездешний протянул к огню руки, наслаждаясь теплом. Собака лежала рядом, положив огромную голову на массивные лапы. Нездешний рассеянно погладил ее рваные уши. Пес издал тихое, рокочущее рычание.

— Тихо, ты, — улыбнулся Нездешний. — Ты сам знаешь, что тебе это нравится, ну и молчи.

"Убить бы тебя, и дело с концом”, — беззлобно подумал он, глядя на спящего надира. На самом деле он не жалел о том, что оставил Белашу жизнь. Было в надире что-то, задевавшее некие струны в его душе. Заметив краем глаза какую-то тень, Нездешний посмотрел налево и увидел у костра старуху под капюшоном, дряхлую и безобразную до крайности, с гнилыми зубами, распухшим, покрытым синими прожилками носом и желтыми слезящимися глазами.

— Как тихо ты ходишь, Хеула, — прошептал Нездешний.

— Ну уж нет. Суставы у меня хрустят на каждом шагу, как сухое дерево.

— Но я не слышал, как ты подошла.

— Это потому, что меня нет здесь, дитя. — Она сунула руку в огонь, и пламя охватило ставшую вдруг прозрачной плоть. — Я сижу у собственного камелька, в своей хибаре.

— Чего же ты хочешь от меня?

В ее глазах блеснул веселый огонек, и рот искривился в подобии улыбки.

— Так мое волшебство не поразило тебя? Экая досада. Знал бы ты, каких усилий мне стоило создать этот образ, — и что же? Ты не выкатываешь в изумлении глаза и не разеваешь рот, ты спрашиваешь, чего я хочу. Почему ты решил, будто я чего-то хочу, дитя? Быть может, мне просто захотелось побыть в чьем-то обществе.

— Вряд ли, — ответил он с кривой усмешкой. — Впрочем, я все равно тебе рад. Здорова ли ты?

— Когда человеку четыреста одиннадцать лет, нет нужды задавать такие вопросы. Я чувствую себя не слишком хорошо еще с тех пор, как дед старого короля был ребенком. Только мое упрямство не дает мне умереть. — Она посмотрела на спящего надира. — Ему снится, как он тебя убивает.

— Это его дело, — пожал плечами Нездешний.

— Странный ты малый, но собака любит тебя.

— Она станет мне лучшим другом, чем большинство людей, — хмыкнул он.

— Да. — Старуха помолчала, пристально глядя на воина. — Ты мне всегда нравился, мальчик, потому что не боялся меня. Мне жаль было услышать о смерти твоей милой.

— Жизнь идет, — отвернувшись, ответил он.

— Да, это так. Морак еще вернется. Он не трус, просто любит действовать наверняка. А Сента уже приближается к твоей хижине. Что будешь делать?

— А ты как думаешь?

— Будешь драться с ними, покуда тебя не убьют. Не слишком тонко придумано, верно?

— Я никогда не отличался тонкостью замыслов. — Чепуха. Дело скорее в том, что ты всегда был немного влюблен в смерть. Быть может, тебе полезно будет узнать, почему они охотятся за тобой?

— Это так важно?

— Узнаешь, когда выслушаешь меня! — рявкнула она.

— Хорошо, скажи.

— У Карнака есть сын, Бодален. Он связан с Черным Братством. Однажды он и его друзья, проезжая мимо деревни к югу от Дренана, увидели молодую женщину, собиравшую травы. Они были навеселе, и в них пробудилась похоть. Они набросились на молодую поселянку. Она стала бороться с ними и сломала одному челюсть, а потом пустилась бежать. Бодален погнался за ней. Оглянувшись на бегу, она оступилась и упала с обрыва, сломала себе шею и умерла. Тут подоспел ее муж. Он был безоружен, но молодчики убили его и бросили рядом с ней. Ты слушаешь?

— Слушаю, но не понимаю, как это может касаться меня.

— Их видели, когда они уезжали оттуда, и Бодалена привлекли к суду. Его приговорили к году изгнания, а Карнак выложил целое состояние, чтобы возместить ущерб отцу убитого.

У Нездешнего пересохло во рту.

— Как называется эта деревня?

— Змеиный Мост.

— Ты хочешь сказать, что они убили мою Криллу? — прошипел он.

— Да. Карнак узнал, что ты был ее опекуном. Он боится, что ты станешь искать Бодалена, — вот почему Гильдия охотится за тобой.

У Нездешнего помутилось в голове, и он уставился невидящими глазами во мрак. Воспоминания нахлынули на него. Крилла и Мириэль со смехом и визгом плещутся в ручье около хижины. Слезы Криллы, когда умер ее гусенок, ее счастье, когда Нуалин посватался к ней, веселая, с танцами, свадьба. Он опять увидел перед собой ее лицо, такое же, как у Мириэль, только щедрее на улыбку и такое милое, что влекло к себе все сердца. Огромным усилием воли Нездешний отогнал воспоминания и обратил холодный взор на колдунью.

— Зачем ты явилась сюда, Хеула? — ледяным тоном процедил он.

— Я уже сказала тебе: я всегда питала к тебе слабость.

— Может, это правда, а может, и нет. Я снова спрашиваю тебя, зачем ты явилась?

— Право же, ты восхищаешь меня, дитя мое. Тебя не обманешь, верно? — Ее глаза злорадно блеснули при свете костра. — Да, дело тут не в одном Бодалене.